— Надо думать о них как о двух упрямых засранцах, которые не ладят друг с другом, — сказал я ей. — Сомкни их и не отпускай, пока они не заведут ребенка.

Паучок приподняла подбородок, принимая этот блестящий совет, и с победной улыбкой вытащила из коробки горку лапши, наклонившись вперед, чтобы съесть ее. Но в последний момент вся она выпала из палочек и шлепнулась ей на колени. Поскольку на ней не было штанов, обжигающе горячая еда попала на голые бедра, и она выругалась, как моряк, швырнув коробку с едой через всю комнату, где она разбилась о зеркало и повсюду разлетелась лапша.

Она раздраженно вскочила, опрокинув стул, и я выплеснул ей на колени стакан воды, чтобы помочь ей.

Ее полные губы приоткрылись, а глаза расширились от шока, и я был почти уверен, что в них была крайняя ярость. Она взвизгнула и бросилась на меня, подняв одноразовые деревянные палочки, как копье, с убийством в глазах.

Она бросилась на меня, и я рассмеялся, когда мой стул опрокинулся, разбросав мою лапшу по столу за долю секунды до того, как мы упали на пол.

Я оказался лежащим на спине, а она оседлала меня, одна ее рука сомкнулась на моем горле, в то время как она отвела другую руку назад и нацелила палочки для еды мне в сердце.

Я поймал ее запястье прежде, чем она успела нанести удар, и она фактически зарычала на меня, когда я ухмыльнулся ей.

— Ну, привет, убийца, — сказал я, другая моя рука опустилась на ее бедро, и я крепко сжал его, чтобы удержать ее на месте.

— Я не люблю палочки, — прорычала она, крепче сжимая те, которые пыталась превратить в орудие убийства, и раздался резкий треск, когда она случайно их сломала.

— Дешевые одноразовые палочки, вроде этих, не годятся в качестве оружия, — сказал я, когда она сдавила мне горло рукой, которую я не обездвижил. Я позволил ей это сделать, потому что, честно говоря, ей нужно было выпустить немного этой ярости, да и она была недостаточно сильна, чтобы задушить меня одной рукой. — На самом деле, я не могу сказать, что когда-либо убивал палочками для еды. Хотя однажды воспользовался чайником. Я ударил им ублюдка по лицу, и он разлетелся вдребезги. Затем я прижал его к земле примерно так, как ты меня сейчас, и просто продолжал бить, бить и бить им по его уродливому лицу, пока он не перестал брыкаться. Ручка так и не сломалась. Я назвал ее Берт, — я вздохнул, вспомнив об этом. Ручка от чайника оставалась у меня какое-то время, но в итоге я засунул ее в задницу какому-то мудаку, когда он подрезал меня на перекрестке. Бедняжка Берт, наверное, была хирургическим путем удалена из его задницы и выброшена как вчерашний мусор. Чертовски трагично.

— Ты прижал его вот так? — спросила Паучок, задыхаясь, еще сильнее сжимая мое горло, и мой взгляд скользнул с ее приоткрытых губ на то, как ее сиськи пытались вырваться из этого фартука для убийств, и на мгновение я просто захотел…

Твоя жена умерла из-за тебя.

— Да. Но я большой ублюдок, поэтому, когда я нахожусь на ком-то сверху, людям сложнее сбросить меня, чем мне тебя.

Она, казалось, поняла, что ее попытки задушить меня ни к чему не приведут, и на мгновение опустила взгляд на мою грудь, прежде чем переместить руку на мой галстук, который свисал с моего обнаженного торса. В ее глазах снова мелькнул психопатический блеск, когда она схватила мой галстук и сильно дернула его, так что он затянулся вокруг моей шеи.

Моя хватка на ее бедре усилилась, и она ахнула, перенеся свой вес прямо на мою промежность и заставив меня захрипеть из-за того, что галстук сдавливал мне горло. Не буду думать о том, что на ней нет трусиков.

— Ты все еще думаешь, что сможешь победить меня, Адское Пламя? — промурлыкала она, выглядя такой чертовски милой и гордой собой, что мне стало почти жалко лопать ее маленький пузырь власти. Хотя я не был до конца уверен, чего она ожидала: она была ростом пять футов (Прим.: метр пятьдесят) и, сомневаюсь, что весила больше ста фунтов (Прим.: пятидесяти килограммов). Между тем я был шесть футов и пять дюймов ростом (Прим.: метр девяносто восемь) и весил как минимум вдвое больше ее, в основном за счет мышц. Не совсем честный бой, но я никогда не имел проблем с тем, чтобы драться грязно.

Я приподнял бедра, выбив ее из равновесия и опрокинув на спину, прежде чем перекатиться на нее сверху и легко прижать к полу. Я схватил ее руки, переложил оба ее запястья в одну из своих рук и прижал их к ковру над головой, а затем достал из заднего кармана складной нож.

Я раскрыл лезвие, и ее глаза расширились от страха, она ахнула, извиваясь и брыкаясь подо мной, крича, как чертова банши.

Я продолжал удерживать ее, мой вес был слишком велик, чтобы такая маленькая девчонка, как она, могла одолеть меня в таком положении.

Я просунул лезвие между горлом и галстуком, разрезая ткань и царапая кожу, отчего у меня потекла кровь.

В тот момент, когда галстук упал, я прижал окровавленный нож к ее горлу и ухмыльнулся ей сверху вниз.

Теперь она действительно тяжело дышала, ее глаза сверкали бесконечным жаром, который притягивал меня, заставляя жаждать узнать о ней больше. Я хотел вскрыть ее и найти все секреты, скрытые в ее темных уголках. Я хотел знать, были ли они такими же темными, как мои. Или темнее. Было ли что-то темнее? Возможно.

— Ты мертва, — сказал я ей, и моя кровь забурлила быстрее при одной мысли об этом. Я бы убил ее, если бы она не доставляла мне такого удовольствия. Я переместил лезвие, чтобы прижать кончик к ее сердцу. — Снова мертва. — Она втянула воздух, наблюдая за мной, как дикая кошка, готовая напасть, и я ухмыльнулся, прикоснувшись лезвием к ее животу поверх кожаного фартука, показывая ей все места, куда я мог бы вонзить нож, если бы мне захотелось. — Мертва. Мертва. Мертва. Мертва. Заколота, как свинья, и истекаешь кровью, но ты могла бы выжить, если бы тебе быстро оказали помощь. — Теперь мой клинок прижимался к низу ее живота, а она все еще смотрела на меня с жаром в глазах.

— Ты бы хорошенько меня убил, правда, Адское Пламя? — спросила она, затаив дыхание, и любопытства в ее голосе было не меньше, чем страха. А может быть, даже там было что-то еще.

— Очень хорошо, — заверил я ее, и она ухмыльнулась мне, словно могла представить и худшие способы уйти из жизни.

Она снова дернула руками, и я отпустил одну из них, гадая, как она попытается одолеть меня на этот раз, и втайне наслаждаясь этой игрой. Никто никогда не хотел играть со мной в убийцу. Даже в детстве мои старшие братья отказывались присоединяться. Видимо, я был слишком уж кровожадным. Но что такое немного крови между братьями и сестрами?

Я наблюдал за Паучком, когда она потянулась ко мне, ее пальцы коснулись моего горла и заставили меня замереть от легкой боли, которую я почувствовал, когда она провела ими по порезу, который я нанес себе.

Ее пальцы были в крови, и она прикоснулась ими к губам, слизывая ее с них, отчего мое сердце бешено забилось, когда она с тихим стоном закрыла глаза.

Она была красивой девушкой. Это не имело никакого отношения к тому, почему я забрал ее, но было трудно отрицать это, когда я смотрел на нее вот так, вдыхая ее аромат и наблюдая за ней с большим интересом, чем за чем-либо за долгое, черт возьми, время. Волосы цвета черного дерева рассыпались по ковру вокруг нее, а ее полные губы блестели от моей крови. Мне вроде как захотелось откусить от нее кусочек и выяснить, так ли она хороша на вкус, как выглядит.

— Твоя смерть будет слаще китайской еды на вынос, — прошептала она, и моя улыбка стала шире.

— Чертовски на это надеюсь. Я ждал ее очень долго, — ответил я, закрыв складной нож и сунув его обратно в карман. — Я хочу, чтобы это была красивая смерть. Такая, которую люди запомнят. Так что, если однажды ты убьешь меня, Паучок, пообещай, что превратишь меня в прекрасное месиво.

Я снова вскочил и протянул ей руку, поднимая ее на ноги без особых усилий, учитывая, какой чертовски маленькой она была. Честно говоря, я не понимал как такая крошка смогла выиграть тот бой в «Ройом Д’Элит»? Я смотрел на чистый талант, заключенный в маленьком тельце ростом в пять футов.