Я начал объяснять, чувствуя азарт инженера, конструирующего сложную ловушку:

— Смотрите. Берем чертеж пьезоэлектрического замка. Оставляем внешний вид без изменений. Но меняем угол удара молоточка по кристаллу всего на два градуса. И меняем марку стали для пружины на чуть более жесткую. А еще кристалл якобы на самом деле стекло.

— И что это даст? — Иван Дмитриевич подался вперед, и в его глазах появился хищный блеск понимания.

— На бумаге все будет выглядеть идеально. Любой шпион, даже с техническим образованием, купится. Они передадут чертежи в Париж или Вену. Там потратят месяцы, огромные деньги на изготовление опытных образцов, на переоснащение станков. А когда соберут ружье… Стекло будет рассыпаться в пыль после первого же применения. Искры вообще не будет как таковой.

Глаза Ивана Дмитриевича загорелись:

— Саботаж… Руками самих врагов.

— Именно, — подтвердил я, донося до него глубину замысла. — То же самое с лампами. Мы изменим формулу сплава для нити накаливания или форму колбы. Пусть они строят заводы, пусть вкладывают миллионы. А на выходе получат пшик. Мы выиграем самое главное — время. Пока они будут разбираться, почему их копии не работают, мы уйдем вперед еще на пять шагов.

Иван Дмитриевич откинулся на спинку кресла, и впервые за вечер на его лице появилась тень улыбки:

— Это дьявольски хитро, Егор Андреевич. Это… изящно. Превратить их жадность в их же поражение.

— Но для этого нам нужна строжайшая дисциплина, — я вернул его к реальности. — Настоящие чертежи должны храниться в сейфе, доступ к которому имеют единицы. Мастера должны работать только с копиями отдельных узлов, не видя всей картины целиком. Так как мы и планировали ранее, как делаем сейчас. Принцип разделения знаний. Токарь точит деталь, но не знает, куда она пойдет. Сборщик собирает узел, но не видит чертежа всего механизма.

Иван Дмитриевич встал и прошелся по комнате, явно обдумывая план.

— Мы начинаем большую игру, Егор Андреевич. Игру умов. И ставки в ней выше, чем просто деньги. Это вопрос выживания Российской империи в надвигающейся буре.

Когда он ушел, я долго стоял у окна, глядя в темноту тульской ночи. Где-то там, в тенях, рыскали чужие агенты, вынюхивая, высматривая. Раньше это пугало меня. Теперь — злило. Это был мой мир, мои идеи, моя семья. И я не собирался отдавать их никому.

Следующие дни прошли в напряжённой работе. Я уединился в кабинете с Николаем Фёдоровым и Александром Зайцевым. Объяснил им ситуацию, не вдаваясь в подробности работы тайной канцелярии, но дав понять серьёзность угрозы.

— Нам нужно создать несколько комплектов фальшивых технических документов, — сказал я, раскладывая на столе чистые листы бумаги и настоящие чертежи, которые достал из ящика стола. — Они должны выглядеть абсолютно подлинными, но содержать критические ошибки, которые сделают технологию неработающей или опасной.

Николай нахмурился:

— Это для того, чтобы ввести в заблуждение шпионов?

— Именно, — подтвердил я. — Если они украдут эти документы, попытаются воспроизвести технологию — потерпят неудачу. А мы возможно получим информацию о канале утечки и выиграем время.

Александр Зайцев, студент, который работал над телеграфом, оживился:

— Это как военная хитрость! Дезинформация врага!

— Совершенно верно, — кивнул я. — Но работа должна быть тонкой. Ошибки нельзя делать очевидными. Они должны быть спрятаны в расчётах, в деталях конструкции, в технологических тонкостях. Если будет слишком очевидно, что это дезинформация, они просто откажутся от неё и продолжат охоту за настоящими секретами.

Мы начали с пьезоэлектрических замков. Я взял настоящий чертёж и начал его модифицировать. Изменил угол удара молоточка по кристаллу — всего на несколько градусов, но этого было достаточно, чтобы сила удара оказалась недостаточной для надёжной генерации искры. Внешне всё выглядело правильно, но на практике замок давал бы осечки в тридцати-сорока процентах случаев.

— Почему бы не сделать полностью нерабочий вариант? — спросил Николай, наблюдая за моей работой.

— Потому что это вызовет подозрения, — объяснил я, аккуратно стирая линию и перечерчивая её под новым углом. — Если замок вообще не работает, французские инженеры сразу поймут, что их обманули, и продолжат охоту за настоящими чертежами. Но если замок вроде бы работает, но ненадёжен — они будут думать, что проблема в качестве их изготовления, в материалах, в квалификации мастеров. Потратят месяцы, пытаясь улучшить конструкцию, которая изначально порочна.

Александр восхищённо покачал головой:

— Жестоко, но эффективно.

Помимо этого, я детально описал сам «кристалл» — как нужно выплавлять стекло, какие формы для него делать — сделал все так, чтоб процесс изготовления казался максимально правдоподобным. Даже указал тонкости по охлаждению готовых экземпляров.

Следующим я взялся за механические лампы. Здесь можно было исказить параметры пружины или расчёт частоты ударов по кристаллу. Я выбрал второй вариант — изменил параметры редуктора, который управлял частотой ударов. На бумаге всё выглядело правильно, но в реальности лампа, даже если б они дошли до того, что в качестве кристалла нужно использовать кварц, работала бы в неоптимальном режиме и быстро ломалась.

— А как насчёт паровых машин? — спросил Николай, изучая список технологий.

— Паровые машины — самые опасные для фальсификации, — признался я, задумываясь. — Ошибка в расчёте давления может привести к взрыву котла. С одной стороны, это устранит вражеских инженеров. С другой — может вызвать подозрения.

— Делайте два варианта, — предложил Александр, демонстрируя неожиданную проницательность. — Один относительно безопасный, просто неэффективный. Другой — с риском взрыва. Разместите их в разных местах. Пусть противник гадает, какой из них настоящий.

Я посмотрел на него с уважением:

— Хорошая мысль, Александр. Именно так и сделаем.

Мы работали три дня почти без отдыха. Я чертил, Николай проверял достоверность оформления документов — нужные печати, подписи, правильные формулировки, Александр делал аккуратные копии с нужными «случайными» ошибками и помарками, которые придавали чертежам вид рабочих документов, а не парадных копий. Каждая мелочь имела значение — от качества бумаги до оттенка чернил.

В итоге у нас получилось пять комплектов фальшивых чертежей:

1. Пьезоэлектрический замок с неправильным углом удара — ненадёжный, но не очевидно бракованный и инструкцией по изготовлению кристалла из стекла.

2. Механическая лампа с ошибочным редуктором — быстро изнашивающаяся.

3. Паровая машина с заниженными параметрами котла — неэффективная, маломощная.

4. Паровая машина с завышенным давлением — опасная, с риском взрыва.

5. Электрический телеграф с неправильным расчётом обмотки электромагнита — слабый сигнал, передача с перебоями.

Каждый комплект я пометил по-своему, используя незаметные маркеры. В одном сделал специфическую орфографическую ошибку в заголовке — «пъезоэлектрический» вместо «пьезоэлектрический». В другом использовал особый сорт бумаги — она была чуть желтее обычной. В третьем поставил дату на два дня позже реальной. В четвёртом сделал незаметную царапину на полях определённой формы. В пятом добавил микроскопическую метку чернилами — крошечную точку в углу листа, видимую только под лупой.

— Отлично, — сказал я, раскладывая готовые комплекты на столе и ощущая удовлетворение от хорошо выполненной работы. — Теперь передам это Ивану Дмитриевичу. Он решит, где их разместить.

Николай собрал оригинальные, настоящие чертежи, аккуратно сложил в папку:

— А эти куда?

— Эти мне, — коротко ответил я. — И больше никому не показывать без моего личного разрешения. С этого момента доступ к настоящим чертежам — только по моему прямому указанию и под роспись в специальном журнале.