Перестук копыт стихал, растворяясь в безбрежном молчании ночи. Инсин стоял, вслушиваясь в удаляющийся звук, и мысленно прокладывал маршрут сестры. На юго-запад, за лунным светом, огибая каменистые гряды… к Скалам Плачущей Верблюдицы. И тут его сердце споткнулось, пропустив удар.

Скалы. Он бывал там в детстве. Две огромные, выветренные глыбы, смутно напоминавшие верблюдицу, склонившую голову над своим павшим детенышем. Прекрасное и печальное место. Но оно было известно не только своей красотой — Скалы стояли каменным стражем на краю Черных Топей. Это, как говорили старики, была проклятая земля. Гиблое место, где трясина могла поглотить всадника вместе с конем, а в тумане раздавались голоса, сводившие путников с ума. Это было преддверие тайги — самая граница владений шаманов.

Холод, не имеющий ничего общего с ночной прохладой, медленно пополз по спине. Одно дело — бежать через нейтральные степи. Совсем другое — назначить встречу на пороге вражеской территории. Особенно сейчас. Если отцовские разведчики были замечены… Если лесные духи уже прошептали предупреждение своим хозяевам… тогда границы больше не будут пустыми. Шаманы станут защищать их! Инсин живо представил себе эту защиту. Они не пошлют воинов с батасами. Они пошлют тени и обман, заставят землю разверзнуться под копытами коня Аяны, а деревья — протянуть к ней свои костлявые ветви. Шаманы увидят одинокую всадницу из орды, чья тамга со скалозубым барсом вышита на седле, и нанесут удар, не задавая вопросов. Для них она будет не беглянкой, а лазутчиком, предвестником грядущей войны.

Обещание, данное сестре, гулким эхом отозвалось в голове. Он должен был остаться, солгать отцу, устроить переполох на рассвете, чтобы выиграть для нее время. Уйти сейчас было очевидно праведным безумием. Это была двойная измена, ставящая под удар и Аяну, и самого Инсина! Если на рассвете они оба исчезнут, отец мгновенно все поймет и погоня будет вдвое яростнее. Но образ Аяны, одинокой и испуганной в темноте, противостоящей невидимым лесным ужасам, был куда более сильным ядом, чем отцовский гнев. Его обещание прикрыть ее не стоило ничего, если к утру девушки уже не будет в живых.

Решение пришло мгновенно, острое и окончательное. Инсин двигался с быстротой и бесшумностью снежного барса. Не к Ариону — белоснежный конь был слишком заметен. В дальнем загоне юноша нашел то, что было нужно. Невысокого, но выносливого каракового мерина, чья темная шкура сливалась со степным небом цвета стали. Инсин накинул на него лишь легкое походное седло и уздечку. С собой — только лук, колчан со стрелами, кривой нож у пояса и бурдюк с водой. Ничего лишнего, скорость была важнее всего.

Юноша растаял в длинных тенях, отбрасываемых степными юртами, словно призрак, скользящий сквозь собственный лагерь. Большинство воинов сидели у костров или спали. Часовые были сосредоточены на внешнем периметре, высматривая врагов из степи, а не беглецов изнутри. Никто не обратил на него внимания. Выбравшись за последнюю цепь дозорных, Инсин пустил коня в галоп. Но не на юго-запад, по следам сестры, — так их обоих было бы слишком легко выследить. Он взял курс строго на запад, широкой дугой, которая должна была вывести его к краю Топей с другой стороны, опережая ее. Воин мчался сквозь ночную степь, и холодный ветер бил в лицо, но не мог остудить тревоги, сжигавшей его изнутри. Инсин не знал, что именно его ждет впереди — разъяренные духи, шаманские ловушки или просто игра его собственного воображения. Но предчувствие, холодное и острое, как наконечник собственных стрел в колчане, говорило ему, что он поступает правильно.

И предчувствие его не подвело. Потому что в этот самый миг, за много лиг к северу, в полумраке бревенчатого балагана, молодая удаганка с глазами цвета утренней небесной синевы заканчивала подготовку своего небольшого отряда. Задача Кейты, которую ей прошептали духи-иччи, была проста: с первыми лучами солнца отправиться на юг и осмотреть окрестности Черных Топей, выставив обереги на тропах. То самое место, куда сейчас, под покровом ночи, во весь опор мчался брат из степного племени, чтобы спасти сестру от угрозы, которой он даже не мог себе представить. Пути людей, связанных фатальным пророчеством, неумолимо сближались.

Кейта проснулась от гнетущей тишины. Не от привычной утренней тишины айыла, а от оглушительного безмолвия в собственной голове. Впервые за много лун ей ничего не снилось. Ни запаха полыни, ни грохота копыт, ни воина-мэргэна с красивыми, но тоскливыми глазами. Вообще ничего. Пустота.

Она села на шкурах, прислушиваясь к своим ощущениям. Тревога, ставшая за последние дни ее тенью, никуда не делась, но к ней примешалось новое, незнакомое чувство — растерянность. Сны всегда были ее компасом, ее картой в мире духов. Они предупреждали, советовали, пугали. А теперь компас молчал. Хороший это был знак или дурной? Означало ли это, что угроза миновала? Или же, наоборот, она стала настолько близка и реальна, что духам больше не нужно было слать предупреждения?

Девушка тряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Размышления сейчас — непозволительная роскошь. Есть важное дело. Кейта быстро оделась, натянув мягкие торбаза и перехватив густые волосы шнурком. Прежде чем выйти, ее взгляд задержался на отцовском балагане. Дверь была по-прежнему плотно закрыта, и тонкая струйка священного дыма больше не вилась над крышей. Это означало, что Алтан уже далеко. Его тело было здесь, в Среднем мире, но его кут, его душа, путешествовала по тропам духов. Кейта почувствовала знакомый укол беспокойства. «Только вернись, отец», — мысленно попросила она, после чего решительно шагнула в прохладное утро.

Ее небольшой отряд уже ждал у частокола. Если это вообще можно было назвать отрядом. Саян, зевая во весь рот, безуспешно пытался пристроить за спиной неудобный плетеный короб с припасами. Тихая Алани, как всегда собранная и серьезная, проверяла натяжение тетивы на своем коротком охотничьем луке. А юный Тэмир переминался с ноги на ногу, сжимая в руке копье, которое было выше его на целую голову.

— Ну наконец-то, наша предводительница! — пробасил Саян, увидев шаманку. — Я уж думал, ты решила, что лучший способ защитить границы — это проспать до обеда. Мой сур решительно протестует против походов на голодный желудок.

— Твой сур протестует против всего, что не связано с едой или сном, — парировала Кейта, подходя к ним. Она окинула их быстрым взглядом, отмечая, что все одеты тепло и готовы к долгому пути. — Алани, все взяла? Тэмир, копье держать умеешь или только для красоты носишь?

— Умею! — с готовностью откликнулся мальчишка, пряча в голосе некоторую толику обиды от услышанного. — Меня старшие охотники учили! Я им могу и белке в глаз попасть!

— Отлично, — кивнула Кейта с серьезным видом. — Но сегодня наша цель — не белки. И даже не степняки. Наша задача — осмотреть тропы у Черных Топей, расставить обереги и вернуться до заката. Никаких лишних глаз, ушей и геройства. Мы — тень, а не буря. Ясно?

Все трое дружно кивнули.

— Только почему именно Черные топи? — снова заворчал Саян, поудобнее перехватывая свой короб. — Гиблое место. Там даже иччи какие-то унылые и неразговорчивые обитают. А еще комары размером с воробья! Может, лучше сходим к Светлому ручью? Там и ягода сейчас спелая…

— Именно потому, что место гиблое, его никто толком не охраняет, — отрезала Кейта, и в ее голосе прозвучали стальные нотки. — Если степняки решат обойти наши главные дозоры, они пойдут именно там, по краю. Мы должны знать, есть ли там чужие следы. А теперь — хватит болтать. Выдвигаемся.

Отряд вышел за частокол и бесшумно скользнул под сень деревьев. Тайга приняла их, как своих детей. Шаги их были легки и почти неслышны на влажной от утренней росы земле. Ученики бубна двигались не как воины, идущие в поход, а как часть самого леса. Алани шла первой, ее острый взгляд выхватывал малейшие детали: сломанную ветку, примятый мох, едва заметный след лесной мыши. Саян, несмотря на свое вечное ворчание, шел уверенно и мощно, готовый в любой момент прикрыть товарищей своей широкой спиной. Тэмир же неустанно следовал за Алани, стараясь ступать след в след и во все глаза глядя по сторонам.