Болван:

На этот раз точно он. Я проследил за ним до дома и пришлось перелезать через какую-то здоровую стену с колючей проволокой наверху, но это точно он. С ним там даже была девушка, та, которая явно не хотела там находиться.

Найл:

Фото

Я не собирался позволять своему бесполезному племяннику снова отправить меня не в тот дом. В прошлый раз, правда, все прошло неплохо — тот чувак оказался женоубийцей, но мне не нравилось действовать наобум. Обдуманно действовать — это хорошо, необдуманно — тоже, но если я собирался утруждать себя составлением какого-то плана, то ему лучше основываться на достоверной информации.

На моем экране появилось несколько темных фотографий, сделанных через окно. Вот он, ублюдок, за которым я охотился — тот самый, что напился и хвастался перед своими заносчивыми дружками, что он член пафосного клуба, где он может творить что угодно, законно или нет, и трахать любых женщин, каких пожелает. К счастью, у О’Брайенов повсюду в городе были свои уши, так что я попросил сообщать мне обо всех, кто упоминает «Ройом Д’Элит».

Оказалось, что секретные клубы не остаются секретными, если в них пускают болтливых мудаков. На самом деле это не удивительно, потому что все знали, что единственный способ поделиться секретом и сохранить его — убить ублюдка, которому ты его рассказал. Но я догадался, что если ты занимаешься управлением нелегальным клубом для богатых ублюдков, то не можешь убивать каждого члена после посвящения.

На третьей фотографии, которую он прислал, была изображена девушка, связанная и с кляпом во рту, сидящая в углу комнаты с выражением страха на лице.

Что-то холодное и темное скользнуло по моим венам, пробуждая меня и наполняя ядом, который заставил меня жаждать смерти этого ублюдка даже больше, чем я обычно жаждал кровопролития.

Найл:

Пришли мне адрес и проваливай оттуда.

Убедись, что сегодня вечером ты будешь занят.

Шейн поймет, что это значит — нужно быть на людях сегодня вечером. Впрочем, благодаря карантину «быть на людях» означало всего лишь попасть на камеры видеонаблюдения в продуктовом магазине. Хотя стоило задуматься, насколько надежным будет алиби, если на всех записях лицо скрыто маской. Ну что ж, если этот мелкий придурок отсидит несколько лет из-за того, что я прикончу этого парня, то он будет не первым ублюдком в нашей семье, кто пошел на жертвы ради общего блага.

Я затушил сигарету и, прихватив пиццы, направился обратно в дом, обнаружив Паучка там же, где я ее оставил, все еще одетую в купальник #Psycho, но теперь дополненном массивными черными армейскими ботинками на шнуровке до колен. Она явно купила себе косметику и накрасила губы в розовый цвет, как у Барби.

Я прикусил язык, когда мой пристальный взгляд скользнул по ней, на несколько долгих мгновений зацепившись за то, как приподнялись ее сиськи в этой штуковине, и едва заметил, как она вынула руку из-за спины, демонстрируя здоровенный кухонный нож, который держала.

Она с визгом бросилась на меня, и я увернулся, роняя стопку пицц и едва избегая удара ножом. Я схватил одну из огромных подушек, из которых состояла спинка дивана, и использовал ее как щит, когда она снова нанесла удар — нож погрузился в ткань, прежде чем она выдернула его обратно.

Она продолжала наступать, нанося удар за ударом и проклиная меня между каждым замахом ножа, пока я не начал смеяться, чувствуя, как кровь пульсирует в венах, и всерьез опасаясь, что она может меня ранить.

В следующий раз, когда она вонзила нож в подушку, она приложила такую силу, что лезвие прошло насквозь и вышло с моей стороны, а я схватил его в кулак, подставил ей подножку и повалил на пол.

Нож порезал мне руку, но я не выпустил его из захвата, пока она не разжала пальцы, потому что я не отпускал его, и к тому времени, когда она упала на спину, я вырвал его из подушки и швырнул через всю комнату. Острие вонзилось в каминную полку и застряло там, а я опустился на колени над своей девочкой с ухмылкой.

— Мы уходим, — сказал я, игнорируя удар, который она нанесла мне в бок.

Я посмотрел вниз на все эти черные волосы, рассыпавшиеся вокруг нее, и задался вопросом, почему мне захотелось их отрезать. Потом я задумался, где оставил ножницы, и решил отрезать их прямо сейчас, чтобы выяснить. Потом я вспомнил, что у нас есть более важные дела.

— Куда мы идем? — спросила она, сдаваясь и протягивая руку к полуоткрытым коробкам с пиццей рядом с нами.

Я схватил кусок и поднес его к ее губам, расплываясь в улыбке.

— Я только что получил наводку на насильника, с которым хочу перекинуться парой слов, — сказал я ей. — И я думаю, что хочу оценить твою работу в полевых условиях.

Ее глаза возбужденно загорелись, и она приподняла голову, чтобы откусить кусочек пиццы, но я успел раньше: поднял его и целиком запихнул в рот.

Я почувствовал вкус крови, пока жевал, и вспомнил, что порезал руку об этот чертов нож.

— Когда мы отправляемся? И куда? И как мы собираемся его убить? Ты позволишь мне сделать это на этот раз? Можно я отрежу ему яйца? Могу я вонзить ему нож в пальцы ног? Должна ли я сделать что-нибудь со своими волосами перед уходом? Могу я сама выбрать себе нож для убийства? Ты думаешь…

— На улице холодно, Паучок, — перебил я ее. — Так что в основном тебе просто нужно одеться по погоде.

Она улыбнулась мне и умчалась, чтобы снова начать рыться в куче одежды.

Я пошел на кухню, полил руку водкой, сделал глоток сам, вспомнил, что я, блядь, ненавижу водку, и выплюнул эту дрянь, а затем заклеил порез на ладони пластырем. Рана была не такой уж глубокой, но я не хотел оставлять следы ДНК по всему месту преступления. Я был профессионалом в этом плане.

Я схватил ключи от своей BMW и, свистнув Паучку, направился к двери и включил сигнализацию. Матео будет хорошо и уютно в подвале, пока нас не будет, и никто не войдет сюда, чтобы услышать его крики.

Паучок поспешила за мной с тремя коробками пиццы в руках и в черной кожаной курткой поверх своего откровенного наряда. Ее ноги по-прежнему были голые, и когда я придержал для нее дверь, она вышла в своих сапогах до колен, а ее ягодицы торчали из-под оранжевого купальника.

Я был так увлечен наблюдением за ее подпрыгивающей попкой, что чуть не забыл взять маски из шкафчика рядом с дверью. Я провел рукой по лицу, чтобы сосредоточиться, надел свою кожаную куртку и запер дверь.

Я последовал за ней к машине, которая стояла рядом с моими другими автомобилями, и подошел, чтобы открыть ей дверцу, как настоящий джентльмен. Она посмотрела на меня снизу вверх, став немного ближе к моему росту благодаря массивным подошвам ее ботинок, и замерла, у открытой двери.

— У тебя такие красивые глаза, — сказала она, заставив меня приподнять бровь. — Самые зеленые из всех, что я видела. Я думаю, смотреть в них, пока я умираю, было бы не так уж плохо. Этими глазами ты даришь людям смерть, которую они запомнят.

— Ну, я могу сказать то же самое о тебе, — ответил я, глядя в ее ярко-голубые глаза и гадая, не были ли они такими яркими из-за того, что она буквально искрилась энергией изнутри. — Если бы ты хоть немного умела убивать, конечно.

Я положил руку ей на голову и слегка надавил, заставляя сесть в машину, пока она злобно сверкала глазами, а я смеялся.

Я перепрыгнул через капот и скользнул по нему, прежде чем открыть свою дверцу и сесть внутрь.

Было чертовски холодно, а нижняя часть ее тела была едва прикрыта, поэтому я включил подогрев сидений, как только запустил двигатель, и мы выехали на подъездную дорожку в темноту.

Паучок открыла крышку первой коробки с пиццей и начала ее поглощать, пока я ехал к месту, которое прислал мне Шейн-Болван. По моему мнению, он будет носить это прозвище вечно, если только не совершит какой-нибудь чертовски героический поступок, чтобы изменить мое мнение о нем.