Она в мгновение ока вскочила на ноги, оскалив зубы, как загнанная в угол кошечка, а ее ярко-голубые глаза горели ненавистью.
— Ты очень сильно меня ненавидишь, да, Паучок? — подразнил я ее, и она зарычала. На самом деле зарычала, как лев или медведь. О боже.
— Это было мое убийство, — прошипела она, все еще не в духе, даже после нескольких дней, прошедших с тех пор.
— А ты прям соленая штучка, да? — Поддразнил я ее, и она снова зарычала.
Матео прекратил тренировку и встал на колени, сверля меня взглядом, словно представлял мою смерть, надеюсь, чертовски красивую.
— Солонее моря, — согласилась Паучок, и моя улыбка стала шире.
— Я пришел с предложением мира, — сказал я, разведя руки в стороны в притворном жесте невинности. На мне была только пара джинсов, так что у нее не было причин думать, что я что-то прячу.
— Это пицца? — спросила она, и я нахмурился.
— Нет. Но могла бы быть.
— Тогда сделай так, чтобы это была пицца, — согласилась она, ее боевой настрой угас, и она сложила руки на груди, одарив меня сердитым взглядом.
— Договорились. Твоя одежда здесь, можешь подняться и…
Она радостно взвизгнула и пробежала мимо меня, прыгнув на ступеньки и грохоча по ним, так что я остался один на один с Матео.
В его глубоких темных глазах бушевала ярость, и я мог бы поклясться, что в воздухе еще чувствовался и привкус ревность. Я сделал шаг ближе к нему, не беспокоясь о Паучке, потому что запер за собой дверь, так что она могла ждать только наверху лестницы.
— Хочешь что-то сказать, ублюдок? — Предложил я, и его верхняя губа приподнялась, когда он поднялся на ноги.
Он пристально посмотрел на меня, но когда Паучок начала колотить в дверь и кричать, чтобы я поторопился, его взгляд на мгновение переместился за мою спину, и я понял в чем дело.
— О, тебе нравится моя маленькая питомица, не так ли? — Спросил я, подходя прямо к решетке, давая ему шанс броситься на меня через нее. — Ты беспокоишься о том, что я могу сделать с ней, когда останусь с ней наедине? Или о том, что она может захотеть сделать со мной?
Он бросился на решетку, а его кулак просунулся между прутьями и попал мне в челюсть.
Я рассмеялся, принимая удар. У парня был чертовски хороший хук, клянусь, он чуть не выбил мне зуб. Меня даже подмывало открыть дверь его клетки и устроить старую добрую драку. Это заставило бы мое сердце биться чаще, но, честно говоря, моя маленькая психопатка чаще вызывала у меня подобное состояние.
— Найл! — нетерпеливо крикнула Паучок, но ее хриплый голос позволял почти представить, что она делает что-то другое, выкрикивая мое имя. Что-то, о чем я не должен был позволять себе думать, но что продолжало прокрадываться в мои мысли с назойливой настойчивостью.
— Я иду, любовь моя, — пообещал я ей, а затем понизил голос и заговорил только для Матео. — Или, по крайней мере, скоро приду, а? (Прим.: Игра слов, come — можно перевести как глагол идти (иду, приду), а также как глагол кончить. Здесь в тексте изображено поддразнивание одного героя над другим)
Я отступил, когда он яростно зарычал, бросился на решетку и отчаянно попытался дотянуться до меня, а чистая ядовитая ярость окрасила каждую черту его тела. Я громко рассмеялся и отступил еще дальше, наслаждаясь этой новой, легкой формой пытки, которую я мог ему устроить, и гадая, как бы еще лучше использовать его маленькую влюбленность в свою пользу.
— Найл! — зарычала Паучок, и я должен был признать, что мне нравилось выводить ее из себя подобным образом.
Я взбежал по лестнице и обошел ее, чтобы отпереть дверь и выпустить ее наружу.
Она выскочила в коридор, а я выключил свет, погрузив Матео в темноту, прежде чем снова запереть дверь и последовать за ней дальше в дом.
К тому времени, как я нашел ее снова, она уже добралась до входной двери и гремела замками, пытаясь выбраться наружу. Я ухмыльнулся и последовал за ней, схватив ее сзади за шею, когда догнал и развернул лицом к себе.
— Я думал, ты будешь хорошей девочкой для меня? — Спросил я, прижимая ее спиной к двери и приподнимая ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня.
— На это нет шансов, — ответила она с придыханием, когда моя грудь коснулась ее. — Я плохая до мозга костей.
Я улыбнулся, потому что мне это понравилось, а затем вытащил из заднего кармана электрошоковый ошейник. Она надула губы, когда я надел его ей на шею, а затем развернул ее, чтобы можно было закрепить его маленьким висячим замком сзади.
Она прижалась задницей к моему паху, когда я зафиксировал ее, и я замер, почувствовав, как мое сердце забилось чаще от этого небольшого движения. Я уперся руками в дверь по обе стороны от ее головы, когда она снова прижалась задницей к моему твердеющему члену, и с моих губ сорвалось рычание, когда я попытался предостеречь ее. Она не знала, что делает, так со мной играя, а я не испытывал влечения к женщинам с тех пор, как единственная, которую я когда-либо любил, умерла из-за меня.
Прежде чем какие-либо порочные мысли смогли вторгнуться в мой мозг и украсть последние унции контроля, которые я сохранял над своим телом, я поймал ее за руку и потянул за собой, направляясь обратно в огромную гостиную с двухуровневым потолком и открытыми балками над головой.
Я закружил ее под своей рукой, словно мы танцевали, и она рассмеялась, прежде чем ударить меня кулаком в грудь, прямо по татуировке туза пик там, где должно было быть мое сердце.
— Я все еще ненавижу тебя, — добавила она на случай, если я этого не понял.
— Ну тогда, ненавидь меня и примеряй одежду, — предложил я, указывая на гору пакетов, ожидавших ее внимания. Честно говоря, я понятия не имел, как она умудрилась заказать столько всего за то короткое время, на которое я дал ей доступ к своему ноутбуку, но она сделала это, и я был в настроении для показа мод. — Я закажу пиццу.
— Убедись, чтобы в моей был сыр, — предупредила она. — Однажды Жирный Гэвин у моста угостил меня пиццей, но в ней не было сыра. Или томатного соуса. Да и на самом деле это была всего лишь старая подошва от ботинка. Очень обидно.
Я фыркнул от смеха, на самом деле не зная, шутка это или нет, а она отвернулась и нырнула в пакеты, вытаскивая вещи одну за другой и сваливая их кучей на край дивана.
Мне пришлось отвернуться от нее, чтобы сосредоточиться на заказе еды, и я сделал это быстро, чувствуя улыбку на своем лице и желая вернуться к ней. Что-то в ней просто заставляло меня улыбаться. Имею в виду, я чертовски много улыбался, потому что эта была одна из моих психопатических черт, но с ней мое лицо выглядело по-другому. Больше похоже, что это действительно было мое лицо, а не маска. Мне это нравилось.
Я закончил разговор с пиццерией, но как раз когда уже собирался снова повернуться к ней, покалывание в затылке предупредило меня, чтобы мне нужно срочно пошевелить задницей.
Однако я был недостаточно быстр, и она набросила неоновый купальник мне через голову, обернув его вокруг моей шеи, и дернула назад, сделав из этой чертовой штуковины удавку, чтобы задушить меня. Она запрыгнула мне на спину с боевым кличем и позволила своему весу сделать всю работу, удушая меня, пока висела на купальнике.
Я крутанулся, но она вцепилась в меня с диким смехом, плотно обхватив бедрами мою талию и скрестив лодыжки перед моим животом, чтобы я не смог ее сбросить.
Я налетел спиной на стену, зажимая ее между собой и ней, но она только рассмеялась еще громче, крепко держась за меня. Я мог бы сделать это снова, сильнее, разбить ее хорошенький череп об стену, но не хотел. Поэтому направился к огромному серому дивану и рухнул на него, придавив ее своим весом.
У нее вырвался сдавленный стон, когда мой вес выбил воздух из ее легких, и я улыбнулся шире, потянувшись к купальнику, который она выбрала, чтобы меня задушить. Не лучший выбор, потому что он был эластичным, а значит, приложив немного усилий, я смог оторвать его от своей шеи и стянуть через голову.