Весна на Северном Пределе наступала не по календарю, а по моему приказу.

Я стояла у высокого стрельчатого окна в своей восстановленной спальне, касаясь ладонью прохладного стекла. Месяц назад, когда я впервые вошла в этот дом, за окном выла вьюга, грозясь похоронить нас под тоннами льда. Пейзаж был черно-белым, мертвым, графичным, как набросок углем на грязной бумаге.

Теперь мир за окном напоминал акварель, написанную влюбленным художником.

«Черный Утес» перестал оправдывать свое название. Грозные скалы, окружающие замок, утопали в пене. Белой, розовой, кремовой. Сады, которые мы с Рэйвеном и сотней добровольцев (спасибо женам гарнизона и крестьянам, потянувшимся к нам со всей округи) высаживали последние недели, принялись с пугающей скоростью.

Магия Хрустальной Вишни, пульсирующая в центре двора, работала как гигантский усилитель роста. Она пропитала землю на лиги вокруг. Снег все еще лежал в низинах и на вершинах гор, но он больше не морозил. Он искрился, как сахарная пудра на пирожном, укрывая корни и давая влагу.

— Ваша Светлость, — голос Марты вырвал меня из созерцания. — Пора. Солнце в зените. Жених уже извел весь гарнизон, проверяя, ровно ли стоят пуговицы на мундирах.

Я обернулась.

Марта, одетая в праздничное темно-синее платье, сияла, как начищенный самовар. В её руках была шкатулка.

— Я готова, — улыбнулась я.

В комнате не было толпы суетливых служанок, которые обычно душат невест в корсетах и пудре. Я отказалась от этого цирка. Сегодняшний день принадлежал мне, и я собиралась создать себя сама.

На манекене висел отрез редчайшего жемчужного шелка — подарок мастера Гролла, который теперь стал официальным поставщиком двора дель Торов. Ткань струилась, как вода.

Я подошла к ней. Мне не нужны были иголки и нитки. Я — Хранительница. Моя магия — это плетение жизни.

Я положила руки на шелк. Закрыла глаза и позвала Сад.

«Помоги мне. Сделай меня красивой для него».

Я почувствовала отклик. Теплый, вибрирующий поток энергии вошел в кончики пальцев. Шелк под моими руками ожил. Нити начали двигаться, переплетаться, меняя структуру. Ткань потекла по моему телу, облегая его второй кожей, но не стягивая, а поддерживая.

Но простого платья было мало.

Я протянула руку к вазе, где стояли свежие ветви вишни.

— Идите ко мне.

Цветы отделились от веток и поплыли по воздуху, вплетаясь в ткань платья. Они не вяли. Моя магия запечатала в них момент пикового цветения. Сотни мелких, нежных бутонов образовали живое кружево на лифе, спускались каскадом по юбке, переходя в длинный, благоухающий шлейф.

Это было платье не из ткани. Это было платье из весны.

— Ох, матушка... — выдохнула Марта, прижимая руки к груди. — Красота-то какая... Вы как фея из сказок старых.

— Не фея, Марта. Просто женщина, которая очень хочет замуж, — я подмигнула ей.

Дверь приоткрылась, и в комнату вкатился, нет, торжественно вошел Казимир.

Я едва сдержала смех, смешанный с умилением.

Домовой был великолепен. На нем был крошечный, сшитый на заказ черный фрак, белоснежная манишка и галстук-бабочка. Его шерсть была расчесана и уложена волосок к волоску, а на ногах красовались лакированные башмачки.

В лапах он держал бархатную подушечку.

На ней лежала диадема.

Это была не та тяжелая, давящая корона Герцогинь прошлого, от которой у меня болела шея при примерке. Рэйвен переделал её. Он сам, своими руками и магией льда, перековал старое золото и камни.

Теперь это был венец из тончайших ледяных кристаллов, переплетенных с серебряными нитями. Он выглядел хрупким, как иней, но я знала, что он прочнее стали.

— Хозяин просил передать, — проскрипел Казимир, стараясь говорить важно, но голос его дрожал от волнения. — Что лед должен венчать жизнь.

Я наклонила голову. Казимир (пришлось ему встать на табурет) водрузил диадему мне на прическу.

Холод кристаллов коснулся лба, но тут же нагрелся от моей кожи.

Я посмотрела в зеркало.

На меня смотрела не та уставшая, испуганная попаданка с обветренными руками, что приехала сюда месяц назад. И не бизнес-леди, торгующая пастилой.

На меня смотрела Королева Севера. Сильная. Счастливая. И очень, очень живая.

— Пора, — сказала я.

***

Лестница. Та самая лестница, по которой я спускалась в ночь своей ссылки, в старом кардигане, сжимая в кармане три косточки. Тогда было темно, холодно и тихо.

Сегодня лестница была залита светом. Перила были увиты гирляндами из живых цветов.

А внизу...

Весь холл был заполнен людьми.

Здесь не было надменных столичных лордов, которые оценивали бы стоимость моего приданого. Здесь были мои люди.

Солдаты гарнизона в парадных мундирах, выбритые до синевы, стояли вдоль стен почетным караулом. Жены офицеров, нарядные, с платочками в руках, шмыгали носами. Крестьяне, пришедшие из деревень с корзинами подарков. Мастер Гролл, занимающий собой полкомнаты, в новом парчовом кафтане.

Когда я сделала первый шаг, гарнизонный оркестр (Брам нашел где-то скрипку и флейту, а ударные импровизировали) заиграл. Это был не помпезный имперский марш. Это была светлая, легкая мелодия, похожая на шум ветра в листве.

Все головы повернулись ко мне.

Я видела их глаза. В них было обожание.

Для них я была не просто женой их командира. Я была той, кто дал им тепло. Кто вылечил их детей. Кто сражался с ними плечом к плечу на стене.

Я спускалась, и каждый мой шаг сопровождался тихим шелестом платья и звоном хрустальной диадемы.

У подножия лестницы меня ждал лейтенант Даррен. Он был в парадном, с золотыми аксельбантами.

— Позвольте, Ваша Светлость, — он предложил мне руку. — Герцог ждет у Алтаря. Для меня честь сопровождать вас.

— Спасибо, Даррен, — я оперлась на его предплечье. — Только не дай мне упасть. У меня дрожат колени.

— Не дам, — серьезно ответил он. — Весь гарнизон не даст.

Мы вышли из дверей замка.

Двор преобразился. Следы битвы исчезли бесследно. Брусчатка была вымыта. Вокруг центральной клумбы стояли скамьи, украшенные лентами.

Но центром всего было Дерево.

Хрустальная Вишня возвышалась над нами, сияя в лучах полуденного солнца. Её прозрачные, серебристые ветви создавали естественный купол над местом церемонии. Она звенела. Тихий, мелодичный перезвон, который успокаивал сердце.

Под сенью этого живого храма стоял Рэйвен.

У меня перехватило дыхание.

Я привыкла видеть его в черном. В броне, в походном плаще, в мрачных камзолах.

Сегодня он был в белом.

Белоснежный мундир военного кроя, расшитый серебром. Высокий воротник подчеркивал резкие черты лица. На плечах — легкий плащ, который развевался на ветру, как крылья.

Он выглядел не как Дракон Бездны. Он выглядел как Дракон Света.

Когда наши взгляды встретились, он перестал дышать. Я видела это. Его грудь замерла.

В его глазах, синих, как небо над нами, плескалось такое чувство, что меня качнуло. Это было больше, чем любовь. Это была гравитация. Я была его центром тяжести, его солнцем, его смыслом.

Он сделал шаг навстречу, нарушая весь протокол. Он не мог ждать, пока я дойду.

Даррен передал мою руку Рэйвену.

— Береги её, командир, — тихо сказал лейтенант. — Иначе вам придется иметь дело с сотней очень злых мужчин с лопатами.

— Клянусь, — ответил Рэйвен, не отрывая от меня взгляда.

Он сжал мои пальцы. Его ладонь была теплой и сухой.

— Ты... — он запнулся, словно забыл все слова имперского языка. — Ты невероятная.

— Ты тоже ничего, — шепнула я, чувствуя, как улыбка сама собой растягивает губы. — Белый тебе к лицу.

Мы встали перед Деревом.

Здесь не было жреца. Нам не нужны были посредники. В этом мире Истинные заключали союз перед лицом Магии.

Рэйвен повернулся ко мне. Он достал из кармана маленький, острый стилет из лунного серебра.