Его слова были полны логики и заботы. И это было бы правильным решением. Если бы не одно «но». Кейта опустила голову. Признаться в этом было тяжелее, чем сражаться с Инсином. Тяжелее, чем вытаскивать его из болота.

— Поздно, — прошептала она.

— Что значит «поздно»? — не понял Ойгон.

Девушка подняла на них глаза, и в них стояла вся боль и тяжесть этого бесконечного дня.

— Я солгала вам. Я не просто видела его, говорила с ним. Я… сражалась с ним. Сегодня, у Черных Топей. Пророчество уже начало сбываться! Наша первая встреча стала битвой… Колесо судьбы уже запущено.

Признание прозвучало как приговор. Старейшины ахнули. Теперь все встало на свои места: ее долгое отсутствие, измотанный вид и странная осведомленность.

— Ты… сражалась с сыном степного хана? И осталась жива? — недоверчиво спросил охотник Каскил. Боевые способности детей Хулан-хана весьма сложно ставить под сомнения. Молодая шаманка и минуты бы не простояла против их стрел, подобных полету ястреба, и клинка, подобного броску ядовитой кобры.

— Мы закончили бой ничьей, — глухо ответила Кейта.

Все повернулись к старому шаману Эрдэни. В такой момент только его мудрость могла пролить свет на происходящее. Старик, который все это время молча сидел с закрытыми глазами, медленно открыл их. Его взгляд был устремлен в пустоту, словно он читал невидимые руны в воздухе.

— Раз в тысячу лет, когда мир подходит к краю великих перемен, духи посылают такое пророчество, — заговорил он, и его тихий, скрипучий голос заполнил все пространство. — Они не выбирают героев случайно. Они выбирают две души, связанные воедино еще до своего рождения.

Он перевел свой туманный взгляд на Кейту.

— То, что вы чувствуете друг к другу, дитя, это не просто вражда или любопытство. Ваша связь — это нечто большее, чем просто совпадение. Вы как две половины одного целого, разделенные рождением и враждой своих народов. Ветер и Корень. Один не может существовать без другого. И ваше противостояние — битва самой сути мироздания.

Он сделал паузу, давая присутствующим осознать глубину его слов.

— Пророчество — это не приговор, а предупреждение. Оно говорит не о том, что должно случиться, а о том, что может случиться, если вы пойдете по самому легкому пути — пути ненависти. Слова «предать свой род, чтобы спасти свой народ»… Они могут означать не только измену, но и выбор. Выбор между слепой верностью традициям и спасением всех — и степи, и тайги.

— Но… смерть? — дрожащим голосом спросила одна из пожилых удаганок, которая все это время молча сидела в углу. — Там говорится, что один должен умереть.

— Смерть не всегда означает конец жизни, — туманно ответил Эрдэни. — Иногда, чтобы родиться заново, старое «я» должно умереть. Старая ненависть. Старая вражда. Старая жизнь. Пророчество ставит перед вами выбор, Дочь Леса. Уничтожить друг друга, ввергнуть мир во тьму… или найти третий путь. Путь, который еще никто не находил.

Эрдэни закрыл глаза и умолк. В балагане стояла такая тишина, что было слышно, как трещат угли в очаге. Кейта слушала его, и ее мир, который, казалось, уже был разрушен, начал медленно собираться заново, но уже в совершенно ином порядке. Ее личная история, ее боль, странная связь с врагом — все это оказалось лишь частью чего-то неизмеримо большего. Слова старого шамана должны были принести ясность, но вместо этого они разожгли в душе Кейты настоящий пожар. Тихая, смиренная обреченность, с которой она приняла свою роль в пророчестве, в один миг сменилась огнем необъятной, жгучей злости.

Связанные души? Две половины одного целого? Какая чушь! Какая возвышенная, красивая ложь, чтобы прикрыть жестокую правду!

Она смотрела на мудрые, понимающие лица старейшин, и ей хотелось кричать. Они не видели того, что видела девушка. Они не чувствовали боли от удара стрелы, не ощущали на своих губах холода чужой кожи, не слышали предсмертного хрипа. Для них Инсин был лишь Сыном Степи, абстрактным символом из древнего пророчества. А для Кейты он был вполне реальным человеком. И этот человек, эта «вторая половина ее души», как изящно выразился Эрдэни, прямо сейчас готовится к свадьбе! Он, без пяти минут женатый мужчина, наверняка уже забыл и про их бой, и про свое спасение. Ему нет никакого дела до душевных мук какой-то лесной ведьмы. Он будет пировать, принимать поздравления и строить планы, как лучше сжечь ее дом и убить ее народ. А она должна сидеть здесь и слушать сказки о «третьем пути»? Пф-ф!

Внутри Кейты все буквально кипело. Она была не только Дочерью Леса, не только заместителем своего отца на этом проклятом Совете Старейшин. Она была еще и простой девушкой. Импульсивной, раненой, униженной самой судьбой, которая сначала столкнула их, зародив в ее сердце непонятное, запретное чувство, а потом тут же растоптала его новостью о свадьбе. Эмоции взяли верх над разумом и долгом. Она больше не могла сидеть здесь и делать вид, что она — мудрый и спокойный вождь. Девушка чувствовала, как слезы обиды и гнева подступают к горлу, затягивают на нем невидимые путы. Еще мгновение — и она либо разрыдается, либо начнет крушить все вокруг!

Не говоря более ни слова, Кейта резко поднялась. Ее кресло с грохотом упало на земляной пол. Все взгляды в изумлении обратились к ней.

— Дитя, что с тобой? — начал было Ойгон, но девушка его не слушала. Развернувшись, она бросилась к выходу. Кейта растолкала ошеломленных дозорных у входа и выбежала из душного, полного дыма и мудрых речей балагана в холодную, звенящую тишину ночи. Она бежала, не разбирая дороги, захлебываясь в собственных мыслях и переживаниях. «Путь, который еще никто не находил!» Легко говорить, сидя в тепле у очага! А как ей найти этот путь, если одна его половина ведет прямо к алтарю с другой женщиной, а вторая — к войне, где она должна будет убить его или умереть самой⁈ Спасибо, пророчество, поклон тебе от неба до земли!

Кейта выбежала за частокол и не останавливалась, пока не оказалась на своей любимой поляне, откуда открывался изумительный вид на звезды. Шаманка рухнула на влажную от росы траву, обхватив себя руками. Ее трясло. Но не от холода, а от бури, бушевавшей внутри. Она злилась. На старейшин с их фатализмом. На пророчество с его жестокими условиями. На отца, который оставил ее одну разбираться со всем этим. На проклятого Инсина, который посмел сначала умереть, а потом выжить, чтобы жениться на другой. Но больше всего она злилась на саму себя. За то, что позволила степному волку пробить брешь в своей защите. За то, что, несмотря на всю свою злость, мысль о его свадьбе причиняла ей такую острую, невыносимую боль.

Кейта подняла заплаканное лицо к молчаливым, далеким звездам.

— Ну и что мне теперь делать, Великая Мать? — прошептала она в холодную пустоту. — Что мне делать со всем этим?

Но Тэнгри, как и всегда, хранила молчание. Ответ она должна была найти сама.

Когда последние пьяные крики затихли и улус погрузился в тяжелый сон перед грядущим торжеством, хан Хулан остался один в своем большом гэр. Огонь в очаге почти погас, лишь красные угли отбрасывали зловещие тени на шкуры и оружие, развешанное на решетчатых стенах. Ночь была тихой, но в душе хана бушевала буря. Он сидел на своем месте, массивный и неподвижный, как скала. Возвращение Инсина, его странная история, предстоящая свадьба — все это были лишь продуманные шаги в большой игре. Игре, которую он, как ему казалось, начал проигрывать. Великая Сушь, падеж скота, а теперь еще и эта необъяснимая сила шаманов, позволившая его сыну вернуться из пасти смерти! Его собственной силы, силы его воинов, становилось недостаточно. Нужен был иной союзник. Тот, к кому он клялся никогда не обращаться.

Хулан встал и подошел к большому походному сундуку. Он открыл его, и на свет показались не мечи и доспехи, а нечто иное. Черная чаша из полированного камня, нож с рукоятью из человеческой кости и мешочек с высохшим, черным порошком, пахнущим серой и тленом. Это были атрибуты старой веры. Той, что была до Неба. Веры в темных, хтонических богов Нижнего мира.