Обдумав эту мысль, она осознала: это мог быть только Авангур – свой среди чужих, одинокий и непонятый. С исчезновением Ирридара он потерял соратника, того, кто разделял бы его веру в Творца. И вот, в этом мраке отчаяния, Первый эльфар явился ему, словно утренний луч в беззвездной ночи. Он предложил свою помощь, и Авангур, не раздумывая, ухватился за эту тонкую нить надежды.

Так возник их тройственный союз: хранитель морей и океанов, Авангур и Первый эльфар. Они мечтали о власти, о триумвирате, который поделил бы мир. Но Глазастая, словно тень, бесшумно скользила среди их планов. Она разрушала их изнутри, меняя течения судьбы с изящной жестокостью. Все, что они строили, рушилось с неумолимой быстротой, словно песчаные замки под натиском прилива.

Она шла по пути своего мужа, Тох Рангора, Того Кто Ломает. Но в отличие от Худжгарха, она не только разрушала, но и созидала. Она добавляла к хаосу гармонию, как заботливая женщина, обустраивающая свой дом. На обломках старого мира она возводила новый, прекрасный, наполненный теплом и светом.

Ее опорой стали храмы поклонения Творцу. Эта сила была настолько могущественной, что могла противостоять любому хранителю. Авангур наконец это понял. Теперь он был ее союзником, ее мечом и щитом в этом вечном противостоянии…

Земля. Город Нижний Тагил

Время, словно река, неумолимо и быстро течет, унося с собой мгновения, которые невозможно вернуть. Оно непредсказуемо, как погода, и порой кажется, что его катастрофически не хватает на все задуманное. Но если проводить дни без цели и смысла, время медленно, но верно утекает в бездну, оставляя нас стареть и увядать.

Со мной это произошло лишь наполовину. Ожидание освобождения из колонии было подобно бесконечному марафону через пустыню, где каждый шаг давался с неимоверным трудом. Мысль о том, сколько еще лет придется провести в этих стенах, отгораживающих меня от мира, казалось, была невыносима. Но в самой колонии время, словно ускоренная кинопленка, неслось с невероятной скоростью. События, разворачивающиеся здесь, захватывали дух, словно они происходят в каком-то другом измерении.

Моя белая полоса, начавшаяся после разоблачения злоупотреблений Сергеева, начала угасать, хотя внешне все оставалось прежним. Мое проклятие, как коварный хищник, подкрадывалось незаметно, готовясь нанести новый удар.

Я все еще продолжал работать в медчасти, участвовать в самодеятельности при клубе, учить дочку «Хозяина» английскому языку. Подогревал заключенных, доставая с «воли» чай, конфеты, сгущенку, сырокопченую колбасу и сигареты, – все это мог достать Роман Маркович Розенблад. Хранил общак и держался в стороне от всех остальных заключенных. Все считали меня «блатным», которому покровительствует сам «Хозяин» – начальник колонии. Оно так и было на самом деле. Ко мне не имели претензий ни администрация, ни заключенные. Я был неприкасаемым. Хотя и не злоупотреблял своим положением.

Полгода пролетели как один день. Так же как счастливый конфетно-цветочный период Светланы. Он, как я и ожидал, закончился трагедией брошенной женщины. Изя, племянник Романа Марковича, сбежал в Израиль и забрал у Светланы все накопленные ею сбережения от пошива джинсов. Он одним днем утащил шубы, золотые изделия и пропал. Она долго его ждала, искала, пока дядя не сказал ей, что молодой повеса убыл на «землю обетованную». Сам Роман Маркович туда же не спешил, так как понимал, что ему там светит тяжелый труд в кибуце и нищенское существование среди ему подобных личностей. Он был зрелым, умудренным жизнью человеком и считал, что синица в руках на родине, где он родился, лучше, чем журавль в небе там, где родились его предки.

Светлана долго плакала мне в жилетку, прижимаясь и обзывая Изю последними словами. Я терпеливо слушал ее долгие надрывные причитания.

– Все, Витя, все украл, скотина! Подлец, до нитки обобрал. Все, что нажито честным трудом: и шубы, и шапка… Одна шубка песцовая, другая из норки, совсем недавно купила в комиссионке. И кожаная куртка, кольца, сережки и цепочка… Все унес, Витя. Я нищая… Подлец! Как я буду жить, Витя? Я нищая, я… А-а-а! Как он мог со мной так поступить, я отдала ему самое дорогое, вложила в него душу, деньги… Он не знал отказа ни в чем… А-а-а…

Когда она устала плакать и причитать, я стащил с нее трусы и утешил как мог. Светлана не сопротивлялась, ей тоже нужна была разрядка. Лежа животом на столе в своем кабинете, тихо постанывая, она жарко отвечала на мою страсть. Закончив с плотской любовью, я вытащил стопку сторублевок и протянул ей.

– Что это? – уже успокоившись, спросила она.

– Это пять тысяч тебе, покрыть твою нищету, – ответил я. – Купи, что хочешь, и успокойся.

– Витя, – бросилась она мне на шею. – Я не ценила тебя, я такая дура, я точно дура, – она целовала меня, стоя со спущенными трусами, и больше не испытывала горечи от потери жениха. Женщины быстро забывают трагедии, когда на горизонте появляется новое солнышко, а в руках – внушительная стопка денег. Она загорается новой мечтой. Теперь на месте ее мечты снова был я. Я же отблагодарил ее за свое спасение.

После того как мы закончили шить джинсы, я накопил пятьдесят тысяч рублей. Примерно столько же было и у нее, и все это украл Изя. Он исчез, когда наше предприятие закрылось, и Роман Маркович стал искать новую партию ткани. А пока ее не было, мы отдыхали.

Увлекшись молодым повесой, Светлана не оставила меня без женского внимания. Она договорилась через начальника колонии и главврача психбольницы, и к нам в колонию стала приходить заведующая отделением психиатрической больницы Тамара Григорьевна Мясищева. Доктор проводила обследование осужденных, склонных к нарушениям или суициду. Это начинание очень понравилось Хозяину, и он включил это в план профилактики правонарушений и стал новатором в этой области, за что получил поощрение от начальства. На самом деле Тамара приходила ко мне для занятий любовью. Раз в месяц она формально проводила профилактические осмотры и составляла отчеты. Все были довольны, и мне казалось, что мое проклятие привлекать к себе неприятности само по себе рассосалось. Случилось даже удивительное: через полгода в колонии появился Сергеев, но уже в форме арестанта. Его тут же определили в секцию правопорядка, и он стал жить в отдельной казарме. Ходил тихий, неприметный. Но и эта новость скоро перестала быть значимой. О нем забыли, как забывают о прошлых неприятностях.

Но в один из пасмурных дней меня вызвали на КПП в комнату для свиданий.

– Глухов, там к тебе прибыл адвокат, – сообщил мне прапор.

Я удивился, но прошел в комнату для свиданий и увидел, что за столом сидел вовсе не адвокат, а парень, смугло-худой, с рожей зека, с насмешливо-наглым взглядом.

Я сел, спросил:

– Чем обязан?

– Ты Глухов по кличке Фокусник?

– Я, – не стал я отпираться. – Что надо?

– Надо, мусорок…

– Я не милиционер, я конвойный.

– Вертухай, значит. Но мне по барабану, кто ты. Для меня хрен редьки не слаще. Ты слушай сюда и внимай, понял?

– Не совсем. Но внимаю и слушаю. Говори.

– Мы знаем, что ты организовал на зоне подпольный цех, шмотки шьешь. Теперь это дело под нами, и ты будешь работать на нас, понял?

– Я услышал требования, но не увидел своего интереса, – ответил я. – Ты кто, что такой наглый?

– Мы под Шавло Батумским. Слыхал о таком?

– А должен?

– Неважно, ты усек, фраер, что теперь мы командуем, и ты шьешь нам, понял?

– Ты переговорщик или просто дурак на побегушках? – спросил я. – Ты на кого наезжаешь, хрен с бугра? Мне тоже по барабану, что ты говоришь, нассать и забыть. Я пошел.

– Стой! – остановил он меня. – Если уйдешь, мы твою девочку распишем, медичку, понял?

– А я что, ей что-то должен? – удивленно спросил я. – Ты в самом деле дурень. Делайте что хотите, флаг вам в руки, перо в зад.

– Смелый, да? За забором решил откосить? Думаешь, мы тебя не достанем?