— Я бы сказал, ты себя недооцениваешь. — Я прикидываюсь, будто малыш что-то шепчет мне на ухо и сообщаю: — Сонни говорит, что бутылочки идеальной температуры. И ты настоящая мать года.

Она снова смеется. Мне так нравится ее смех. Хвала богу, я перестал неметь в присутствии Иви и снова могу шутить.

— Тебе сколько сэндвичей? — совершенно невозмутимо спрашивает она. — Три или четыре?

Нет, решено. Я женюсь на ней, чего бы это мне ни стоило.

Люк весь ужин держит моего сына.

Ест одной рукой, а другой баюкает сонного малыша на плече. Я даже начинаю задаваться вопросом, настоящий ли это мужчина, не мерещится ли мне? Вроде сижу за столом, рассказываю о своем детстве, как мы с мамой колесили по стране, потом вспоминаю какие-то забавные случаи из магазина — а сама до сих пор будто стою у окна и смотрю на велосипед с большим красным бантом и люлькой.

Никогда не получала такого прекрасного подарка.

Я даже не думала, что он мне настолько нужен. Теперь у меня есть свобода, возможность перемещаться с места на место. Сонни тоже будет наслаждаться свежим воздухом, солнцем и яркими воспоминаниями.

Велосипед даже с виду дорогой. Новехонький. Блестящий. С переключателями на руле. Мне не следовало бы его принимать, но…

Пожалуй, мне и правда хочется иметь возможность почаще видеться с Люком.

Просто ради секса, конечно, но все же. Это лучше, чем ходить пешком.

Тихий голосок в моей голове называет меня лгуньей — ну какой из Люка случайный любовник? — но я его игнорирую. Стойко. Я дала обещание себе и Сонни защищать нас от таких людей, как его отец. Как мой собственный отец. Меня нельзя купить за велосипед. Я не собираюсь сдаваться из-за одного хорошего поступка.

Так почему я так завелась, наблюдая, как Люк ест свой четвертый сэндвич?

Есть что-то в его крепкой фигуре, темном загаре, мускулах, в этих внимательных карих глазах. В той искренности, с которой он говорит о своей семье или о ферме. Или вообще о чем угодно. В его лапище моя суповая ложка похожа на кукольную. В нем просто что-то есть, и точка.

— Малыш спит, — тихо произносит Люк. — Хочешь уложить его?

Я киваю и встаю, с тревогой ощущая, что у меня подкашиваются ноги.

— Мы живем в одной комнате, — констатирую я очевидное, указывая на единственную спальню в квартире. — Когда он подрастет, мне придется что-то придумать.

Люк хмыкает.

— Уверен, ты придумаешь.

— Ну хоть кто-то из нас в это верит.

Я указываю на детскую кроватку в углу комнаты, и Люк проходит мимо меня, окидывая взглядом пространство и все, что в нем находится: недошитую блузку, пришпиленную к безголовому манекену рядом с комодом. Самоклеящиеся плиты нефритового оттенка на стенах. Покрывало с цветочным узором. Шелковый халат, висящий на крючке в шкафу. Пеленальный столик, на котором лежат подгузники, салфетки и чистые распашонки.

— Я стараюсь откладывать половину денег, которые зарабатываю на продаже своих вещей, на покупку дома. Поживем — увидим. Я бы хотела иметь двор. Место, где можно побегать.

— У меня этого добра предостаточно. В смысле места. — Он выпрямляется, уложив Сонни в кроватку, и смотрит на меня. — В любое время, когда захочешь, милая.

Слабость распространяется по ногам со скоростью лесного пожара. Я никогда ни для кого не была «милой».

И еще не знаю, нравится ли мне это.

— На что именно ты надеешься? — шепчу я, когда он подходит ближе. — Со мной?

— Я надеюсь на тебя. — Его большие руки скользят по моим бедрам и сжимают их. — Как бы это ни выглядело. Сколько бы времени это ни заняло.

О боже, теперь мое безумное сердце бьется совершенно по-новому. Словно громкие, почти болезненные раскаты грома.

— Знаешь поговорку: если что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, то, скорее всего, так и есть?

— Да.

Приходится запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Вот так я сейчас это и ощущаю.

Люк явно сбит с толку.

— Я… слишком хорош? Я?

— Ты купил мне велосипед, Люк. Ты прекрасно обходишься с моим сыном…

— А ты пошила мне джинсы по размеру. И извинилась перед моими курами, когда пришлось прогнать их с дороги.

Меньше всего я ожидала, что он поднимет меня на руки, но именно это и происходит. Люк в самом деле подхватывает меня, как тесто для пиццы, прижимает к своей крепкой груди и медленно возвращается в гостиную, закрыв дверь спальни бедром.

— Ты смелая, чувствительная — и со своими ранами на душе. Еще ты очень гордая. Талантливая. От тебя захватывает дух, Иви. Ты великолепна. Если кто-то здесь и слишком хорош, чтобы быть настоящим, то это ты.

Я ерзаю в его объятиях, не зная, что делать с этим потоком комплиментов. Или с тем, что от них у меня такое чувство, будто я вышла на солнце после лютого холода. Настроение свое я тоже не очень-то скрываю, поэтому следующую мою фразу ни один из нас не в силах принять всерьез:

— Может, ты говоришь все это только потому, что хочешь переспать со мной.

— Желание переспать с тобой не мешает мне говорить правду.

— Ого. Как там говорят? «Найди себе мужчину, который будет делать и то и другое»?

— Не нужно тебе никого искать. Я уже здесь.

Он ставит меня на ноги перед диваном, опускает руки и явно ждет моего разрешения.

— Знаешь, — говорю я, добавляя в голос соблазнительных ноток, — с каждой нашей новой встречей ты становишься все увереннее. — Чуть толкаю его, усаживая на диван. — Интересно почему?

— Понятия не имею, — признается Люк, тяжело дыша. — Может, дело в том, как ты на меня смотришь.

Я опускаюсь перед ним на колени, кладу руки ему на бедра и медленно, очень медленно веду ладонями выше, к паху. Чем ближе я, тем чаще он дышит, впиваясь пальцами в подушки дивана и приоткрывая рот.

— И как же я на тебя смотрю? — Моя рука находит его член, и я начинаю поглаживать его — вверх и вниз, вверх и вниз. Люк гортанно ругается, но старательно замирает, пока я расстегиваю на нем джинсы. — Как будто хочу этого? — Я наклоняюсь и целую его сквозь ткань белья, а затем стягиваю трусы и резко выдыхаю при виде члена — длинного, толстого, увитого венами. — Ох, божечки мои.

— Забавно, я как раз думал о том же, — стонет Люк, откидывая голову и вытягивая руки вдоль спинки дивана. — Не для минета, милая, я знаю. Просто возьми его в руки и полижи головку, если сможешь. Если ты не против.

Я понятия не имею, что впечатляет меня больше: то, как вежливо Люк просит сделать ему минет (или что-то вроде того), или кое-что иное.

— Не создан для минета?

Люк решительно качает головой, как бы подтверждая свою точку зрения. Точку зрения, с которой я вдруг решительно не согласна. Прижавшись губами к его члену, я отвечаю так, что мои губы задевают головку при каждом слове:

— Думаю, нам нужно опровергнуть эту теорию.

Люк стонет.

Я еще ничего не сделала, а он уже стонет, зарывшись пальцами в диванные подушки, напрягая и отпуская мышцы живота. Этому мужчине не доставляли того наслаждения, которого он определенно заслуживает, и я получу огромное удовольствие от того, что стану первой.

Стянув его белье до конца, я собираю волосы в хвост и ненадолго встречаюсь с Люком взглядом, без слов прося подхватить пряди. Он повинуется.

Его рука дрожит. Да он весь дрожит, как только я накрываю ртом головку, беру столько, сколько могу, и обильно смазываю член слюной, поглаживая его обеими руками и слегка поворачивая ладонь во время движения вверх.

— О боже. О боже, — повторяет Люк, когда я впускаю его особенно глубоко, а затем начинаю быстро и непрерывно двигать рукой. — О боже, пожалуйста.