Я откинулся на спинку стула, еда уже не вызывала у меня особого интереса, когда Лиам О'Брайен втянул русского мафиози в дискуссию о налогах на импорт, которая, несомненно, была прикрытием для обсуждения последних партий наркотиков, доставки которых они ждали.

Он уже некоторое время работал над своими отношениями с русскими: две семьи мирно объединились из-за ненависти к итальянцам. Я, наверное, должен был предвидеть, к чему это приведет, если бы больше интересовался его бредом.

Мои мысли вернулись к молотку, все еще заткнутому за мой пояс, и я задумался, как быстро я смогу убить их троих и смыться. Шестнадцать секунд — неплохая ставка. Может, восемнадцать, потому что череп Влада выглядел довольно крепким, и придется нанести пару дополнительных ударов. Но потом пришлось бы зачищать весь персонал, ведь они все знали, что я здесь, а это стало бы настоящей головной болью.

Марта принесла кофе со специальной добавкой, и я одарил ее обаятельной улыбкой. Это была маска, но я носил ее так долго, что забыл, где заканчивается фальшь и начинаюсь я, так что никто из нас не стал комментировать это. Хотя она была душкой, и было бы чертовски жаль убить ее при зачистке. Я вздохнул, позволив этой идее развеяться, как перышку на ветру.

Пока наши отцы сидели и разговаривали о делах, как будто мы были неуместными дополнениями к комнате, Анастасия решила испытать судьбу, наклонившись поближе ко мне и прошептав на ухо.

— Мы все всего лишь пешки на их шахматной доске, не так ли? — выдохнула она с едва заметным, но все еще присутствующим русским акцентом. Я догадался, что мой отец был не единственным мафиози, которому нравилось отправлять своих детей на родину, пока они были маленькими. Он не слишком заботился о внуках, но что касается меня, моих братьев и сестер, то мы всю жизнь мотались из дома в дом, переплывая Атлантику туда и обратно столько раз, что я и сосчитать не могу. Не поймите меня неправильно, Ирландия была прекрасным местом, и если бы у меня было право голоса, я вполне мог бы остаться там. Но часть империи О’Брайенов, которой управлял Лиам, прочно обосновалась в Штатах, так что я давно смирился с жизнью здесь.

— Если ты только сейчас это поняла, то мне тебя жаль, — ответил я ей, не потрудившись посмотреть в ее сторону, пока допивал свой кофе, виски обжигал мне горло по пути вниз и в какой-то мере снимал раздражение от моего испорченного настроения.

— Возможно, было бы не так уж плохо объединиться, — сказала она, протягивая руку, чтобы положить ее на мою, давая мне понять, что она не против, по крайней мере, трахнуть меня.

Я замер, на мгновение застигнутый врасплох тем, что она так смело прикоснулась ко мне и провела рукой по моему предплечью. Ощущение ее прикосновения к моей коже было таким чужим и нежеланным, что я чуть не зарычал, как зверь, когда она провела пальцами прямо по татуировке с именем моей жены. Анастасия, конечно, не знала об этом, рукав рубашки скрывал ее, но когда ее пальцы провели по тому месту, где на моей коже витиеватым шрифтом было выведено «Ава», я был так близок к тому, чтобы убить их всех, что, клянусь, потерял сознание.

Когда я пришел в себя, то был уже на ногах, моя кофейная чашка разбилась о камин, куда я, должно быть, швырнул ее. Я был удивлен, увидев их троих живыми и уставившимися на меня, а глаза папы горели гневом из-за моего поведения.

— Похоже, вы отлично справляетесь с приготовлениями, — сказал я, широко улыбаясь и делая реверанс перед ними, просто чтобы сбить их с толку. Никто никогда не знал, как, черт возьми, реагировать на такое поведение, и меня это вполне устраивало. — Так что я, пожалуй, откланяюсь.

Я вышел из комнаты, прежде чем кто-либо из них успел сказать хоть слово, чтобы остановить меня, и продолжал идти, пока не вернулся в свою машину и не рванул от них подальше. Я не знал, какого черта я собирался делать. Но я точно знал, что не женюсь на этой женщине. Был там, делал это, получил кольцо и все испортил. Больше. Никогда.

Я была в комнате. Темной комнате. Темной, вонючей комнате. В ней пахло дымом… несчастьем и… баклажанами. Фу. Баклажаны никто не любит.

Я с трудом приподнялась на черных шелковых простынях, а в голове грохотала такая мигрень, что, казалось, череп вот-вот расколется. Во рту было сухо как в пустыне, а тусклый красный свет от этой дурацкой люстры в виде черного черепа едва освещал тот маленький кусочек ада, в котором я только что очнулась.

— Эй? — Позвала я, мой голос охрип от недостатка влаги, когда я поднялась на ноги. — Сатана? Я хорошо заботилась о тех демонах, которых ты подселял в мою голову все эти годы, детка. Давай ты не будешь мудаком, ладно?

Ответа не последовало. Либо я не была мертва, либо Сатана был молчаливым ублюдком, которому нечего было мне сказать. Я имею в виду, я не ожидала чаепития, но он мог бы, по крайней мере, засунуть мне в задницу раскаленную кочергу и сделать пару замечаний о моих грехах. Если я умру девственницей, лучше бы ты, по крайней мере, сорвал все мои вишенки в аду. Посасывание сосков, минет, шестьдесят девять, все, что можно попробовать, с черного хода и с парадного. И все это до главного события. Не подведи меня, Красный Здоровяк. Я хочу все по полной программе.

Дверь открылась, и в комнату вошел мужчина, сложенный как кирпичный сортир, с огромными плечами и столь же внушительным брюхом. У него были густые черные волосы и не менее густые усы, а глаза глубоко утопали под нависшими бровями. Он был втиснут в элегантный костюм, а позади него стояла женщина с лисьими чертами лица и светло-коричневым хвостом, та самая, что сбила меня на машине, а также здоровяк с густой растительностью, в котором я узнала Тень.

— Новый товар, — пробасил Сортир своим друзьям гулким голосом с сильным мексиканским акцентом. На ум пришло слово «жирный». Этот парень определенно был жирным.

Его темно-карие глаза были лишены эмоций, когда они скользнули по мне, и когда я проследила за его взглядом, то впервые поняла, что на мне больше нет моих поношенных джинсов и шерстяного свитера.

Кто-то, какой-то чертовски рукоблудный гаденыш, одел меня в горячее розовое платье, которое облегало мою стройную фигуру и скудное декольте. Я точно не жила на трехразовом питании. Двухразовом, если повезет. Но хуже всего, гораздо хуже, блядь, было то, какими гладкими на ощупь были мои ноги. И не только ноги, шелковистый лоск продолжался и между бедер, и хотя я определенно не собиралась засовывать руку под платье, чтобы проверить это, пока за мной наблюдает это шоу-уродцев, у меня было ощущение, что я сейчас безволосая, как голый крот. Повсюду. Киска и все остальное. Кроме головы, разумеется. Мои иссиня-черные волосы оказались на удивление мягкими, словно перышки, когда коснулись моей щеки — вот это было приятно, но все остальное — совсем наоборот.

Они уставились на меня, как на кусок мяса, но на меня смотрели и похуже. Как будто я все еще была живой и брыкающейся тварью со сломанными задними лапами.

— Кто вы? — Потребовала я, высоко задрав подбородок, хотя внутри все сжималось от страха.

Это был не ад, но у меня было чувство, что это место могло быть еще хуже. Я бы предпочла раскаленную кочергу в заднице, чем то, как этот урод меня оценивал. Да кого я обманываю, я бы согласилась на раскаленную кочергу просто ради забавы. Это обещание, Сатана. На случай, если ты меня слушаешь.

— Она худая, — прокомментировал Сортир, игнорируя мой вопрос и обращаясь к Конскому Хвосту.

— Она — проект, сеньор. — Конский хвост пожала плечами. — Кроме того, некоторым мужчинам нравятся худые.

— Она миниатюрная… muy pequeña, (Прим. Пер. Испаский: очень маленькая) — оценивающе сказал Сортир. Я понимала, что была не первой девушкой, на которую он так смотрел. Судя по тому, как критически он меня разглядывал, я бы предположила, что была где-то в районе двух тысяч сто первой по счету.