Хотя вряд ли они повернут. Это же конец всему. Какой-то самозванец разбил основное царское войско? А может самозванец, как на улицах Москвы уже говорят — и есть Царь! А Васька — только так, посидеть на троне удумал.

Гнать дурака, чтобы не чудил.

Улыбнулся я таким мыслям. Оно конечно хорошо, только как будет, увижу я завтра в лучшем случае. Сейчас московское войско раны зализывает. А поутру куда-то должно двинуться.

— Что обоз наш? — Тоже важный момент. Там же и имущество, и пленники ценные. Мнишек, Шеньшин, Лжедмитрий и новый этот, князь Долгоруков. Да и еще прилично кого везем с собой.

— Обоз к ночи должен к Оке подойти, господарь.

— Как князья?

На лице гонца я увидел непонимание.

— Романов с Трубецким разговор имели в Серпухове?

— Их милость, владыка из монастыря приезжал в город, что-то делал, господарь. Но, не ведаю. — Он тут же поклонился, показывая, что сожалеет о том, что не может сказать большего.

— Хорошо, спасибо, служи боец.

Он вновь поклонился и отошел к своей лошади. Взобрался в седло.

Новости были отличные и мы продолжили движение на юг.

Берега реки Лопасня. Походный лагерь московского войска окрест безымянной деревни.

С момента боя прошло уже прилично времени, но военный совет только-только собирался.

Казалось бы — это надо сделать сразу. Но…

Делагарди сидел на обочине дороги вблизи этой злополучной, безымянной деревеньки. Сколько таких он видел, через сколько прошел по этой бескрайней земле? Кто знает. Его люди, после разгрома авангарда старались особо не отсвечивать. Он подвел их обоз как можно ближе к реке так, чтобы не вступать в конфликт с теми частями, которые уже вошли в населенный пункт. А дальше — лагерное стояние.

Воду набирать выше по течению, как можно выше. Готовить еду, чистить снаряжение, выставить дозоры.

Дальними он так и не занимался — пускай русские сами решают эту свою проблему, приведшую к тому, что случилось пару часов назад.

Приказал не разбредаться и держаться вместе. Помимо всего прочего, по возможности помогать французам. И прикрыть их в случае какой-то русской провокации. К злым московитам не лезть, пускай действуют сами. Сейчас все ходили раздраженные. Поражение далось тяжело, и над войском витал дух недовольства.

Внутренних конфликтов в армии еще не хватало и ночной резни.

В душе Якоб молился, чтобы ничего такого не произошло, но лицо рязанца, идущего убивать воеводу, не выходило из головы. А еще люди, устроившие потасовку вокруг телег. Какие-то холопы, удирающие с мешками провианта в лес.

Нашли ли их всех? Осудили ли за деяния и создание дополнительного хаоса.

Делагарди не знал и думал, что не так оно для него сейчас важно. Нужно как-то обеспечить в первую очередь выживание своих частей. А еще — разгром ляхов. Это самое важное. Чем больше он смотрел на разваливающееся русское войско, тем все отчетливее понимал: зря они пошли на юг. Надо было двигаться к Смоленску. Биться там с передовыми отрядами короля Сигизмунда. Там шансов было больше. Там был его враг, а еще он был хоть и сильнее, но престижнее.

А здесь что? Пока не разгром, но лихой удар, эдакая затрещина от какого-то самозванца. Шуйские считали его никем, мелочью.

Якоб насчитал около пяти тысяч конницы, которая противостояла им здесь.

Вспоминая это, он скрипнул зубами. Такой орешек может оказаться тверже разрозненных отрядов литвинов и поляков по пути к Смоленску.

Из задумчивости его вырвали.

Примчался вестовой, сообщил, что его приглашает воевода, господарь, князь и… там шло еще какое-то перечисление титулов и званий. Вроде бы не царь, а столько всего о нем говорят. Швед не слушал, Дмитрий собирает всех. Будет искать виноватых. Надо присутствовать. Надо сказать ему, что они должны идти и бить Сигизмунда. Он здесь для этого. А не чтобы… А черт, как можно теперь сказать, что гонять самозванцев не их задача?

Делагарди, испытывая в душе смешанные чувства раздражения, злости, накатывающей ярости, а также несогласия с текущей ситуацией и действиями в ней, поднялся. Кивнул вестовому — сейчас мол. Махнул рукой, подзывая к себе несколько самых близких человек. Все же он руководит несколькими полками, ходить одному на военный совет не солидно, поправил свою одежду, подтянул перевязь.

Не покидала его очень раздражающая мысль. Кто виновен в случившемся? Как можно дать верный ответ, если беда в самом воеводе, который спросит.

Дьявол!

Но, не обвинит же он себя — такого не бывает.

Особо не торопясь, Якоб в сопровождении четырех офицеров двинулся в деревеньку. Там был поставлен массивный шатер, походное жилище и место для обсуждения планов. Опять будет жара, потные, дурно пахнущие после боя люди. Будет стоять запах страха, точно не обойдется без плетения интриг, кривых взглядов и прочего, характерного для всей этой московской дворянской знати. А может быть, все закончится казнями виновных.

Ну как… Тех, кого назначат ими.

Якоб сморщился. Выборные сотни, боярская рать, лучшие люди — а ведут себя не как рыцари, больше как неумелые дипломаты, интриганы возле трона.

Прошел мимо раскинувшегося по всей деревне лазарета.

Зрелище неприятное. Куча народу. Кто-то хромает, кого-то тащат, укладывают, переносят. Крики, стоны, ругань, кровь. Заляпанная ею одежда, сорванная, срезанная с тяжелораненых. Воплей было уже поменьше. Все же самые страшные операции уже прошли. Их начали сразу, как отряды этого дьявола Игоря — отошли. Но все равно — зрелище не из приятных. Удручающее, что ни говори. Французов здесь, правда, не было. Всех их лечили свои же бойцы. Наемная конница разместилась чуть севернее, чем пехота. Досталось ей крепко.

Луи де Роуэн остался жив, но моральный дух его пал.

Где-то полчаса назад Делагарди видел его расхаживающим между своих людей. На совет его не позвали. Видимо, считали что одного представителя от наемников хватит. Одного его — Якоба Понтуса Делагарди. Как всегда в последнее время отвечающего за все и за всех своих людей.

Наконец-то он добрался, откинул полог шатра.

В ноздри сразу ударил запах дыма и пота. На улице и так жарко, а внутри просто как в бане.

Собравшихся было человек двадцать. Все те же лица, ничего нового. Этих он уже видел, слышал и знал. Они все время, пока войско было в походе, рассказывали Дмитрию небылицы о его невероятном тактическом гении и том, как же верно выбрано направление удара и что обязательно, а как же иначе, христолюбивое московское царское воинство победит. Сломит любого врага. Одним своим видом ввергнет каждого самозванца в шок.

Нет никаких сомнений, что будет именно так.

Конечно. Сегодняшний день показал, что на войне все несколько иначе. Не всегда решает размер мошны, длина бороды, объем брюха, занимаемое место за столом, то, из чего сделана шапка и плащ. А порой даже не решает золочение или серебрение доспехов и оружия, хотя, казалось бы…

Решает выучка, решимость и опытность.

Желание воевать и побеждать, а не говорить о войне и победах.

Якуб скрепя сердце протиснулся внутрь, двинулся вперед. Все же он был командиром пяти тысяч бойцов. Доброй трети царского воинства, если не считать бестолковых холопов, и должен был находиться впереди. За это он ловил злобные взгляды, но привык к такому обращению. Чертово местничество, как называлась в этой стране структура взаимодействия военных чинов. И он в ней никуда не вписывался, потому что был иноземцем.

Поэтому, а также по иному ряду причин, вызывал здесь у всех злость и ненависть.

«Сейчас начнется» — Пронеслось у него в голове, словно молния. Мысль отдалась мигренью в висках, вызвала недовольную мину на лице.