Увидев меня, они начали кричать.

— Слава! Слава Герцогу! Слава Хозяйке!

Они поднимали мечи и фляги с тем самым эликсиром, который она варила для них своими обожженными руками. Они праздновали победу. Они думали, что все закончилось.

Я шел сквозь этот праздник смерти, не видя лиц.

Я нес на руках самое дорогое, что у меня было, и это «дорогое» остывало с каждой секундой.

Первым меня заметил лейтенант Даррен. Он стоял у разрушенной конюшни, вытирая меч о гриву мертвой Костяной Гончей.

Его улыбка погасла, стоило ему взглянуть на мою ношу.

— Ваша Светлость... — он сделал шаг вперед, но замер, наткнувшись на мой взгляд.

Крики «Слава!» начали стихать. Один за другим солдаты поворачивали головы. Тишина расходилась от меня волнами, как круги по воде.

Они видели безвольно висящую руку Алисы. Видели черноту её вен. Видели мое лицо.

И они поняли.

Победа, купленная такой ценой, была горше поражения.

Солдаты начали снимать шлемы. Молча. Грохот падающего железа был единственным звуком во дворе. Они опускались на колени прямо в грязный снег, склоняя головы перед женщиной, которая дала им силу выжить.

Я прошел мимо них, как призрак. Я не видел их преданности. Мне было плевать на их скорбь.

Я шел на задний двор.

Туда, где стояла причина всего.

«Алая Королева».

Дерево, которое еще утром сияло жизнью, цвело и пахло медом, теперь было черным скелетом.

Огонь Мариссы и ответный удар Алисы сожгли листву. Ветки были обуглены и скрючены, словно пальцы артритного старика. Кора лопнула, обнажив серую, мертвую древесину. Ягоды, которые дарили исцеление, превратились в гнилую кашу на земле.

Дерево выглядело мертвым.

Но я знал, что это не так. Я чувствовал слабую, едва уловимую пульсацию глубоко под землей. Оно спало. Оно впало в кому, сожрав весь доступный ресурс, чтобы выжить.

И этим ресурсом была Алиса.

Я подошел к стволу. Земля здесь, в круге проталины, была теплой, но это было тепло пепелища.

Я опустился на колени прямо на корни. Бережно положил Алису на свой плащ, устроив её голову у самого ствола.

— Ну же, — прохрипел я, глядя на черное дерево. — Ты слышишь меня? Ты, проклятый куст!

Я положил ладони на грудь Алисы, прямо над сердцем.

Оно не билось. Или билось так слабо, что мои грубые пальцы воина не могли уловить этот ритм.

— Возьми, — сказал я. — Возьми мою силу.

Я закрыл глаза и потянулся к своему резерву. К тому океану льда и холода, который плескался внутри меня.

Обычно я сдерживал его. Строил плотины, возводил стены, чтобы не заморозить все вокруг. Сейчас я разрушил все барьеры.

— Бери! — я толкнул магию в её тело.

Синий свет окутал нас. Иней побежал по её одежде, по её волосам, покрывая ресницы серебром.

Но её тело не принимало мою силу.

Это было все равно что пытаться налить воду в камень. Моя магия — это Лед. Структура. Стазис. Я мог заморозить её тело, сохранив его нетленным на века. Я мог превратить её в прекрасную статую в моем склепе.

Но я не мог заставить её сердце биться.

Лед не рождает жизнь. Лед сохраняет смерть.

— Нет... — я отдернул руки, понимая, что делаю только хуже. Я промораживаю её ткани, убивая последний шанс.

Я посмотрел на свои ладони. Они светились синим.

Я был самым сильным боевым магом Империи. Я мог уничтожить армию одним жестом. Я мог заморозить вулкан. Я мог убить ведьму Бездны.

Но я не мог согреть одну-единственную женщину.

Беспомощность накрыла меня черной волной. Хуже, чем в детстве, когда я впервые не смог контролировать дар. Хуже, чем в плену у Мариссы.

Это был конец.

— Ты не имеешь права, — прошептал я, наклоняясь к её лицу. Я гладил её холодные щеки, пытаясь стереть копоть. — Слышишь, Алиса? Ты не имеешь права уходить так.

Я вспомнил её смех на кухне. Её упрямый взгляд, когда она выставляла мне счет.

— Ты выставила мне счет! — мой голос сорвался на крик. — Шестьсот шестьдесят золотых! Я заплатил только двести! Ты не можешь уйти, пока не получишь всё! Это нарушение контракта! Ты же деловая женщина, черт возьми!

Я тряс её за плечи, надеясь, что она рассердится. Что она откроет глаза и скажет что-то язвительное про мои манеры.

Но голова её мотнулась безвольно, как у сломанной куклы.

— Не уходи... — я уткнулся лбом в её грудь, пряча лицо в складках грязной, пахнущей гарью рубашки. — Пожалуйста. Не оставляй меня здесь одного. Не в этом холоде.

Я выл. Беззвучно, стиснув зубы до скрежета, но внутри меня выл тот самый Зверь, который нашел пару и тут же потерял её.

Тьма в моей душе, которую Алиса разогнала своим светом, начала возвращаться. Но теперь это была не просто холодная пустота. Это была черная дыра горя.

— Забери мою жизнь, — шептал я в дерево, в землю, в небо. — Кто-нибудь. Любой бог. Любой демон. Заберите меня. Верните её.

Никто не ответил. Небо над «Черным Утесом» было пустым и серым.

Вокруг нас начали собираться люди.

Я слышал их шаги. Тихие, неуверенные.

Даррен. Брам. Солдаты. Служанки.

Они подходили и вставали кругом. Никто не смел подойти близко. Они боялись нарушить мое прощание. Они видели, что Герцог сломлен.

С неба начал падать снег.

Редкий, тихий, пушистый. Он падал медленно, торжественно, как саван.

Снежинки ложились на черные ветки мертвого дерева, на мою спину, на лицо Алисы. Они не таяли на её коже.

Она остыла.

Я поднял голову. Мои глаза жгло. Я не плакал с пяти лет. Нас учили, что слезы — это вода, а вода на Севере замерзает и рвет глаза. Драконы не плачут.

Но сейчас что-то горячее и тяжелое скопилось под веками.

Я смотрел на её руку — ту самую, левую, с черными венами, которая безвольно лежала на обугленном, выступающем из земли корне «Алой Королевы». На запястье, где раньше сияла серебряная метка, теперь была лишь бледная, чистая кожа.

Связь разорвана.

— Если ты ушла... — прошептал я, и мой голос был тихим, как смерть. — Если ты действительно ушла в Бездну, Алиса... я не останусь здесь. Я заморожу этот мир. Я превращу Империю в ледяной памятник тебе. А потом я найду способ пробить грань миров и достану тебя оттуда.

Горячая капля скатилась по моей щеке. Она обожгла кожу, привыкшую к морозу.

Слеза Дракона. Слеза существа, которое не умеет плакать.

Она сорвалась с подбородка.

Время словно замедлилось. Я видел, как эта прозрачная, соленая капля, вобравшая в себя всю мою боль, всю мою любовь и всю мою нерастраченную жизнь, падает вниз.

Она упала не на лицо Алисы.

Она упала на черный, мертвый корень дерева, которого касались её пальцы.

Я ждал, что слеза замерзнет, превратившись в ледяную бусину.

Но она не замерзла.

Она коснулась обугленной древесины и впиталась в неё с тихим, едва слышным шипением.

Пш-ш-ш...

И в этот момент, в этой абсолютной, мертвой тишине, мне показалось, что земля под моими коленями дрогнула.

Едва заметно. Словно где-то очень глубоко, в самом сердце планеты, кто-то перевернулся во сне.

Я замер, боясь дышать.

Мертвые не возвращаются. Сожженные деревья не растут.

Но я смотрел на то место, куда упала моя слеза.

И я видел, как по черной коре пробежала тонкая, слабая, почти невидимая голубая искра. Не зеленая, как магия Алисы. А голубая. Моя.

Но она не несла холод. Она несла зов.

— Алиса? — выдохнул я.

И мир затаил дыхание.

Бытие, как оказалось, имеет цвет. И этот цвет — серый.

Не тот унылый, грязный оттенок осеннего неба над промзоной, который я помнила из прошлой жизни. И не цвет камня стен «Черного Утеса». Это был абсолютный, бархатный, обволакивающий серый. Цвет покоя. Цвет отсутствия боли.

Я плыла в этом тумане, не чувствуя веса собственного тела. У меня больше не было обожженных рук. Не было ноющей спины. Не было того свинцового груза ответственности за дом, за людей, за дерево, который давил на плечи последние недели.