— Семнадцать, — прошептала она, — Охранники. Случайные свидетели. Те, кто оказался не в том месте не в то время. Это те, о ком мне известно.

Костя закрыл глаза. Его челюсти сжались.

— Семнадцать жизней, — тихо повторил он, — Семнадцать семей, которые потеряли близких. Из-за твоего «стратегического планирования».

— Я не хотела! — голос Перчинки сорвался, — Это были… необходимые потери! Я пыталась свести их к минимуму!

— «Необходимые потери», — Костя открыл глаза, и в них плескался холодный огонь, — Ты знаешь, кому ещё подойдет эта фраза? Князь Кривотолков. Глава Организации. Все те, кого мы называем врагами. Монстрами.

Он подошёл вплотную, нависая над ней.

— И теперь ты, моя дочь, стоишь в одном ряду с ними.

— А ты, отец? — вспылила Перчинка, стиснув кулаки, — Разве ты не нападал на склады и базы Кривотолковых? Тогда ведь тоже гибли люди! По твоей вине!

— Кривотолковы первые развязали войну, угрожали напрямую нашей семье, — холодно ответил Костя, — И на базу я не нападал. Они похитили меня и силой туда привезли. Понимаешь разницу?

Перчинка почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Она изо всех сил пыталась их сдержать, но не могла.

— Папа, прости… я не думала… я просто…

— Просто что? — его голос стал тише, но от этого не менее жёстким, — Просто хотела как лучше? Просто защищала семью? Знаешь, чем дорога в ад вымощена, Перчинка?

— Благими намерениями, — прошептала она, — Знаю. Ты говорил мне в детстве…

— И ты не послушала, — он отступил, — Потому что думала, что ты умнее. Что ты знаешь лучше. Что твоя логика безупречна, а твои расчёты — точны.

Он повернулся к Чёрному Солнцу.

— Но знаешь, в чём твоя главная ошибка? Ты забыла про человеческий фактор. Про непредсказуемость. Про то, что люди — не фигуры на шахматной доске. Они живые. Со своими чувствами, страхами, надеждами.

Он посмотрел на неё через плечо.

— И когда ты начинаешь манипулировать ими, как пешками… ты сама перестаёшь быть человеком. Становишься просто… функцией. Алгоритмом. Машиной для достижения цели.

— Тогда что мне было делать⁈ — взорвалась Перчинка, — Сидеть и смотреть, как Соколовы нас поглощают? Надеяться, что всё само рассосётся? Верить в лучшее⁈

— Нет, — спокойно ответил Костя, — Ты должна была прийти ко мне. Поговорить. Объяснить свои страхи. Мы бы нашли решение. Вместе.

— Ты бы не понял!

— Откуда ты знаешь? — он развернулся к ней полностью, — Ты даже не попыталась! Ты просто решила, что я слишком мягкий, слишком наивный, слишком… недостаточно циничный для этого мира. И пошла действовать сама.

Он сделал шаг к ней.

— Но знаешь что, Перчинка? Я не мягкий. И не наивный. Я просто выбрал другой путь. Путь, где я остаюсь человеком. Где я не жертвую своей душой ради «стратегических преимуществ».

— И посмотри, к чему это привело! — выкрикнула она, — Ты постоянно на грани смерти! Постоянно рискуешь! Берёшь на себя всё, потому что не доверяешь никому сделать грязную работу!

— Потому что грязная работа делает тебя грязным, — тихо ответил он, — И я не хочу, чтобы мои дочери пачкались. Хочу, чтобы они оставались… светлыми. Хорошими. Лучшими версиями себя.

Он протянул руку, но в последний момент отдернул. Не коснулся её.

— Но я потерпел неудачу. По крайней мере, с тобой. Потому что смотрю сейчас на тебя… и вижу отражение самого себя. Того, каким я был когда-то.

Перчинка смотрела на его протянутую руку. На его лицо. На его глаза, полные боли.

— Папа… — её голос дрогнул, — Что теперь будет?

Костя опустил руку.

— Не знаю, — честно признался он, — Честно говоря, не знаю. Ты совершила преступления. Серьёзные преступления. Против союзников, которые нам доверились. Против невинных людей. Против… семьи.

Он прошёлся по хранилищу, собираясь с мыслями.

— Ты моя дочь. И я люблю тебя. Несмотря ни на что. Но… я не могу просто закрыть на это глаза. Не могу сказать «ну, бывает». Потому что если я это сделаю…

— Ты станешь соучастником, — закончила за него Перчинка.

— Да, — кивнул он, — И предам всё, во что верю. Предам память тех семнадцати. Предам доверие Соколовых. Предам… самого себя.

Он остановился, повернулся к ней.

— Так что вот что мы сделаем. Сейчас я выйду отсюда. Запру тебя в камере временного содержания со всеми ограничивающими печатями. Они настолько сильные, что даже ты не прорвёшься. И у меня будет время подумать.

— Сколько времени?

— Не знаю, — он пожал плечами, — День. Два. Неделя. Пока не пойму, что делать. Как исправить твой… беспорядок. Как объяснить Соколовым. Как спасти и тебя, и честь Семьи одновременно.

Он направился к выходу.

— Папа, — позвала его Перчинка.

Он остановился, не оборачиваясь.

— Что будет со Светланой?

— Я вылечу её, — просто ответил он, — Нейтрализую твой яд. Верну ей свободу воли. А потом… потом мы поговорим. Все вместе. Ты, я, она, князь Соколов. И разберёмся.

— Она меня убьёт, — закончила Перчинка, — Когда узнает правду.

— Возможно, — согласился Костя, всё ещё не оборачиваясь, — Хотя, зная Светлану, она скорее попытается сначала вызвать тебя на дуэль. Официально. С секундантами. Она такая.

— Папа, подожди, — Перчинка сделала шаг вперёд, — Есть одна проблема.

Костя обернулся, приподняв бровь.

— Только одна? Как оптимистично.

— Нектар, — Перчинка сглотнула, — Тот, что я использовала на Светлане. Он… необратим. Его действие не отменить даже тебе.

Тишина.

Костя медленно повернулся к ней полностью. Его лицо стало абсолютно нечитаемым.

— Что ты сказала?

— Ты слышал, — Перчинка подняла подбородок, пытаясь сохранить остатки достоинства, — Я потратила много времени на разработку этого состава. Изучала твоих Слуг, механизмы контроля Бездны, данные о Даре Светланы из украденных файлов Соколовых. Создала нечто… уникальное.

Она сделала паузу, наблюдая за его реакцией.

— Обычный нектар создаёт временную зависимость. Его можно нейтрализовать противоядием, сильной волей, магическим вмешательством. Новый нектар работает иначе. Он… интегрируется. Становится частью духовной структуры жертвы. Как прививка, понимаешь? Организм думает, что это его собственная часть.

Костя стоял неподвижно. Слишком неподвижно.

— Продолжай, — тихо произнёс он.

— Светлана остаётся собой, — быстро заговорила Перчинка, — Это важно! Её личность не меняется. Воспоминания целы. Чувства настоящие. Она по-прежнему любит тебя, по-прежнему заботится о семье, по-прежнему…

— По-прежнему твоя марионетка, — закончил Костя ледяным тоном.

— Не марионетка! — возразила Перчинка, — Это грубое упрощение. Она свободна в своих действиях. В мыслях. В желаниях. Единственное отличие — когда я даю ей прямой приказ, она… физически и ментально не может ему не подчиниться. Как рефлекс. Как дыхание.

Она сделала шаг вперёд, её голос стал увереннее.

— Но я не собираюсь злоупотреблять! Я не буду превращать её в робота! Она будет жить нормальной жизнью. Любить тебя. Выйдет за тебя замуж, родит детей, если захочет. Станет княгиней Безумовой. Просто…

— Просто ты будешь дёргать за ниточки, когда посчитаешь нужным, — Костя покачал головой, — Перчинка, ты слышишь себя? Ты описываешь рабство. Изощрённое, комфортное, почти незаметное. Но рабство.

— Это защита! — настаивала Перчинка, — Подумай логически, папа! Князь Соколов подозревает нас. У него есть улики. Если мы освободим Светлану, она расскажет всё. Альянс рухнет. Начнётся война между родами. Явная или гибридная. Именно то, чего я пыталась избежать!

Она подошла ближе, её оранжевые глаза горели верой в свою правоту.

— Но если Светлана останется под контролем… она скажет отцу то, что нужно. Убедит его, что подозрения безосновательны. Что налёты — дело рук третьей стороны, которая хочет нас поссорить. Она Лазурная Молния, уважаемая Истребительница. Ей поверят. Особенно её собственный отец.