— Назад!

Уже несколько отрядов двигалось вместе с конницей, озирались по сторонам, боялись, но шли к укреплению.

Немцы тем временем перевалили за второй бруствер. Несколько копейщиков атаковало их снизу. Кто-то упал на колено, закричал один, второй. Но волна эта была массивной, и вот-вот она должна захлестнуть уже все укрепление.

Перевалится и не остановить.

— Назад! — Заорал я, призывая тех, кто мешает огню отбежать. — Приготовиться.

Это уже был приказ моим легким рейтарам. Сам вскинул аркебузу.

Сотня Якова построилась. Две другие отставали и так хорошо выстрелить, как мы не смогли бы, но ждать некогда. Здесь уже как получится.

— Ждем… Ждем… — Я смотрел, когда уже первые ряды перемахнут бруствер полностью.

Немцы не были идиотами, увидели, что мы готовимся бить в них и рванули вперед, ускорились.

— Давай!

Залп около двух сотен аркебуз был достаточно устрашающим, но пикинеры хорошо приняли его, не отступили, не дрогнули. Наоборот, они, устояв под ливнем свинца, заорали что-то свое, злое и рьяное, заторопились вперед.

Ряды их постепенно заполнялись, хотя пикинеров было не так уж много. Все же потери, рота понесла значительные. Знамени не было, как и самого знаменосца, не гудели трубы и не бил барабан. Германцы каким-то невероятным усилием воли превозмогали и двигались на нас.

— Вперед! — Выкрикнул я. — Вперед!

Пока в строю были прорехи, этим надо пользоваться. Сразу невозможно восстановить этот лес копий, а значит, нужно его как-то растянуть, растерзать. Не дать вновь построиться и втоптать нас в землю. Даже мелкими кучками их проще бить. Нужно только лишить этого ужасающего преимуществе длинных пик и их массовости.

Понукая вперед пехоту и своих людей, я глянул за спины ломящихся на нас немцев. Ощерился. Там им шла подмога. Мушкетеры, уже проще и лучше для боя. Но это свежие силы. А часть передовой роты оказалась вытянута и прикрывала фланг от моей кавалерии. Это создавало слабость в центре.

И тут!

На дальней, первой линии я увидел знаменосца. Он возник из дымки, а следом за ним торопились люди. Та самая рота мушкетеров, начавшая входить в острожек.

— Абдулла! Сними его! Сними, черт! — Заорал я, гарцуя на своем скакуне.

Он не должен был успеть взмахнуть своим знаменем, дать понять, что победа уже близка.

Не сейчас!

Степняк пустил одну стрелу, вторую третью. Человек закачался. Пал на колено, но все еще держался за древко. Кто-то подбежал к нему со спины. Строй там был неровный, все же это не плотная, ощетинившаяся пиками формация, а солдаты огненного боя.

Это хорошо, с этими мы уже сможем совладать. Но надо выбить знаменосца.

Пикинеры же, уже составляя довольно тонкую линию, приметили, что на них начинает разворачиваться моя бронная конница, все больше ощетинивались во фланг, перестраивались, отправляя туда последние резервы. Буква «Г» растягивалась, что все сильнее ослабляло фронт.

Но, видимо, немцы понимали, что закрепить успех может помочь вторая рота, более легкая. А ее надо прикрыть от бронной кавалерии некому, кроме них самих.

Это был наш шанс.

— Вперед. — Заорал я, поднимаясь на стременах и видя, что мы вполне можем продавить их поредевший строй. Слишком мало пик сейчас выставлено против нас, это не тот лес, что я видел на центральном острожке, это всего лишь два, кое-где три ряда.

А дальше, мушкетеры, а это сабельный бой. Лицом к лицу.

— Вперед!

Карабин отправился в кобуру, я выхватил первый ретпистолет, разрядил его особо не думая. Строй был плотный, и пуля свою дырочку обязательно найдет. В дело пошел второй.

Пики были направлены на нашу пехоту. Немцы пытались давить, восполнять ряды, но их действительно было уже не так много. Слишком сильно пришлось растянуть фронт. Да и потеряли они значительно.

Наши вернувшиеся и воодушевившиеся копейщики с ярусным воплем рванулись в бой. Моя конница гарцевала, стреляла из пистолетов, поражая ряды идущего вперед противника. Несколько десятков рванулись вместе с пехотинцами в рукопашный бой. Они видели прорехи в рядах пикинеров и стремились ворваться туда.

Казаки, мои стрелки, перезаряжались. Остервенело, торопясь, готовились тоже рвануться в бой.

— Бойцы, за мной! Вперед!

Я толкнул копытами своего коня. Абдулла чуть отстал, он продолжал бить из лука туда, где уже третий мушкетер ухватил знамя и рассчитывал поднять его над укреплением. Но и его сражали стрелы.

Яков занял его место подле меня. Я слышал, как скрепят его зубы. Богдан не отставал ни на шаг.

— Двум не бывать, а одной не миновать! — Выкрикнул он и чуть выдвинул свою лошадь вперед.

Я разредил второй рейтпистоль, отправил его в кобуру. Ловким движением выхватил саблю и пистолет. Выстрелил еще раз.

Мы влетели в сильно прореженный выстрелами строй, началась давка.

И тут же я понял, что надо спешиваться, слетел с коня. Не умел я воевать в седле. Пешком — надежнее и проще, тем более, за спинами дрогнувших под нашим лихим натиском наемников строилась мушкетерская рота.

Слетел со своего скакуна, хлопнул по крупу.

— Беги отсюда!

Тот встал на дыбы. Пика царапнула его, но вроде не сильно. Вырвался, понесся вскачь, в степь. А я, отведя левой рукой с заряженным пистолетом направленное мне в лицо древко, устремился вперед.

Рядом был яков, а Богдан, что есть силы заорал:

— Всех убью! А! А-а-а!

Боевые порядки московского войска.

Не все потеряно.

Делагарди закусил губу настолько сильно, что пошла кровь. Но он не чувствовал боли, всматривался в происходящее там, впереди. А там творилось важное, безмерно важное. Решалась судьба всего войска, всей компании. И где? Здесь! В противостоянии с каким-то самозванцем. Да он даже не называл себя русским царем. Он был никем и…

Дьявол, он собрал больше десяти тысяч этих казаков или как зовутся люди, живущие там, южнее в степи?

Делагарди выдернул себя из сбивающих раздумий.

Справа и по центру все было плохо. Чертовски плохо. Пикинеры отступали. Спокойно, сохраняя строй, не рассеиваясь. Правый фланг к тому же еще давила стрелковая конница, вновь вышедшая для маневра и обстрела, но это были мелочи.

Самое страшное — они отходили.

Повести их второй раз в бой — невозможно. Это невыполнимая задача.

Раз наемники отходят, раз их не поддержали собратья из третьего эшелона и чертовы русские-то снова в бой они уже не пойдут. Да, они еще будут защищаться и спасать свои жизни. Возможно, будут прикрывать своих сотоварищей от прямых атак конницы. Но, недолго.

Шведским мушкетерам тоже скоро придется несладко. Ведь у этого самозванца есть доспешная конница, готовая к копейной атаке. И она опрокинет стрелков. Без шансов. Пускай это не крылатая гусария, но все же. Мушкетерам от нее не отбиться, и они дрогнут, побегут и тогда всему конец.

Но здесь, внезапно, слева Делагарди увидел, как крайний из острожков заполняется его бойцами.

Русские дрогнули, показали спины.

Там тюфенги не смогли остановить бравых германцев. Они захватили первую линию и уже двигались ко второй. Знамя поднято не было. Видимо, прапорщик роты пал в бою, а сам атрибут воинской доблести упал. Но это же неважно. За спинами этих храбрых и самоотверженных, а может быть просто взбешенных потерями и ситуацией людей уже строились отряды мушкетеров. Они тоже подходили к острожку, занимали его первую линию.

В рядах самозванца начались движения. Делагарди видел, как к месту обозначившегося прорыва двинулась конница.

Ты ли там, проклятый Игорь!

Ведь там решается все. Вся судьба этой битвы, черт возьми! А может — всей компании! Нужны резервы.

Якоб осмотрелся по сторонам. Кого, кого же! Начал перебирать в голове тех капитанов, чьи роты еще не отказались продолжать наступление. Еще мушкетеры. Они как раз размещались в центре, шведские бойцы, сейчас толкающиеся и подпирающие пикинеров, стоящие по факту без дела.