***

Когда я схватилась за второй стержень, я поняла, что переоценила свои силы.

Мои руки были сожжены. Боль была такой, что темнело в глазах. Каждый нерв кричал, умоляя остановиться.

Но «Алая Королева» умирала. Я видела, как чернеет главный ствол. Как опадают цветы, превращаясь в пепел.

— Нет... — шептала я, сжимая зубы так, что они скрипели. — Не отдам.

Я потянула стержень.

Магический огонь взревел. Он больше не играл. Он атаковал. Огненная волна поднялась стеной, собираясь обрушиться на меня и погрести под собой.

Я зажмурилась, прижимаясь к земле.

И тут мир замер.

Грохот огня исчез. Жар сменился абсолютным, космическим холодом.

Я открыла глаза.

Надо мной, закрывая небо, стояла фигура.

Рэйвен.

Он стоял по пояс в снегу, босой, с обнаженным торсом. Его черные волосы развевались на ветру, который вдруг стал ледяным ураганом. В его руке не было меча. Его оружием был он сам.

Вокруг него бушевала вьюга. Но это был не снег. Это были кристаллы магии льда.

Он поднял обе руки, направляя их на горящий сад.

— NIFLHEIM! — его голос прозвучал как удар гонга, от которого задрожали зубы.

Это было заклинание высшего порядка. Абсолютный Ноль.

Белая, плотная волна ударила из его ладоней. Она накрыла сад, но не заморозила его. Она вытеснила воздух. Она вытеснила саму возможность горения.

Зеленый огонь Мариссы зашипел, забился в агонии и... исчез. Просто схлопнулся, оставив после себя клубы вонючего пара.

Стержни — якоря заклинания — лопнули один за другим, не выдержав перепада температур. Осколки металла разлетелись в стороны.

Тишина.

Только свист ветра и тяжелое дыхание Рэйвена.

Он опустил руки. Пар, поднимавшийся от его разгоряченного тела, мгновенно замерзал.

Он повернулся ко мне.

Я сидела в грязи, прижимая к груди сожженные руки. Халат был прожжен в нескольких местах, лицо в саже. Я тряслась — теперь, когда адреналин схлынул, боль и холод навалились разом.

В один прыжок он оказался рядом. Упал на колени прямо в грязь, не заботясь о брюках.

— Алиса... — его голос дрожал. В нем было столько ужаса, сколько я не слышала никогда.

Он протянул руки, но боялся коснуться меня.

— Руки... покажи руки...

Я разжала ладони.

Зрелище было не для слабонервных. Кожа пузырилась, местами была содрана до мяса.

Рэйвен зашипел сквозь зубы, словно это его обожгли.

— Дура... — выдохнул он. — Какая же ты идиотка... Зачем? Зачем ты полезла голыми руками в боевое заклинание?

— Оно живое, — прошептала я. Зубы выбивали дробь. — Оно... плакало.

Он поднял на меня глаза. Они были черными, бездонными. В них плескалась ярость, боль и... восхищение.

— Ты сумасшедшая, — сказал он. — Ты самая безумная женщина, которую я встречал.

Он осторожно, невероятно бережно подхватил меня на руки. Я вскрикнула, когда ткань халата коснулась ожога на плече.

— Тише, тише... — он прижал меня к своей широкой, горячей груди. Его кожа пахла озоном, морозом и мужским потом. — Все. Все закончилось.

Он встал, держа меня как пушинку.

«Алая Королева» стояла черная, обожженная, но живая. Я чувствовала её слабое, но ровное биение внутри. Она выжила. Мы выжили.

Рэйвен развернулся к дому.

На крыльце стояла Марисса.

Она выглядела жалко. Растрепанная, прижимающая руку к ушибленному боку. Но в её глазах все еще горел фанатичный огонь.

— Рэйвен! — крикнула она. — Что ты наделал? Ты остановил Очищение! Хаос теперь внутри! Мы должны...

Рэйвен остановился.

Он медленно повернул голову к ней.

Я почувствовала, как его грудная клетка завибрировала от низкого рыка. Воздух вокруг нас начал сгущаться. Снежинки застыли в полете, превращаясь в ледяные иглы, направленные на Мариссу.

— Еще слово, — произнес он. Тихо. Спокойно. Страшно. — Еще одно слово про Хаос, Марисса, и я забуду, что ты женщина. Я забуду, что ты лечила меня. Я просто заморожу воду в твоих клетках. Ты рассыплешься ледяной крошкой, и ветер разнесет тебя по Пустоши.

Марисса побледнела так, что стала похожа на мертвеца. Она попятилась, споткнулась о порог и чуть не упала.

— Вон, — сказал Рэйвен. — Убирайся во флигель. Запрись там и молись, чтобы моя жена поправилась. Потому что если на ней останется хоть шрам... я приду за тобой.

Он отвернулся от неё и шагнул в дом, выбив дверь ногой (замок все еще держал, но против ярости Дракона магия замков бессильна).

— Казимир! — рявкнул он на весь дом. — Аптечку! Мази! Бинты! Живо!

Домовой, рыдающий от счастья и страха, выкатился из-под лестницы, таща коробку с лекарствами.

Рэйвен внес меня в гостиную. Уложил на диван — тот самый, на котором умирал сам прошлой ночью.

— Сейчас, — бормотал он, его руки, обычно такие твердые, мелко дрожали, когда он разрывал упаковки с бинтами. — Сейчас обезболим. Потерпи, маленькая. Потерпи.

Я смотрела на него снизу вверх.

На его лице были сажа и пот. В волосах запутался пепел. На груди — грязные пятна от моих рук.

Но он никогда не казался мне таким красивым.

Он выбрал.

Между привычной, удобной, "правильной" Мариссой и «неправильной», опасной мной. И он выбрал меня.

Он выбрал Сад.

— Ш-ш-ш... — выдохнул Рэйвен, нанося густую, пахнущую мятой и живицей мазь на мои обожженные ладони. — Терпи. Сейчас станет легче.

Боль вспыхнула белой звездой, но тут же угасла, накрытая волной холодка. Мазь была магической, армейской. Она не просто обезболивала, она заставляла ткани регенерировать на глазах.

Я смотрела на его склоненную голову. На то, как он закусил губу, сосредоточенно бинтуя мою руку. Он делал это профессионально, быстро, но с такой нежностью, словно боялся сломать меня одним неловким движением.

— Ты спас его, — прошептала я. Голос был сиплым от дыма.

Рэйвен замер на секунду, не поднимая головы.

— Я спасал тебя, — глухо ответил он, завязывая узел на бинте. — Если бы это дерево сгорело, ты бы бросилась в самый центр огня. Я знаю тебя всего несколько дней, Алиса, но я уже понял: у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, когда дело касается того, что ты любишь.

Он поднял на меня взгляд. В глубине его глаз все еще тлели угли пережитого страха.

— Ты могла погибнуть. Магия Хаоса — это не шутки. Она разъедает ауру.

— Это не Хаос, Рэйвен, — я устало откинула голову на подушку дивана. — Это Жизнь. Просто Марисса... она не умеет отличать одно от другого. Для неё все, что она не может контролировать — это враг.

При упоминании имени Мариссы его лицо окаменело.

— Я разберусь с ней, — в его голосе прозвучал лязг затвора. — Утром. Когда буря стихнет. Она ответит за каждый волдырь на твоей коже.

Он закончил с руками и перешел к плечу. Халат прилип к ожогу. Рэйвен достал маленький нож и аккуратно, хирургически точно разрезал ткань, обнажая воспаленную кожу.

Я зашипела от боли.

— Прости, — он подул на рану. Его дыхание было прохладным. — Сейчас... Казимир, дай «Слезу Ундины».

Домовой, притихший и бледный (если мохнатый комок может побледнеть), протянул синий флакончик.

Рэйвен капнул прозрачную жидкость на ожог. Боль исчезла мгновенно, сменившись приятным онемением.

— Вот так, — он выпрямился, оглядывая свою работу. — Жить будешь. Шрамов не останется, мазь хорошая. Но руками ближайшие два дня ничего не делать. Даже ложку держать запрещаю.

— А как же я буду есть? — слабо улыбнулась я.

— Я буду тебя кормить, — серьезно ответил он. — Или Казимир. Или весь гарнизон по очереди. Но ты пальцем не пошевелишь.

Он встал, оглядываясь. Только сейчас он, кажется, осознал, в каком виде находится. Босой, в грязных брюках, с голым торсом, перепачканным сажей и пеплом. В прохладной гостиной должно было быть холодно, но от него все еще шел жар, как от печи.

За окном выл ветер. Стекла дрожали под напором стихии.

— Буря усиливается, — заметил он, подходя к окну. — Это магический резонанс. Мой лед и твой... огонь. Мы возмутили атмосферу.