— А сроки строительства завода? — спросил второй полковник.
— Полгода, — ответил я. — При наличии финансирования и государственной поддержки.
Генерал Давыдов посмотрел на Ивана Дмитриевича:
— Что скажете?
Иван Дмитриевич встал:
— Господа, я считаю, что это стратегически важный проект. Продовольственное снабжение — одна из ключевых проблем любой военной кампании. Консервы эффективно решают эту проблему. Предлагаю военному министерству профинансировать строительство завода и дать Егору Андреевичу Воронцову первый крупный заказ на поставку консервов для армии.
Полковники переглянулись, потом один из них кивнул:
— Мы доложим в Петербург. Думаю, министр одобрит. Такие инновации нам сейчас очень нужны.
Генерал Давыдов поднялся, протянул мне руку:
— Егор Андреевич, вы нас снова удивляете. Вы делаете для России больше, чем иные генералы за всю карьеру.
Я пожал его руку:
— Я просто использую знания, господин генерал. Знания — это сила, которая может изменить мир.
Встреча закончилась поздно вечером. Я вернулся домой усталый, но довольный. Военные поняли ценность консервов. Теперь дело за финансированием и строительством.
Маша встретила меня у двери:
— Ну как? Одобрили?
— Одобрили, — улыбнулся я, обнимая ее. — Будем строить завод. Уваровка снова послужит России.
Она прижалась ко мне:
— Ты устал. Иди отдыхай.
Я поднялся в спальню, поцеловал сонного Сашку, лег, но долго не мог уснуть. В голове крутились планы. Завод. Производство. Поставки армии. Консервы в походных сумках солдат, идущих сражаться с Наполеоном.
* * *
Иван Дмитриевич не пришел, а ворвался в мой кабинет поздним вечером, нарушая привычный размеренный ритм. Обычно сдержанный, застегнутый на все пуговицы, сегодня он выглядел встревоженным — мундир сидел безупречно, но в глазах, привыкших скрывать мысли, читалось напряжение человека, который держит на плечах слишком тяжелый груз.
Захар, молчаливой тенью возникший в дверях, лишь вопросительно пожал плечами, а я жестом показал, что все в порядке. Дверь закрылась, отрезая нас от остального дома.
— Дурные новости? — спросил я, отодвигая стопку отчетов по строительству консервного завода.
Иван Дмитриевич прошел к окну, резко дернул штору, проверяя, плотно ли она закрыта, и только потом повернулся ко мне.
— Не просто дурные, Егор Андреевич. Тревожные. Мы недооценили масштаб. То, что случилось с вами — похищение, «француз» — это была лишь разведка боем. Проба пера.
Он бросил на стол папку. Она была тонкой, но вид у нее был такой, словно внутри лежал смертный приговор.
— Мои люди перехватили курьера под Калугой. Шел в сторону австрийской границы, но шифр французский. И это не единственная ниточка. За последние две недели мы зафиксировали резкий всплеск активности вокруг Тулы. Иностранцы, Егор Андреевич. Слишком много иностранцев, которые внезапно воспылали любовью к тульским пряникам и самоварам.
— Кто конкретно? — я подобрался, чувствуя, как холодок пробегает по спине, напоминая о ледяной воде и плене.
— Франция и Австрия, — отчеканил Иван Дмитриевич. — Они действуют скоординировано, что само по себе редкость. Обычно грызутся, как пауки в банке, а тут… Видимо, страх перед вашими изобретениями объединил даже старых соперников.
Он сел напротив, сцепив пальцы в замок.
— Они ищут подходы к заводу, лечебнице и к Академии. Пытаются нащупать слабые места в охране. Подкупают трактирщиков, где обедают ваши мастера. Подсылают девок к молодым студентам. Интересуются всем: чертежами новых штуцеров, составом смеси для пьезоэлементов, устройством механических ламп. Им нужны не просто образцы, им нужны технологии. Процессы.
Я открыл папку, начал просматривать донесения. Даты, имена, описания инцидентов. Чем дальше я читал, тем холоднее становилось внутри.
«12 января. Задержан мужчина, пытавшийся проникнуть на территорию завода через задний забор. При досмотре обнаружены инструменты для взлома замков и пустые листы бумаги. При допросе признался, что работает на французскую разведку. Получил задание выкрасть чертежи новых замков для ружей. Казнён.»
Следующее донесение. «18 января. Арестован писарь городской управы Пётр Семёнович Кривцов. При обыске найдены копии документов о поставках на завод. Признался, что передавал информацию неизвестному лицу за деньги. Сослан в Сибирь, семья под наблюдением.»
Ещё одно. «25 января. Пресечена попытка подкупа охранника академии. Неизвестный предложил крупную сумму за доступ в мастерские студентов. Охранник доложил начальству. При попытке задержания неизвестный оказал сопротивление, был ранен. Умер, не приходя в сознание. По акценту и внешности — предположительно австриец.»
Я закрыл папку, потёр лицо ладонями. Это уже не отдельные попытки — это координированная кампания.
— Значит, они поняли, что украсть меня — задача сложная, и решили украсть мои знания по частям? — спросил я, чувствуя, как в груди нарастает злость.
— Именно, — кивнул Иван Дмитриевич. — И действуют они нагло. Вчера на проходной завода задержали человека, который пытался пронести эскизы станков в подкладке сапога. Оказался мелким воришкой, нанятым «добрым господином» за пять рублей. Господина, конечно, и след простыл. Но это мелочи. Меня беспокоит другое. Они пытаются внедрить своих людей внутрь.
Я встал и прошёлся по кабинету. Крепость, которую мы строили, оказалась под осадой. Невидимой, тихой, но оттого не менее опасной.
— Обычной охраны уже мало, — произнес я, глядя на пламя в камине. — Мы можем поставить по гвардейцу у каждого станка, но если предатель будет среди мастеров…
— Вот именно, — подхватил Иван Дмитриевич. — Мы не можем проверять каждого рабочего до исподнего на выходе. Нам нужно менять тактику.
Я обернулся к нему. В голове, привыкшей решать инженерные задачи, начала выстраиваться схема. Шпионаж — это та же механика, только вместо шестеренок — люди и информация. Если нельзя остановить поток, нужно его перенаправить.
— Иван Дмитриевич, — медленно начал я, возвращаясь к столу. — Вы когда-нибудь слышали о принципе «ложной цели» в фортификации?
Он прищурился:
— Продолжайте.
— Мы пытаемся построить стену, через которую никто не перелезет. Но они все равно будут лезть. Будут рыть подкопы, искать щели. А что, если мы сами откроем им дверь? Только дверь эта будет вести не в сокровищницу, а в яму с кольями.
Я взял чистый лист бумаги и начал быстро чертить схему, выстраивая систему защиты как инженерную конструкцию.
— Нам нужна система внутренней безопасности. Жесткая. Но не только снаружи, а внутри. Первое: сеть информаторов. На каждом участке, в каждом цеху, в каждой учебной группе Академии должны быть ваши люди. Не жандармы в мундирах, а свои. Рабочие, студенты. Те, кто будет слушать разговоры в курилках и за кружкой пива.
— Это уже делается, — кивнул Иван Дмитриевич. — Но процесс небыстрый. Вербовка требует времени.
— Ускорьте, — жестко сказал я. — Платите двойную цену. Обещайте льготы, защиту. Мне нужно знать, если кто-то из мастеров вдруг начнет тратить больше, чем зарабатывает. Или если студент начнет задавать вопросы не по теме лекции. Мне нужно знать о каждом подозрительном разговоре, о каждом новом знакомстве с приезжими купцами или «торговцами».
— Принято, — он сделал пометку в блокноте. — Что второе?
— Второе — это игра на опережение, — я постучал пальцем по столу, чувствуя, как идея кристаллизуется в четкий план. — Вы сказали, они охотятся за чертежами?
— Да. Особенно за замком штуцера и устройством вакуумного насоса и составом газа для ламп.
Я усмехнулся. Злая это была усмешка.
— Так давайте дадим им эти чертежи.
Брови Ивана Дмитриевича поползли вверх:
— Егор Андреевич, вы в своем уме?
— В полном, — я призадумался на секунду. — Мы создадим фальшивки. Качественные, детальные, красивые фальшивки. Чертежи, которые выглядят как настоящие. С печатями, с подписями, с пометками «Секретно».