— Ну, решайся, — сказал я ему, присев на корточки. — Разлука — она такая. В умелых дозировках лишь укрепляет брак. А тебе ещё не раз предстоит в командировки со мной от семьи отлучаться.

Он подумал-подумал — ну и залез в мой нагрудный ящик. Какой молодец!

Ну, а дальше началось самое сложное.

Я вылез в вакуум, подцепленный к «Кархародону» одним только тонким тросом, глядя на вытянутые в тонкие струны звёзды вокруг. Граница подпространства — вещь очень хрупкая, но я знал, что здесь можно это провернуть.

Только вот проблема в том, что подобное я проворачивал только несколько раз в жизни. И что самое паршивое, я же даже вспомнил, когда делал это в предыдущий раз.

В последний раз гиперброском я забрасывал себя самого в самом финале битвы у Первопрестольной. Почти инстинктивно, когда вокруг меня пылало пламя ядерных взрывов, когда мне оторвало конечности, это проворачивал со своими умирающими останками.

Нет, не то, чтобы я помнил это в подробностях — такое, по счастью, стирается из памяти. Скорее, вспомнил о таком факте.

Ну, в этот раз всё будет куда лучше — ведь я возвращаюсь домой. Я представил звезду Сефирот, её расположение относительно местных карликовых систем. Представил орбиту первой планеты, затем второй — Герберы. Представил, что прочерчиваю прямую через подпространство до Королёва, до поверхности родной планеты.

А затем схватил свою трёхмерную сущность, скомкал в подпространственный комок — и кинул по этой самой кратчайшей прямой!

И у меня получилось!

Правда, я слегка промахнулся.

И, на самом деле, я никогда не переносил ничего на дальние расстояния с подобающей точностью. Мой запрос у Энергии Большого Взрыва звучал как «верни нас на поверхность Герберы, максимально близко к Королёву». Ну, и запрос был выполнен.

На ближайшую к нам точку поверхности Герберы относительно точки нахождения корабля — куда-то на южный полярный круг. Королёв был где-то на противоположном конце шарика Герберы. А поскольку поверхность Герберы имеет значительные перепады высот, а высочайшие герберские горы достигают шестикилометровой высоты…

Вот на эту самую высоту меня гипербросок и «высадил». В родную, но нехило так разряженную атмосферу. В свободное баллистическое падение.

Гравитация, бессердечная ж ты самка броненосца!

Возвращаться домой из долгого путешествия, полного приключений, всегда очень приятно.

Ещё приятнее, когда это было совсем нелёгкое праздное турне по живописным местам Галактики. А приключения были не из разряда приятных пикантно-романтических или молодёжно-развлекательных. Ну, за редким исключением.

Жесть же какая-то была, если подумать. Оторванные конечности, сожжённые мозги, сплошное мочилово, сумрак и тёмные сущности.

Благо, теперь это всё было позади.

Дом, милый дом! Я был готов целовать родной герберский песок.

Ну, к сожалению, пока только образно.

Маленькой ложкой дёгтя в этой истории было то, что столь далёкий перенос даже небольшого нашего с Потёмкиным веса я совершал первый раз за сотню лет.

И вообще, в своей «прошлой жизни» переносил себя считанные разы. Не особо это дело я любил. Но тут прямо так захотелось!

Начались мои неприятности с того, что из-за первого моего за такой срок применения дальнего гиперброска я на пару секунд просто-напросто отрубился.

А когда очнулся…

Увидел, что подо мной далеко внизу была самая чаща южного тростникового пояса.

Он же бамбуковый, он же болотный.

Технически я падал, но острые, тонкие, но прочные побеги высотой по пять-десять метров.

Наверное, не будь на мне относительно-прочного десантного скафандра — проткнуло бы наверняка, как копьями. Хотя и так помотать может прилично.

Вообще, имперские десантные скафандры вполне приспособлены для спуска с такой высоты. Я подключился через внутренний экран к доспехам, увидел, что там успешно фиксируется спуск в атмосфере, успешно работает высотомер и датчик давления — и на пару секунд успокоился. Но только на пару секунд. Очень скоро стало понятно, что всё идёт не по плану.

Доспехи на «Кархародоне», которые я выбрал, хоть и были новее остальных — всё равно были уже достаточно старыми. И повидавшими в пиратских походах некоторое космическое дерьмецо.

В общем, сперва понял я, а спустя пару секунд и интеллектуальная подсистема экрана завопила:

«Отсутствует телеметрия от тормозных двигателей».

«Отсутствует аварийный парашют!»

«Отсутствует возможность торможения при спуске в атмосфере».

«Производится баллистическое падение на поверхность!»

О, просто отлично. Парашют я проверял, он точно был. И топливо в двигателях проверил. Но — датчики и бортовая ионика преподнесли сюрприз. В общем, впечатаюсь в родимую герберскую поверхность со всей дури, понял я. На всех ноль семи «жэ», помноженных на время моего падения

Подумалось — а там же вроде как болото? Значит, самортизирует как-нибудь? Но нет, понял я. Так ещё хуже будет. Мало того, что перед этим меня встретят копья из тростника, так ещё и моём текущем весе впечатает на такую глубину, что болотные хляби обязательно схлопнутся прямо надо мной, и выбирайся потом.

Нет, может, и выберусь, как-никак, системы жизнеобеспечения и термостатирования в скафандре более-менее работали. Только вот ну совсем не хотелось разгребрать.

В общем, надо было действовать. Только вот после применения гиперброска я был ну совсем-совсем пустым. Просто нулевым. Абсолютно.

Я сжал волю в кулак и сделал микрощит в руке. Ну, меня тут же развернуло, завертело, конечно же, пока я не смог подкопить ещё сил и создать щит в другой руке, но уже посильнее.

Почти половина расстояния — и поболее двух третей времени уже прошло.

Осталось секунд двадцать, в общем.

В нагрудном ящике заворочался, заскрёбся Потёмкин. Ну, уверен, что он-то падение точно переживёт. И не такое переживал.

Оставался километр. Затем пятьсот метров. «Ну, а со десяти метров, Сашка, ты и так прыгнешь», — подумалось мне. Ладно, мрачно подумалось мне. Гербера — не самое паршивая планета, чтобы расшибиться об неё в лепшёку.

Но тут же, конечно, отогнал эту мысль. Ободрись, Саша, ободрись. Уныние — самый страшный грех. Мы с Потёмкиным обязательно победим гравитацию…

Ну, а где-то за метров триста я попробовал призвать Энергию Большого взрыва. И она снова отозвалась! Причём хорошо так отозвалась, я выпустил щит диаметром метров пятьдесят!

Кости рук едва не хрустнули, и припечатало меня к внутренней поверхности скафанда изрядно. Но — всё равно сильно мягче толчок оказался, чем при ударе по поверхности.

Ещё пара секунд — и я оказался зависший в паре метров от поверхности, а затем, уже расслабившись и отпустив остатки щита — рухнул вниз.

На кочках росла разная колючая дрянь и мелкие кустарники. Встал и осмотрелся, и, конечно, открыл забрало скафандра. Вдохнул полной грудью воздух Герберы, по которому успел заскучать… И закашлялся от залетевших мошек и гнилостных миазмов.

Было прохладно и очень непривычно сыро для Герберы, градусов пятнадцать по стандартной шкале. Ноги мигом по лодыжку увязли в зеленоватой болотной жиже, а воздух гудел от всех возможных видов насекомых.

— Да, сейчас нас будут есть, — сообщил я Потёмкину.

Потёмкин тоже чихнул в своём ящике. И наверняка в шар свернулся. Вроде того — да уж, давайте, попробуйте меня съесть. Я сам вас съем. Но — потом.

А я, конечно, вырядился. Под скафандром — нет, чтобы надеть нормальный палубный комбинезон — соорудил себе парадный мундир герцога Войда — противобластерный плащ, брюки с металлическими шипами, бластер и короткий кортик.

И, конечно, после гиперброска и щитов я оказался почти полностью пуст! Не хватит у меня сил, чтобы разогнать мошкару.

А ещё и солнце очень низко над горизонтом — я вспомнил, что сейчас в этих краях полярная ночь. Того и гляди, совсем скроется за горизонт. Разумеется, мошкара всех разновидностей, всех размеров и всех степеней кровожадности тут же мигом набилась в голенища, облепила руки и лицо.