Дочь вождя племени замыкала их небольшую группу. Она не столько смотрела, сколько слушала. Слушала шепот ветра в кронах, перестук дятла, журчание невидимого ручья. Лес был спокоен. Даже слишком спокоен. Эта умиротворенность, вкупе с ее собственным пустым сном, настораживала куда больше, чем явные признаки беды. Девушка то и дело бросала взгляд назад, в сторону айыла, словно могла почувствовать оттуда присутствие отца. Его беззащитное тело, оставшееся в пустом балагане, было ее главной тревогой. Если с ним что-то случится, пока она здесь…
— Кейта-эдьиий, смотри! — шепот Тэмира вырвал ее из раздумий.
Шаманка подошла ближе. Мальчик указывал на ствол старой сосны — на коре был вырезан знак. Не их тамга. Хищный, угловатый символ, который она не знала. Но он был свежим, края пореза еще не успели потемнеть и затянуться смолой.
— Разведчик, — тихо сказала Алани, проводя пальцем по знаку. — Был здесь не больше двух дней назад.
Саян присвистнул.
— Значит, не зря мы сюда тащились. Они уже обнюхивают границы айыла, степные шакалы!
Кейта же ничего не ответила. Она смотрела на чужой знак, и впервые за утро пустота в ее голове сменилась ясным, леденящим предчувствием. Духи молчали не потому, что опасность миновала. Они молчали, потому что она уже была здесь. И они ждали, что юная шаманка будет делать дальше.
— Ускоримся, — коротко приказала девушка. — До Черных Топей осталось не больше часа ходу. И с этого момента — смотрим в оба. И под ноги тоже.
Чем ближе они подходили к Топям, тем сильнее менялся лес. Стройные кедры и лиственницы уступали место кривым, корявым березам и чахлым осинам, чьи стволы были покрыты бледными лишайниками, похожими на старческие пятна. Воздух стал тяжелым, влажным, пропитанным запахом гниющей листвы и застоявшейся воды. Под ногами захлюпала грязь.
— Фу, — поморщился Саян, с преувеличенной осторожностью переступая через покрытую мхом кочку. — Вот оно. Я уже чувствую этот запах. Запах мокрой собаки и дурных воспоминаний!
Кейта бросила на него резкий взгляд.
— Мы пришли не воспоминания нюхать, а следы искать.
Но его слова уже пробили брешь в стене ее сосредоточенности. Память, незваная и цепкая, ухватила ее и потащила назад, на десять долгих зим.
Ей было всего восемь, а Саяну — десять. Он был уже тогда неуклюжим и вечно голодным, а она — быстрой и любопытной, как лесная куница. Именно ее любопытство завело их так далеко от айыла в погоне за огненно-рыжей бабочкой, какой они никогда прежде не видели. Когда же бабочка упорхнула, они поняли, что солнце уже клонится к закату, а знакомых троп вокруг нет. Вместо них были узловатые корни и чавкающая под ногами жижа.
— Кажется, мы заблудились, — прошептал Саян, и его голос дрожал. — Моя мама говорила, что в топях живут абаасы, которые крадут у детей кут.
— Ой, не говори глупостей! — храбро ответила Кейта, хотя ее собственное сердце стучало как пойманная в силки птица. — Отец говорит, что абаасы боятся тех, у кого сильный сур. А у меня он очень сильный.
Но чем гуще становились сумерки, тем слабее становилась ее храбрость. Деревья вокруг начали скрипеть и шептаться. Из тумана, поднимавшегося от черной воды, стали появляться тени — бесформенные, вязкие, с тускло светящимися точками вместо глаз. Ледяной холод окутал их, пробирая до самых костей. Это был не обычный холод. Это холод Нижнего мира, от которого кровь стыла в жилах!
Саян вскрикнул и замер, оцепенев от ужаса. Тени потянулись к нему, их шепот стал громче, сплетаясь в одно мерзкое слово: «Душа-а-а… Свежая душа-а-а…»
Кейта видела, как жизненная сила, сур, покидает ее друга, утекая из него тонкой дымкой, которую впитывали тени. Его лицо стало серым, глаза — пустыми. И тогда страх внутри нее сменился яростью. Жгучей, всепоглощающей яростью защитницы.
— Прочь! — закричала она, вскакивая перед Саяном. — Не трогайте его!
Тени заколебались. Они повернули свои светящиеся точки к ней. И тогда Кейта сделала то, чему ее никто не учил. Она не читала заклинаний, не призывала духов-иччи. Она просто распахнула что-то внутри себя, выпустив наружу волну чистой, неосознанной силы. Она закричала снова, но это был уже не крик испуганной девочки, а властный, резонирующий рык, полный такой первобытной мощи, что от него задрожали деревья и по воде пошла рябь. Этот звук принадлежал не ей. Он принадлежал самой тайге, самой Тэнгри!
Абаасы взвыли. Но не от злобы, а от страха. Тени, что мгновение назад казались всемогущими, съежились, стали прозрачными. Они пали ниц и преклонились перед ней. Перед маленькой восьмилетней девочкой в простом платье. Они не просто испугались — узнали в ней силу, неизмеримо выше их собственной. Силу, которой они должны были подчиняться. Кейта смотрела на это с изумлением, которое было сильнее и страха, и ярости. Почему они?..
В тот момент из леса вышел ее отец. Он шел спокойно, но в его глазах, когда он увидел съежившиеся тени и дочь, стоящую посреди них, полыхал настоящий пожар. Тени испарились, едва почуяв его приближение. Алтан подхватил на руки обессилевшего Саяна, а потом крепко сжал плечо Кейты.
— Что ты сделала, кыыс? — его голос был тихим, но в нем слышался не только гнев, но и… страх.
Позже, когда они вернулись в айыл и Саян, отделавшийся лишь лихорадкой и смутными кошмарами, пришел в себя, отец увел ее в свой балаган.
— Ты никогда больше не пойдешь в Черные топи, — сказал он тогда твердо, глядя ей прямо в глаза. — Твоя сила еще спит. И не нужно будить ее раньше времени. Это для твоей же безопасности. Слышишь меня?
Она кивнула. И с тех пор они никогда не говорили об этом. Но Кейта знала: отец что-то от нее скрывает. Нечто огромное и важное, касающееся ее происхождения. Того, почему злые духи преклоняют перед ней колени, а ее собственный отец смотрит на нее с любовью и тревогой.
— Кейта? Ты чего застыла? — голос Саяна вырвал ее из оцепенения. Друг смотрел на нее с беспокойством. — Увидела что-то?
Удаганка моргнула, возвращаясь в настоящее.
— Да, — тихо ответила она, глядя не на юношу, а вглубь темных, зловещих топей. — Увидела. Старых знакомых.
Она сделала шаг вперед, ступая на скользкую тропу, ведущую в сердце болот. Теперь Кейта понимала, что отец упомянул это место не случайно. Это было не просто патрулирование — это было испытание. И впервые она подумала, что истинная опасность для ее отряда исходит не от степных разведчиков, а от той силы, что спала внутри нее самой. И которая, кажется, начинала просыпаться.
Отряд учеников шаманского племени добрался до края трясины. Дальше начиналась настоящая топь — черная, маслянистая вода, затянутая ряской, редкие островки чахлой травы и скелеты мертвых деревьев, тянущие к низкому небу свои голые ветви. Туман здесь был гуще и словно бы цеплялся за одежду холодными, влажными пальцами.
— Ну вот и прибыли, — пробормотал Саян, с видимым отвращением ставя свой короб на относительно сухой участок мха. — Место такое гостеприимное, что хочется немедленно развести костер и спеть пару веселых песен, чтобы распугать всю нечисть.
— Вот и займись делом, которое отпугнет нечисть, а не привлечет ее своим воем, — беззлобно отозвалась Кейта. — Алани, Тэмир, вы идете со мной по западной тропе. Саян, твоя — восточная. Расставляем обереги на самых видных деревьях у кромки. В самую грязь не лезем. Встречаемся здесь же, как только закончим.
Разделив амулеты, которые они сделали накануне, группа разошлась. Воздух, казалось, звенел от напряжения. Каждый шорох, каждый крик болотной птицы заставлял вздрагивать. Чтобы как-то разрядить обстановку, Тэмир, шедший за Кейтой, спросил:
— Эдьиий, а правда, что в этих топях живет старый абаасы, который строит себе балаган из костей заблудившихся охотников?
Алани, шедшая впереди, фыркнула.
— Ерунда. Кости в болоте быстро тонут. Ему бы пришлось нырять за стройматериалами каждый день. Старики говорят другое, что на дне самого глубокого омута спит огромная щука, которая проглотила луну. И когда она ворочается во сне, на земле случаются землетрясения.
