— Мой отец. Он получил информацию. О том, что на наши объекты рода Соколовых нападают не случайно. Что за этим стоит… кто-то свой.

Я молчал. Переваривал информацию. Картина начинала складываться, и она мне совершенно не нравилась.

— И он подозревает меня, — сказал я. Не вопрос. Утверждение.

Светлана кивнула.

— Тебя. И… Перчинку.

Я откинулся на подушку. Закрыл глаза.

Перчинка. Перчинка…

Моя дочь, которая всегда была загадкой. Которая делала вещи, о которых я узнавал постфактум. Которая, как я давно подозревал, вела свою игру.

Но предательство? Атаки на Соколовых?

— Это абсурд, — сказал я, открывая глаза, — Перчинка иногда своевольна. Иногда действует без моего ведома. Но предательство? Работа против союзников? Нет. Она не пойдёт на это.

На крайний случай я всегда могу проверить ее Книгу Судьбы. Перчинка этого довольно ловко избегает, но раз уж ситуация такая серьезная… мне придется проигнорировать ее протест.

— Я тоже так думаю, — тихо ответила Светлана, — Но отец… он не может игнорировать улики. Я только что с ним снова связывалась. По его словам, у него есть видеозаписи, где налетчиками командует кто-то очень похожий на Перчинку. Ему нужны ответы. Объяснения.

— И что он хочет?

— Разговор. С тобой. С Перчинкой. Официальный. Возможно, с представителями других родов, — Она сжала мою руку, — Костя, это серьёзно. Если подозрения подтвердятся…

Она не закончила. Но я понял и так.

Если подозрения подтвердятся, наш альянс рухнет. Соколовы станут врагами. А в нынешней ситуации доверие союзников важно как никогда.

— Хорошо, — сказал я, — Организуй встречу. Я поговорю с твоим отцом. Мы выясним всё. Начисто.

Светлана облегчённо выдохнула.

— Спасибо. Я боялась, что ты откажешься. Что решишь, что это оскорбление…

— Это не оскорбление, — перебил я, — Это осторожность. Твой отец защищает свой род. Я бы на его месте поступил так же.

Я снова сжал её руку.

— Но я докажу ему, что он ошибается. Перчинка не предательница. И я тоже.

Она кивнула. Наклонилась. Легонько, одним невесомым касанием, поцеловала меня в губы.

— Отдыхай, — прошептала она, — Тебе нужны силы. Для разговора. И для всего остального.

Она поднялась, направилась к двери.

— Света, — позвал я.

Она обернулась.

— Спасибо. За то, что веришь мне. За то, что рядом.

Она улыбнулась. Той самой улыбкой, от которой моё сердце каждый раз пропускало удар.

— Всегда, идиот.

Дверь закрылась за ней.

Я остался один.

Лежал, уставившись в потолок. В голове крутились мысли.

Беспилотник. Слежка. Подозрения Соколовых.

И Перчинка в центре всего этого.

Я знал свою дочь. Знал, что она способна на многое. Что у неё есть свои методы, свои сети, свои способы получать информацию.

Но до какой степени она зашла? Возможно, пора бы уже найти время и на эту загадку.

Мне нужно было с ней поговорить. Серьёзно. Без увиливаний и недомолвок.

Я попытался снова приподняться. На этот раз получилось лучше — удивительно, но зелье Никталии действительно работало, возвращая силы.

Медленно, со стоном, я спустил ноги с кровати. Постоял несколько секунд, привыкая к вертикальному положению. Голова слегка кружилась, но терпимо.

Сделал шаг. Потом ещё один.

Держась за стену, добрался до двери.

Мне нужно было увидеть Перчинку. Сейчас.

Пока ложь не успела нарасти как снежный ком.

Пока подозрения не превратились в обвинения.

Пока всё ещё можно было исправить.

Я открыл дверь и медленно двинулся по коридору.

Где-то впереди меня ждали ответы.

Почему-то у меня было странное ощущение, что они мне не понравятся.

Перчинка стояла у окна своей комнаты, глядя на ночной особняк.

План работал. Идеально. Все нити были в её руках. Отец не распознал, что Светлана находится под влиянием.

Оставалось только…

Стук в дверь.

Тихий. Настойчивый.

— Перчинка? — голос Сахаринки, — Можно войти?

Перчинка обернулась. Расслабила лицо, убрав с него все эмоции.

— Конечно. Входи.

Дверь открылась.

Сахаринка вошла. Выглядела она взволнованной, но решительной. В её больших янтарных глазах читалось беспокойство.

— Перч, — начала она, закрывая за собой дверь, — Нам нужно поговорить. Серьёзно.

Перчинка кивнула. Села в кресло. Изобразила лёгкое любопытство.

— Я слушаю.

Сахаринка прошлась по комнате. Остановилась. Развернулась.

— Светлана поймала чей-то беспилотник. Он следил за нами во время боя, — Она посмотрела прямо на Перчинку, — За папой. За Чёрным Солнцем.

Перчинка не дрогнула. Спокойно кивнула.

— Знаю. Видела отчёт.

Сахаринка моргнула.

— Откуда?

— У меня тоже есть системы наблюдения, — Перчинка пожала плечами, — Я отвечаю за безопасность особняка, помнишь? Слежу за угрозами. В том числе за теми, кто следит за нами.

Логично. Разумно. Убедительно.

Но Сахаринка не расслабилась.

— Перч… — она сделала шаг вперёд, — Скажи честно. Это был твой беспилотник?

Тишина.

Долгая. Тяжёлая.

Сахаринка все же… несмотря на некоторую наивность… была куда сообразительнее, чем могло показаться на первый взгляд.

Перчинка медленно поднялась с кресла. Подошла к окну. Спиной к сестре.

— Сахарок, — тихо сказала она, — Ты подозреваешь меня?

— Я… — Сахаринка запнулась, — Светлана сказала, что Соколовы подозревают…

— Меня, — закончила за неё Перчинка. Развернулась. На её лице читалась боль, — Подозревают меня в предательстве. В работе против союзников. В том, что я подставляю собственную семью.

Её голос дрогнул на последних словах.

— И ты… ты тоже в это веришь?

— Нет! — Сахаринка шагнула вперёд, — Нет, конечно нет! Я просто… я должна была спросить. Убедиться. Понимаешь?

Перчинка отвернулась. Обняла себя за плечи. Изобразила дрожь.

— Я всю жизнь защищаю нашу семью, — тихо сказала она, — Всю жизнь. Делаю грязную работу, которую никто не хочет делать. Слежу. Контролирую. Общаюсь с бандитами из Диких Земель. Устраняю угрозы до того, как они станут проблемой.

Она развернулась. В глазах блестели слёзы. Настоящие — она давно научилась вызывать их по команде.

— Папа — идеалист. Он верит в честность, справедливость, благородство. А я… я та, кто следит, чтобы ему в спину не вонзили нож. Чтобы его доброта не стала его слабостью.

Сахаринка молчала. Слушала.

— И теперь меня обвиняют в предательстве, — голос Перчинки сорвался, — Меня. Ту, кто жертвует своей репутацией, своей чистотой, своим покоем — ради семьи.

Она закрыла лицо руками.

— А самое страшное… что даже ты, моя сестра, должна была прийти и спросить. Потому что даже ты сомневаешься.

— Перч, нет! — Сахаринка бросилась к ней. Обняла. Крепко, — Я не сомневаюсь! Я просто… я должна была услышать от тебя! Понимаешь? Не от Светланы, не от Соколовых — от тебя!

Перчинка позволила себя обнять. Уткнулась лицом в плечо Сахаринки.

— Прости, — прошептала она, — Я просто… устала. Так устала от всего этого. От недоверия. От подозрений.

— Я знаю, — Сахаринка погладила её по спине, — Знаю, сестрёнка. Всё будет хорошо. Мы всё объясним. Докажем, что они ошибаются.

Перчинка отстранилась. Вытерла слёзы.

— Хочешь доказательств? — спросила она, — Хорошо. Я покажу тебе всё.

Перчинка подошла к столу. Достала планшет. Несколько движений пальцами — и экран загорелся голограммами.

— Вот, — сказала она, — Все мои системы наблюдения. Все логи. Все записи за последние три месяца.

Сахаринка подошла ближе. Смотрела на данные.

— Видишь? — Перчинка указала на временные метки, — В момент, когда тот беспилотник следил за вами, все мои дроны были здесь. В периметре особняка. Ни один не отлучался.

Она переключила экран.