— Хочешь, я буду называть тебя папочкой?

Я замер совершенно неподвижно, сердце забилось, член пульсировал, а мозг просто выдал чертовски громкий смех над моей глупостью, после чего облил все внутри меня бензином и поджег. В ушах раздались крики моей мертвой жены.

— Отличная работа, Паучок, — прорычал я, отталкивая ее от себя и заставляя ее споткнуться от неожиданности, так что она чуть не упала на задницу. — Ты почти обманула меня. Но с папочкой ты явно переборщила.

Ее губы приоткрылись, когда она уставилась на меня, впитывая произошедшую перемену. Чистейшая, ядовитая ярость хлынула из каждой клеточки моего тела, сменив то безумие, которое едва не овладело мной, пока я пытался не обращать внимания на болезненный спазм, сжимающий грудь.

— Мел подумала, что тебе может понравиться…

— Браво. — Я громко хлопнул в ладоши, прежде чем схватить стакан с виски и запустить им через всю комнату, где он разбился о стену на миллион осколков, а в следующее мгновение я уже нависал над ней, схватив ее за волосы и приблизив свое лицо вплотную к ее лицу. — Еще раз попытаешься так играть со мной, и я зашью твои прелестные губки, чтобы научить тебя не приближать их ко мне.

Она попыталась ударить меня, и я мог бы блокировать ее удар, но позволил ей нанести его, потому что боль, пронзившая мою челюсть, была гораздо приятнее, чем боль в груди.

Я схватил ее за талию и перекинул через плечо, не слыша ее криков из-за эха воплей, раздающихся в моем черепе.

Я отпер дверь в подвал и сбежал вниз по лестнице, швырнув ее на кровать, не обращая внимания на Матео, который что-то прорычал мне, бросаясь на прутья своей клетки.

— Какого хрена, Найл?! — заорала Паучок, но я не остановился.

Я поднялся наверх и снова запер дверь, не слыша, как Паучок выкрикивает мое имя, и не заботясь ни о чем, кроме того, как горела моя плоть и болела голова.

Я нашел свой телефон брошенным на кухне и прихватил его вместе с бутылкой виски, затем направился обратно в гостиную, где уселся перед камином и постарался не думать о том, что чуть не произошло. Или о том, что, как я думал, могло произойти, пока она играла со мной.

Я отвинтил крышку и выпил добрую четверть бутылки залпом, стремясь впасть в кому и надеясь на смерть.

Когда виски обожгло мне желудок и начало действовать, я включил видео с Авой. То, которое прислал мне Том Нельсон, где она изнасилована, избита и вся в крови. То, в котором я последний раз видел ее живой. В ночь, когда я потерял последнюю частичку своей души.

Эта боль во мне так по-настоящему и не прошла, но с годами я каким-то образом находил все больше и больше способов скрыть ее, замаскировать, похоронить. Проблема была в том, что всякий раз, когда она снова поднимала свою уродливую голову, она причиняла мне еще больше страданий, резала меня, заставляла кровоточить гораздо сильнее, чем что-либо физическое.

Это напомнило мне, каким именно человеком я был. Напомнило мне что я причинял окружающим меня людям. Что произойдет с любым, кого я снова подпущу к себе так близко. И именно поэтому я не мог позволить этому случиться. Мне нужно было жить в этой боли, гореть в ней и позволить ей поглотить меня. Это было самое малое, чего я заслуживал, и самый верный способ никогда не забывать.

То, что случилось с Авой, было моей виной, и я расплачивался за это каждый день. Каждый день, каждую ночь и все темные промежутки между ними. Она всегда была здесь, а я всегда был один. Именно так и должно было быть. Именно так я заслуживал жить.

Каждый раз, когда видео заканчивалось, я запускал его снова, истязая себя сильнее, чем любое оружие, пока допивал бутылку виски. Мне было все равно, что со мной будет сейчас. Мне было все равно. И всем остальным тоже.

Найл не тренировал меня несколько дней, только спускался, чтобы бросить еду в подвал, и снова уходил, не говоря ни слова. Сколько бы оскорблений я в него ни бросала, он просто игнорировал меня. Я не хотела признавать, но это причиняло боль. Я не думала, что то, что я сделала, было чем-то таким уж ужасным. Это он позвонил своей подруге Мел. Это он посоветовал мне поговорить с ней. Я обсудила с ней, как соблазнять мужчин, и она подкинула мне кучу идей, в том числе несколько специально для него. Чего он ожидал? Это делало меня подлой девчонкой? Потому что я определенно хотела соблазнить его не только ради практики. Он обиделся, что я нашла его привлекательным, потому что я вызывала у него отвращение? Или потому, что я заставила его думать, что он мне нравится, а он думал, что на самом деле это не так? Хотя технически это было так. Но только в моих тайных мечтах.

Я сидела на своей кровати, прижав ноги к груди, и чувствовала, что Матео пристально смотрит на меня, пока я тонула в своих мыслях. Мои мысли зацепились за Пенелопу и за то, как она заманила меня в тот лес много лет назад. Стала ли я такой же, как она? Вот что я сделала с Найлом? Пыталась заманить его в свои сети?

Я думала, что соблазнять — это весело, но теперь у меня появились сомнения. Если бы я делала это с мерзкими маленькими мужчинами, которые умирали бы до того, как успевали прикоснуться ко мне, возможно, я бы не чувствовала себя так, но Найл? Найл не был мерзким маленьким мужчиной. Даже если бы я хотела, чтобы он им был. Потому что тогда я могла бы вонзить ему нож в горло и убежать в горы, пока была так близко к нему. Но нет, я просто чувствовала, как его огромный член прижимался к моему телу, и гадала, как он поместится внутри меня, мечтая о прикосновении его губ к моим.

Я не знала, чего хочу и как этого добиться. Все эти эмоции, чувства и мурашки были для меня в новинку, и я не знала, что с ними делать.

Но я тосковала не только по своему похитителю. Каждый день я смотрела на своего Мертвеца и желала, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Я была потеряна, сбита с толку, и не знала, чем заняться в этом подвале, поэтому пела, рыдала или без умолку болтала, пока не поняла, что Матео не хочет ничего из этого слышать. Он произносил так мало слов. А я хотела услышать все его слова почти так же сильно, как хотела врезать ему в нос за то, что он отдалился от меня. Но чего я ожидала? Я всегда так поступала. Сколько бы раз я ни повторяла себе, что не буду доверять людям, часто поддавалась блеску в их глазах, а потом оказывалась использованной и выброшенной, как вчерашний мусор. Для меня это было не ново. Но впервые это было так больно.

Я громко вздохнула, уткнувшись лицом в колени. Сегодня я даже не надела ничего особенно забавного. Просто черные леггинсы с крестообразными вырезами по бокам и белый укороченный топ с надписью «Заткни свой рот, шлюха» яркими желтыми буквами на груди. Лучше бы Матео не прислушивался к надписи на моем топе. Вчера я придумала для него целую танцевальную программу в ванной, но так и не показала ее, потому что он начал тренироваться и, казалось, был слишком занят, чтобы смотреть. Эх. Что мне делать?

Тебе нужно собраться с духом и столкнуться с миром лицом к лицу, вот что. Люди ужасны. Это для тебя не новость, Бруклин. Так что возьми себя в руки.

— Mi sol, — мрачный, грубый голос Матео донесся до меня с другого конца подвала, и мое дыхание застряло в легких, гудя там, как пчела в банке. — Ты грустишь?

— А тебе-то что? — Съязвила я, поднимая голову и прищурившись, глядя на него.

Он подошел к решетке, и прижался лбом к прутьям, что придавало ему зловещий вид, когда он наблюдал за мной.

— Significa todo para mi (Прим. Пер. Испанский: Это значит для меня все), — пробормотал он.

Я цокнула языком.

— Я не хочу слышать о твоем ручном попугае, Матео, — сердито фыркнула я, вставая с кровати и направляясь в его сторону. Хотя и не знала, зачем. Я просто больше не хотела лежать на этой одинокой кровати. А его аура казалась такой соблазнительной. Я хотела встать в ней и окунуться в манящий аромат его тела, витающий в воздухе. Хотя бы на секунду.