— Ты уже об этом говорила, — прорычал он, а его глаза потемнели, пока он смотрел на меня, и я вздохнула. Что я делаю? Это настоящее безумие. То самое, что прорастает внутри тебя, как плющ, оплетая все твое существо, пока все не становится настолько прекрасным, что ты с таким же успехом можешь просто оставить все как есть.

— Почему ты держишь меня за руку? — Внезапно спросила я, прищурившись на него. — Держание за руку означает согласие? Я что, только что на что-то согласилась? Потому что я отзываю свое согласие.

— Господи Иисусе, chica loca (Прим. Пер. Испанский: Сумасшедшая девчонка), — прорычал он, и я удивилась, почему он называет меня «куриной головой». Я свободно говорила по-испански, меня научил Малыш Хуан. Он всегда говорил: «por favor deja de hablarme» (Прим. Пер. Испанский: Пожалуйста, перестань со мной разговаривать), когда мы начинали болтать, и это определенно означало «привет, как дела». — Ты хотела знать, каково это — держать кого-то за руку, вот я и показываю тебе, только и всего. Вот на что это похоже.

— О, — выдохнула я. Так просто? Ничто не было таким простым, как это.

Я посмотрела на наши переплетенные пальцы, и душу наполнила тоска. Никто раньше не прикасался ко мне так. Никто. И это пробудило во мне какую-то глубокую потребность, которая всегда была во мне, но я как-то от нее отгораживалась. Это было больно. Но в тот момент я хотела этой боли, потому что она напоминала мне, что я просто девушка с желаниями и мечтами, и мне не нужно притворяться, что их не существует.

Я смотрела на Матео, на то как его мышцы напрягались, будто он пытался сдержать себя от чего-то. Хотя я не была уверена, от чего именно. Вероятно, от того, чтобы убить меня. Но, эй, это означало, я приручила собаку. Он не укусил меня. Он сделал для меня что-то хорошее. Конечно, он мог в любой момент наброситься на меня с острыми зубами и когтями, но сейчас он этого не делал. Так ли формируется доверие? Люди снова и снова делают друг для друга что-то хорошее, пока однажды не могут предсказать, что они будут делать что-то хорошее и в будущем? Но как узнать, будут ли они продолжать делать эти хорошие вещи вечно? Что, если они сделают пятьдесят хороших вещей, а потом одну по-настоящему плохую? Что тогда?

— Время вышло. — Он выдернул руку и столкнул меня со своих колен.

Моя задница ударилась об пол, и он отступил в самый темный угол клетки, сев спиной к стене. Мою руку покалывало от его прикосновения, и я долго смотрела ему вслед, гадая, прикоснется ли кто-нибудь когда-нибудь ко мне вот так снова. Его руки сжались в кулаки, а дыхание стало тяжелее, и затем он демонстративно отвернулся от меня.

— У тебя приятный голос, — сказала я ему.

Он ничего не ответил, и у меня возникло ощущение, что он снова на время перестанет разговаривать. Обычно люди в конце концов уставали от меня. Он выносил мои бредни дольше, чем большинство. Но, с другой стороны, он был заперт со мной в подвале. Так что он не мог сбежать, даже если бы захотел. Он был просто львом, запертым в клетке с дикой кошкой, и ему пока не хотелось меня есть.

Я собрала мармеладки с пола и подтолкнула их к нему, коснувшись его руки, когда он не взял их.

— Ты их еще даже не попробовал.

Он поднял их, а я отползла назад, чтобы прислониться к решетке напротив него, затаив дыхание в ожидании, пока он их съест. Он уставился на меня, а я, не моргая, жестом предложила ему попробовать. Он сунул все мармеладки в рот и начал жевать, издавая глубокие, звериные стоны, пока ел.

Мое сердце словно увеличилось вдвое, пока я наблюдала, как он наслаждается ими, в конце концов проглотив их и закрыв глаза, словно смакуя послевкусие.

Молчание затянулось, и через некоторое время я прочистила горло. — Итак… мое соблазнение наверху прошло не совсем по плану, — сказала я ему со вздохом, опуская фартук между бедер и скрещивая ноги. — Но я буду продолжать пытаться. Не думаю, что я во вкусе Найла, но у него же должны быть потребности, верно? Может, в следующий раз я станцую для него. Стриптиз.

— Нет, — яростно прорычал Матео. — Не делай этого.

— Я не то чтобы не умею танцевать, Мертвец. Я умею двигаться. — Я закатила на него глаза. Однажды я перетанцевала лису в переулке.

— Это не то, что я…

— Я потрусь о него задницей, а он снимет с меня спортивные штаны и скажет что-то типа: «Великие лепреконы, это самая лучшая задница, которую я когда-либо видел, — я отлично его спародировала, но Матео даже не улыбнулся. — Потом я позволю ему сделать со мной все, что он захочет, и воткну ему нож в глаз!

— Ты. Не. Будешь. Его. Трахать, — ядовито выплюнул Матео, и мое сердце подпрыгнуло от удивления.

— Не то чтобы я хотела, чтобы он меня трахнул, — усмехнулась я. Подождите, это прозвучало неубедительно. Надо сказать еще раз. — Не то чтобы я хотела, чтобы он меня трахнул. — Не знаю, почему это продолжало звучать именно так, потому что я действительно, действительно, действительно хотела трахнуть Найла, не хотела трахать Найла. Черт побери.

— Зачем ты повторила это дважды? — зарычал он.

— Некоторые вещи лучше сказать дважды. — Я пожала плечами и отвела взгляд. Я не была уверена, почему я так уклончиво ответила на этот вопрос. Возможно, потому, что я была в клетке. Потому что, конечно, я не хотела, чтобы мой похититель трахал меня. Конечно, я не хотела чувствовать, как его член входит в меня, пока он произносит алфавит со своим прекрасным акцентом. Очевидно. Я не была настолько ебанутой.

— Просто доверься мне, Мертвец, — взмолилась я, и он снова затих, уставившись на меня. Вечно он так пялится.

Хотя мне вроде как нравилось его внимание. Большинство людей вели себя так, будто я невидимка. Но не он. Он вел себя так, будто я — единственное, что есть в комнате, и я сияла и была интересна.

Но сегодня мне будет нелегко уснуть. Этот парень выглядел так, будто мог скрутить из моего тела фигурку животного из воздушного шарика. И то, что он еще не причинил мне вреда, не означало, что не причинит. Он оказался в этой клетке не просто так. И одни только его глаза говорили мне, что он не новичок в насилии.

Я не спал, и я был совершенно уверен, что она тоже не спала большую часть ночи. Найл оставил свет включенным, чтобы я мог наблюдать за ней, сидящей в дальней стороне клетки, прислонившись спиной к прутьям, а ее голова поникла, когда она, наконец, задремала. Она выглядела такой хрупкой, а ее шея была такой нежной. Я не мог не представить, как обхватываю ее пальцами и чувствую, каково это — держать ее жизнь в своих руках.

Я почувствовал, как мой член начал твердеть от этой мысли, и зажмурил глаза, чтобы прогнать этот образ из головы. Но он всегда возвращался. Особенно в последнее время, потому что прошло так много времени с тех пор, как я изгнал своих демонов, а ее появление здесь пробудило во мне эту потребность сильнее, чем когда-либо прежде.

Всякий раз, когда она была рядом, я не мог смотреть на нее, и не жаждать возможности стать еще ближе. Но я знал, что если сделаю это, то не смогу сдержаться. Конечно, я мог бы просто сорваться, сдаться, подчинить ее и сделать все, чего хотел мой внутренний зверь. Но если бы я сделал это, ее смерть была бы почти неизбежной, а я хотел большего, хотел владеть ею. Я понял это в первый же день, когда она посмотрела на меня своими ярко-голубыми глазами и пленила меня.

Но как бы там ни было, я не знал, как этого добиться. Она вела себя не так, как все женщины, которых я когда-либо знал, и не думаю, что ее удастся завоевать так просто. Поэтому сидел, наблюдал за ней и пытался понять ее. Пытался понять, как заставить ее тело подчиниться моему, чтобы я мог погрузиться в нее и заставить ее плоть гореть и извиваться для меня. Я бы хотел почувствоваться как ее узкая киска обхватывает мой член, а потом я бы схватил ее за горло и наблюдал, как она паникует, гадая, отпущу ли я ее.