— Я пытался идти путем чести, — отчаянно прошептал хан в гулкую тишину, словно оправдываясь перед невидимыми свидетелями. — Но Небо глухо к моим молитвам. Оно посылает мне не дождь, а смерть. Если Вечный Бог отвернулся от меня, я обращусь к тому, кто всегда ждет внизу.

Он высыпал порошок в чашу и поджег его. Вспыхнуло зеленое, холодное пламя, не дававшее ни тепла, ни света, лишь клубы едкого, удушливого дыма. Хан взял костяной нож и сделал неглубокий надрез на своей ладони. Несколько капель густой, темной крови упали в чашу, и пламя взревело, взметнувшись до самого тооно. Воздух в гэр стал ледяным. Тени на стенах заплясали, сплетаясь в одну огромную, бесформенную фигуру. Из глубины этой тьмы раздался голос — вкрадчивый, медовый, но с ледяными нотками, от которых стыла кровь.

— Давно же ты не звал меня, сын Шах-Хулана! Я уж было подумал, что ты совсем забыл своего старого доброго друга.

— Я не твой друг, Эрлик, — прорычал хан, не отступая. — Я пришел за сделкой, а не за дружбой.

— Ах, какая жалость, — сладко пропел голос из тьмы. — Но сделка так сделка. Я слушаю. Что же понадобилось великому хану, повелителю степей, от скромного владыки подземного царства? Золото? Власть? Смерть врагов? Говори, не стесняйся. Для такого старого клиента — любые капризы!

— Мне нужна победа, — сказал хан Хулан, и его голос был тверд, как гранит. — Мне нужно уничтожить северное племя. Стереть их с лица земли. Со всеми их духами и колдовством.

— Ух ты, шаманы? — в голосе Эрлика прозвучало неподдельное веселье. — Это же мои любимые враги! Эти вечные блюстители баланса, эти шептуны, что вечно суют свой нос в мои дела. С превеликим удовольствием помогу тебе заткнуть им рты навсегда. Ха-ха, я дам тебе силу, сын Шах-Хулана! Твои воины не будут знать ни страха, ни усталости. Их стрелы будут отравлены моим дыханием, а их мечи — закалены в холоде моего царства. Они пройдут по лесу, как огненный смерч, и от него не останется даже пепла. Но…

Голос сделал паузу, смакуя момент.

— … ты же знаешь, мои услуги не бесплатны. Какова будет твоя цена, хан?

— Забирай души всех, кого убьют мои воины, — без колебаний, ледяным голосом ответил Хулан. — Они твои.

— Щедрое предложение, конечно, — протянув, рассмеялся Эрлик. — Но души врагов — это лишь мои трофеи. Я хочу плату от тебя. Что ты готов отдать мне, Хулан? Свою душу после смерти? Или может… душу одного из твоих сыновей?

Хан вздрогнул. Этого он и боялся.

— Моя душа и души моих сыновей принадлежат нашему роду, — отрезал он.

— Какая щенячья преданность! — издевательски проворковал дух. — Что ж, хорошо. Я не буду требовать так много. Раз уж ты не хочешь отдавать свое, тогда уничтожь чужое. Но не просто чужое. О, да. Великое!

Тень в центре гэр сгустилась, обретая более четкие очертания.

— Твоя цель — не просто предводитель шаманов. Это мелко. Это не стоит моей силы. Твоя цель, хан, — их Божество!

Хулан нахмурился.

— Их Божество?

— О, да-а! Их Великая Мать. Хранительница. Их Тэнгри, — прошипел Эрлик, и в его голосе прозвучала тысячелетняя ненависть. — Она — источник их силы. Сердце их леса. Пока она жива, их магия не иссякнет. Пока она жива, лес всегда будет возрождаться. Я хочу, чтобы ты убил ее.

Хан отшатнулся. Убить Бога? Это было истинным безумием.

— Но… как? Как можно убить то, что является самим небом, самой землей?

— О, она не просто небо, — в голосе Эрлика зазвучало предвкушение. — Раз в поколение она спускается в Средний мир. Она обретает плоть. Ходит среди своих детей, чтобы разделить с ними их тяготы. И в этот момент она уязвима. Твои ведуны, те, что еще помнят старые пути, знают, как найти ее. Как загнать ее в ловушку. Как пронзить сердце клинком, омытым в крови ее собственных детей.

Эрлик сделал паузу, давая хану осознать весь ужас и величие этого замысла.

— Убей их Богиню, Хулан. И я не просто дам тебе победу. Я дам тебе весь этот мир. Лес и степь склонятся перед одним тобой! Ты станешь ханом ханов, равным Богам. А я… Что ж, твой верный друг просто немного погреется у костра, что останется от этого сгоревшего мира. Идет?

Хулан стоял, тяжело дыша. Сомнения боролись в нем с амбициями. Убить Бога… Это было святотатством. Но и награда была велика. Он думал о своем народе, умирающем от голода. Думал о своей жене, которую забрала лихорадка. О своем любимом сыне Инсине, чья мягкость могла погубить их всех. Мир жесток. И чтобы выжить в нем, нужно быть еще более жестоким. Сопротивление, которое еще жило в его душе, начало таять под медовыми речами злого духа.

— Я… — вполголоса начал он.

— Да, хан? — прошептал Эрлик, чувствуя слабость смертного человека из Среднего мира.

Хулан поднял голову, и в его глазах больше не было сомнений. Лишь холодная, стальная решимость.

— Я согласен.

Кейта сидела на поляне, обхватив колени руками, и смотрела на россыпь холодных звезд. Слезы высохли, оставив после себя лишь саднящую пустоту. Она чувствовала себя бесконечно одинокой, заброшенной на необитаемый остров посреди бушующего океана судьбы.

Вдруг тишину нарушил хруст ветки. Девушка вскочила, инстинктивно выставив вперед руки. Но из-за деревьев вышли не враги. На поляну, осторожно ступая, вышли Саян, Алани и Тэмир.

— Эй, предводительница! — мягко сказал Саян, держа в руках сверток из оленьей шкуры. — Нехорошо сбегать с собственного Совета. Старейшины уже разошлись, бормоча что-то про дерзкую молодежь и неуважение к их сединам.

Кейта молча опустила руки, чувствуя укол вины. Она и правда поступила как несмышленый ребенок.

— Простите, — прошептала девушка, усаживаясь обратно. — Мне нужно было… немного подумать.

Алани подошла и села рядом с ней на траву. Она ничего не сказала, просто положила свою ладонь поверх руки Кейты. Это простое, молчаливое прикосновение сказало больше, чем любые слова утешения. Они знали. Ойгон, конечно же, рассказал им все. О пророчестве и о ее роли в нем.

— Ну, думать — это полезно, — нарушил молчание Саян, раскладывая свой сверток. Внутри оказались еще теплые лепешки с вяленой клюквой и глиняный горшочек с травяным отваром. — Но думать на голодный желудок — вредно для сур! Можно надумать такого, что абаасы в Нижнем мире от зависти позеленеют. Угощайся, малая.

Он протянул девушке лепешку. Кейта не хотела есть, но от запаха свежей выпечки в животе предательски заурчало. Она взяла лепешку и откусила кусочек. Пища была сладкой, теплой и пахла родным и любимым домом.

Тэмир сел с другой стороны от шаманки.

— Кейта-эдьиий, это правда, что ты… ну… Дочь Леса из пророчества? — спросил он с благоговейным шепотом.

— Похоже на то, — вздохнула она, жуя.

— Ух ты! — его глаза загорелись. — А это значит, что ты можешь приказать всем деревьям вырвать свои корни и пойти в атаку на степняков? Как в олонхо про лесную царевну!

Кейта невольно улыбнулась, а на душе сразу потеплело.

— Боюсь, мои приказы они пока не слушают. Разве что могу попросить белок закидать врагов шишками.

— Шишками — это тоже хорошо! — с энтузиазмом поддержал Тэмир. — Особенно если целиться прямо в глаз!

Саян, прикончив свою увесистую лепешку, сыто рыгнул — не сдерживаясь, чтобы разрядить обстановку.

— Все вы о войне да о пророчествах. Скукота. Знаете, о чем я сейчас подумал? Жизнь — это же не только испытания и всякие там судьбоносные битвы. Это еще и… ну, просто жизнь.

Он откинулся на спину, заложив руки за голову и глядя на живописные звезды.

— Алани, помнишь, как мы в прошлом году ходили за морошкой и ты провалилась в яму, которую сама же вырыла для ловли сусликов? Ты так визжала, что все суслики в радиусе лиги, наверное, до сих пор заикаются и ловят тремор!

Алани, обычно серьезная, покраснела и легонько ткнула его кулаком в бок.