Он оскалил на меня зубы, и в его глазах вспыхнуло искушение прикончить меня, а я посмотрела в ответ, замерев. Он думал, что я побеждена. И та слабость, которую, как ему казалось, он увидел, заставила его захотеть прикончить меня. Но я еще не закончила. Я была далека от чертовой капитуляции. И даже если он свернет мне шею, я вернусь зомби, чтобы съесть его мозги. И они мне очень понравятся. Устрою из них настоящий пир. Но борьба сейчас не шла мне на пользу. Поэтому я прибегла к другому своему таланту.

Я приподняла свое бедро между его ног и прижалась им к его члену, а мои глаза встретились с его, когда он застонал. Я продолжала тереться о него бедром, пока не почувствовала, как он затвердел у моей ноги, и победоносная улыбка тронула мои губы. Губы, которые, вероятно, прямо сейчас были синими, потому что я серьезно не могла дышать.

Его хватка на моем горле внезапно разжалась, и он отпустил меня, так что мои ноги коснулись пола. Я наклонилась вперед, хватая ртом воздух, и позволила себе дико рассмеяться. Но мое веселье длилось недолго, потому что он схватил и зажал в кулаке мою майку, а затем потащил меня за нее из комнаты.

— Это твое последнее предупреждение, Паучок. Докажи, что ты чего-то стоишь, или я избавлюсь от тебя любым способом, который сочту нужным.

— Это ты отнял у меня это убийство, ты не дал мне шанса доказать свою ценность! — Огрызнулась я. — Почему ты продолжал вмешиваться каждый раз, когда я была близка к тому, чтобы прикончить его?

— Я, блядь, не вмешивался, — прорычал он, нагло соврать мне в лицо.

— Врунишка, врунишка грязные штанишки, — выплюнула я.

— Что? — он замер в замешательстве, а его кулак сжался на моем майке. — Я не вру.

— Ты только что снова соврал, — прошипела я. — Ты выбросил его из окна. Он был моей добычей.

Его челюсть запульсировала от ярости, и он потащил меня вниз по лестнице к двери в подвал, а на виске у него вздулась вена. Он прижал меня к двери, вдавив грудь в мою грудь, и даже приподнял над полом, чтобы говорить прямо в лицо. Я обхватила его ногами, пытаясь применить свой фирменный прием ассасина, но он, казалось, не заметил этого. — Я не собирался стоять и смотреть, как ты делаешь свою работу наполовину, девчонка. Я слишком гордый психопат для этого.

Он открыл дверь позади меня, и я ахнула, едва не упав навзничь, но он удержал меня и понес вниз, в подвал, к клетке. Я начала колотила кулаками по его бокам, когда он подхватил меня под мышку, отпирая клетку Матео, а затем бросил меня внутрь прямо к ведру для какашек. Решетчатая дверь с лязгом закрылась, как раз в тот момент, когда Матео бросился на нее, как росомаха на цепи, пытаясь достать Найла через прутья. Но тот уже отступил.

Матео зарычал, как зверь, и я поняла, что вся в крови, а мое тело болит от свежих синяков.

— Сегодня ты можешь снова воспользоваться ведром, — усмехнулся Найл. — Ты не выполнила свою часть сделки, Паучок, так что я не буду выполнять свою.

Он зашагал прочь, закуривая сигарету и громко напевая, чтобы перекрыть звук моих оскорблений в его адрес, пока он поднимался по лестнице и исчезал из виду.

Матео повернулся ко мне, его яростный взгляд пробежался по моему телу, когда я упала в угол клетки и свернулась калачиком, спрятав лицо на сгибе руки.

Я чертовски ненавижу этого сосущего член, теребящего член, трахающего ножом, тупого, лохматого сучьего хорька!

Я был законченным мудаком. Я знал это. Мои призраки знали это. Вся моя семья знала это. И теперь мой маленький паучок тоже это знал.

Я оставил ее в клетке до конца дня, а потом снова выпустил в подвал, потому что мне не понравилось, как Матео на нее смотрел. Он был долбанутым сукиным сыном, и я не собирался позволить ему запускать в нее свои когти. Не то чтобы я был уверен, что именно это и происходило, но я наткнулся на слишком много многозначительного молчания внизу, чтобы доверять им. Может быть, мне нужна была камера там, внизу. Но тогда пришлось бы сидеть и смотреть ее, а это казалось слишком большой тратой сил.

Так что Паучок находилась у меня в немилости всю прошлую неделю, и за это время мы устраивали эпические поединки взглядов каждый раз, когда я спускался туда покормить их и сменить чертово ведро.

Всю неделю ей доставляли новые модные шмотки в пакетах, и я складывал их в углу. Но теперь они смотрели на меня и спрашивали, что я собираюсь делать с пакетами одежды, предназначенной для миниатюрной женщины, если избавлюсь от нее. И у меня не было ответа. Ну да, кое-что могло подойти и мне, она упоминала шляпы, так что это было вероятно. Но все остальное…

Я встал и пересек комнату, направляясь к куче пакетов возле камина, а затем открыл верхний из них. Внутри оказался желтый купальник с надписью «Гангстер» черными буквами.

Я приложил его к своему татуированному торсу и довольно быстро признал, что он не подойдет, да и в целом я не смог бы его носить. В основном потому, что его нижняя часть была в форме стринг, а у меня на заднице до сих пор красовались четыре красные колотые ранки от той чертовой вилки.

Я вздохнул, бросая купальник обратно на вершину кучи. Я мог бы нарядить Брута в эту одежду. Если бы он существовал. Хотя в моем воображении он определенно существовал, но воображаемые собаки не могут носить настоящую одежду.

Сегодня я впервые был трезв. Не то чтобы я топил свои печали из-за этой чертовой свадьбы или чего-то подобного, но я был вынужден посетить еще один обед с моей невестой и ее мерзким папашей. Он даже не рассмеялся, когда я предположил ему начать трахать всех своих врагов вместо того, чтобы убивать их, и называть себя Владом Цепешем, как того чувака из стародавних времен. Ничего. И глазом не моргнул. Чертовски жаль. Даже Анастасия не заставила меня по-настоящему смеяться, хотя она сразу же вернулась к попыткам соблазнить меня фальшивым хихиканьем.

Но мой член не поддавался соблазнению. Во всяком случае, не со стороны моей русской невесты. И, скорее всего, больше ни от кого.

Мне нужно было что-то изменить сегодня вечером. Мне нужно было проснуться и просто сделать так, чтобы что-то произошло, иначе я сойду с ума.

Может, пора было протянуть оливковую ветвь. По крайней мере, тогда у меня была бы компания здесь наверху, и я не бродил бы по дому, как одинокий мясник, которому нечего резать.

Я взял ключи от подвала из ящика в кухне и пошел открывать дверь. На этот раз я сделал это осторожно, открывая хорошо смазанные замки тише, чем пукает мышка, прежде чем распахнуть дверь и прислушаться.

— …понимаешь? Потому что так они не смогли бы меня найти. Я свернулась калачиком, как котенок в кукурузных хлопьях, в задней части сарая, и никто ничего не знал! — С энтузиазмом говорила Паучок. Я подождал, ответит ли Матео, но последовало лишь молчание, прежде чем она перешла к разговору о важности проветривания обуви.

Я бесшумно спустился по лестнице, двигаясь как монстр в тени, и оставаясь скрытым в темном лестничном проеме, пока не спустился достаточно низко, чтобы их увидеть. Матео делал отжимания внутри своей клетки, а Паучок сидела на подушке прямо перед ней, наблюдая за движениями его мощного тела и наслаждаясь первоклассным видом на тюремное порно, которое он устраивал прямо перед ней.

Я наблюдал, как она замолчала, прикусив нижнюю губу и накручивая на палец прядь волос цвета черного дерева.

Мое нутро сжалось от какой-то острой, дикой эмоции, и я испытал сильное искушение спуститься вниз и затащить Матео в свой кабинет для чертовски жесткого допроса. И под своим кабинетом я имел в виду свою комнату для убийств. Но когда я сделал шаг из тени, я понял, что могу поступить еще лучше: могу просто забрать ее отсюда и оставить себе наверху.

Паучок резко повернулась прежде, чем я успел приблизиться к ней, и я одарил ее акульей ухмылкой, когда проявилась частичка того таланта, который, как мне показалось, я разглядел в ней в первый день.