— А вот это ты уже у своего приятеля спроси, — бросил Ларцов, задумчиво ковыряясь стилетом под ногтем.

— Какого приятеля⁈

Ларцов показал стилетом мимо него в мою сторону. Череп резко обернулся.

И прям с лица спал. Меня увидел.

Проговорил еле-еле:

— Это опять ты….

— Сюрприз, — усмехнулся я, помахав ему рукой, и, выходя ему навстречу, на классическую боевую дистанцию классического балстфайта в пятнадцать наших общих ростов.

— Как ты меня достал, Иванов, — прошипел Череп.

Ларцов удивленно уставился на меня, а потом довольно щелкнул пальцами, заулыбался. Ага, ну да, это он-таки верно разгадал мое инкогнито. Может гордится собой, заслужил, догадливый. Далеко пойдет, если жив останется.

— Так это ты все испоганил? — процедил Череп.

— А по-моему, всё только начало обретать некоторую гармонию и цивилизованность, — усмехнулся я.

— Да я в гробу видел и твою гармонию и твою цивилизацию! — прорычал Череп.

— Не все тут разделяют твое радикальное мнение, — улыбнулся я. — Представляющие здесь свои экипажи капитаны, понимают преимущества социального прогресса, предложенные им в обмен на выживание.

Капитаны на местах окружавших занятую нами площадку, молча переглядывались. Не такой реакции Череп от них ожидал. Не всегда тупое насилие превосходит своим неотразимым очарованием забавного доброго ослика с груженого крепким мешками с полновесным златом…

— Я тут тоже капитан! — выкрикнул Череп.

— Позволь тебя поправить, любезный, Череп, — произнес я вежливо поднимая руку. — Уже примерно три минуты как ты не капитан.

— Чего? — ошарашенно произнес Череп.

Потом, судя по охреневшему выражению лица, он получил новости через свой канал связи с кораблем. Там как раз должно прийти сообщение о лишении его прав на командование единогласным решением корабля и команды. Военная демократия, безжалостная сука, никогда не упустит случая воткнуть копье тебе в спину, пока ты не видишь.

Череп поднял на меня осатаневший взгляд.

— Ты, — прошипел он словно не мог говорить.

— Я, — согласился я.

А я даже и не думал, что Череп так долго продержится, огорошенный такой новостью. Десять секунд уже стоял как парализованный. А я думал, он сразу стрелять будет.

— Как ты меня достал, Иванов, — проговорил Череп, то, что я уже и так знал.

— Я старался, — весело улыбнулся я ему.

В ответ он выхватил бластеры и начал стрелять.

С обеих рук разом.

В меня одного.

Какой же он, сука, меткий и быстрый, как же тяжко уворачиваться от его выстрелов.

Он палил в меня с обеих рук, болты пролетали, мимо попадая в стены, в мебель, в других капитанов, не успевших разбежаться с линии огня.

Поединок бластфайтеров — это не просто стрельба вслепую, куда энтропия направит, это высокий поединок могучих умов, практически стратегическая игра на околосветовой скорости, когда полет болта опережает, но не может опередить скорость прохождения нервных импульсов в нейронах стрелков.

У болтов нет ограничений баллистического оружия. Количество выстрелов ограничено только емкостью батареи. Болты летят как луч света, как фотон по идеальному вектору без отклонений, с близкой скоростью. Они не подвержены влиянию атмосферных явлений, влажности или скорости ветра. Но их достоинства становятся их же недостатками при правильном противодействии. Время реакции после нажатия на спуск, ниже чем у химического взрыва, за счет накачки болта и сворачивания силовой гильзы. Это абсолютно компенсируется на космических дистанциях околосветовой скоростью полета болта, но при дистанции бластфайтинга, при стрельбе почти в упор, эта микроскопическая задержка к тому же считываемая на уровне языка тела, ошибка основанная на предсказании ограниченного диапазона работы человеческих да и нечеловеческих мышц, начинает оказывать влияние на предсказуемость траектории выстрела.

И минимальный сдвиг с линии огня, изменение позы, легкое отклонение, начинают приводить к тому, что безусловно неотразимые снаряды летят мимо трудной мишени. Орешки для такого зажигательного танца, конечно, лучше иметь стальные, а нервы сразу заменить на титан, целее будут.

— Да сдохни ты уже! — заорал Череп всаживая в мою сторону болт за болтом.

Ага, щаз. Два десятка болтов он уже высадил.

В другой раз я бы уже взорвал оба ствола его бластеров, но сейчас мне пришлось стрелять. Я сделал это ровно один раз. И попал ему в самое сердце.

Я так не хотел. Обманул сам себя — я хотел его ранить. Но он глупо подставился, уклоняясь от той траектории, которую я для него обозначил как мое безусловное намерение.

Когда я подбежал к нему, зажаренная рана на его груди уже перестала дымить. И он был ещё жив.

— Какого черта ты это сделал⁈ — проговорил я, падая на колени и склоняясь над ним. — Зачем?

— Что?.. — слабо ухмыляясь прохрипел Череп. — Не удалось взять меня живым?

— Да чтоб тебя, — проговорил я.

Чудо, что он еще жив. Значит я не могу терять время.

— Где Питер, Череп? Куда ты его засунул? Говори мне?

Череп слабо улыбался медленно покидая сию юдоль скорби.

— Череп! — крикнул я. — Мы же были вместе на Хтони. Все вместе! Скажи. Скажи мне, где он⁈

Череп гаснущим взором посмотрел на меня. Молча.

— Скажи мне, — проговорил я. — Я похороню тебя в глубине Великой Пустыни, и все племена будут вечно приносить тебе почести!

— Ладно, — проговорил Череп, слабо улыбнувшись. — Я скажу.

Я склонился над ним.

— Рабовоз «Калигула», — проговорил он на последнем вдохе. — Идет на астероидные рудники Спатифиллума. Если поспешишь, может и успеешь вытащить его, до того, как он протянет там ноги.

Череп выдохнул мне в лицо и застыл. Умер.

Я поднялся на ноги, не отрывая от него глаз. Вокруг метались какие-то люди, оказывали помощь раненым. Утырок и Ублюдок, вышколенные за эти дни Октавией, держали их всех на расстоянии от меня.

— Унесите его тело, — бросил я. — Положите в лучший термостатируемый гроб. Мы похороним его на родной планете, там, где его память будут чтить как героя. Я обещал.

Да. На Гербере. Я ему обещал. Я все-таки убил его. Я не хотел.

Потом я понял, что кто-то держит меня за руку и настойчиво задает один и тот же вопрос.

— Ты был на Хтони? — снова повтороила Велникорова, пытливо глядя мне в лицо. — Ты действительно там был с Черепом?

— Ну, как тебе сказать… — пробормотал я.

— Правду, — потребовала Великорнова. — Кто ты такой, капитан Кома?

Ну, вот что ей сказать?

— Так ты был в Отряде Безумие?

Великорнова требовала от меня честного ответа. Ну вот что я мог ей ещё сказать?

— Да, — вздохнул я, глядя как тело Черепа засовывают в транспортный контейнер и уносят.

— Охренеть, — медленно произнесла Великорнова. — Так чего ты молчал-то⁈ Тут половина капитанов Черепу не перечила только потому, что он в Отряде Безумие ходил на Хтонь. Если бы не уважуха за это дело, его бы сами уже пристрелили давно, и дело с концом! Ты кем там был то?

— Кажется я могу подсказать, — тонко улыбаясь произнес Ларцов, подкравшись незаметно. — Не так ли, господин губернатор?

— Чего-о? — протянула Великорнова. — Губернатор?

— Виновен, — улыбнулся я. — Да, я губернатор вольного имперского города Королев.

— Так ты этот, как его, сам! — в нетерпении защелкала пальцами Великорнова, подбирая слова.

— Александр Иванов, собственной персоной, — с удовольствием произнес Ларцов. — Командир Отряда Безумие, герой Империи.

— Охренеть, — по слогам воскликнула Великорнова. — Вот это да! А я и думаю, кто же ты такой на самом деле, Кома⁈ Кого это такого красивого к нам занесло? Харизму не пропьешь!

Ну, похоже что не пропьешь, да… Не буду больше даже и пытаться.

— Так это же от вас Череп смылся! С Герберы! После ваших там разборок! Так ты, значит, тут Черепа искал? — удивилась Великорнова. — Ничего себе ты замаскировался! Да ты прям гений плаща и кинжала! Легенда у тебя огонь, Кома с «Кархародона»! Никто тебя и не заподозрил даже! Образцовый же пират, клейма ставить негде. Так Пацюк Игнатьевич даже не знал? И Густаво Иванович? Ну ты даешь! Как у тебя только нервов хватило так тщательно внедрятся?