Невинный взгляд, чуть надутые полные губы, беззащитная поза, слегка опущенная в покорности голова – все это так и кричало о том, что нельзя подозревать ни в чем плохом кого-то столь милого и трогательного. И это только еще больше настораживало Грона.

Возможно, в других обстоятельствах он мог бы и поверить, но кардинально изменившееся поведение племянника не давало Грону принять то, что он видел, за полную правду.

– Король отдыхает и никого не хочет видеть, – выдала Алина, слегка отступая под грозным взглядом Грона. Ее глаза наполнились слезами.

Если бы их сейчас видел кто-то посторонний, то подумал бы, что неотесанный вояка по какой-то причине решил запугать трогательный цветок, который немедленно нужно спасти. Например, гном охранник, наблюдающий за сценой, переступил с ноги на ногу, слегка осуждающе поглядев в сторону Грона.

– Скажи ему, что у меня срочные новости, – не стал так просто отступать Грон, хмурясь еще сильнее.

Алина тихо и судорожно вздохнула, прижимая руки к груди.

Грон сжал зубы. В этот момент он ощутил легкий укол в области сердца. Это была самая настоящая жалость. Однако это чувство только еще больше насторожило его. Он не верил женщине. Она ему не нравилась. Все ее поведение казалось ему фальшивым.

Так откуда непонятная жалость?

Первым порывом было приказать задержать женщину и отвести в тюремную камеру. Все непонятное должно быть изучено. Он обязан был убедиться, что племяннику ничего не угрожает.

Грону пришлось подавить желание отдать такой приказ. Он понимал, что стоит ему сейчас только заикнуться об этом, как король снова в ультимативной форме даст знать о своем несогласии.

Вместо того чтобы спорить, он просто шагнул вперед, отодвигая женщину в сторону. Та испуганно вскрикнула и рухнула на пол.

Грон остановился, удивленно глядя на нее. Он точно был уверен, что не толкал ее. Неужели она просто запнулась на ровном месте?

Пока он думал об этом, женщина заплакала еще сильнее. Она начала причитать, что ей больно, поглаживая тонкую лодыжку.

Подняв на него взгляд, полный боли, она закусила дрожащую губу. Грон едва не скрипнул зубами. Он видел и понимал, что все эти ужимки не являются ничем, кроме игры, так почему в его груди разгоралось сочувствие и желание немедленно утешить невинное и хрупкое создание?

Сжав челюсть так, что зубы едва не начали крошиться, Грон отвел взгляд от женщины на полу, при этом ощутив себя так, словно решил бросить без помощи кого-то очень дорогого.

Такие ощущения сложно было проигнорировать. Они были слишком внезапными и подозрительными.

Решив обдумать все это чуть позже, Грон оглядел королевские покои. В комнате никого не было, поэтому он чеканным шагом направился в сторону спальни.

Женщина сзади как-то пораженно вздохнула, а потом принялась убеждать его остановиться. Грон подозрительно прищурился. Он надеялся, что с его глупым племянником ничего не случилось.

Распахнув дверь, Грон вошел внутрь, быстрым взглядом окидывая помещение. В спальне царил полумрак. Король обнаружился на кровати.

Он был обнажен. Лежал на животе, позволяя любому вошедшему видеть свой неприкрытый тыл.

Подойдя ближе, Грон подхватил с кресла покрывало и накинул на племянника. Гному и раньше доводилось видеть последствия бурных ночей, поэтому он не был удивлен.

– Ваше величество, – позвал Грон, даже не думая оставлять короля в покое. Новости были слишком значимыми и важными, чтобы отступать сейчас. – У меня срочные новости.

Никакой реакции. Грон нахмурился, не обращая внимания на женщину, появившуюся в дверном проеме.

Протянув руку, он потряс короля за плечо. Племянник и на это никак не отреагировал. Испугавшись уже всерьез (родственника гном, несмотря ни на что, очень любил), Грон резко наклонился и прижал два пальца к шее.

Сердце билось!

Тряхнув короля чуть сильнее, Грон вынужден был признать, что племянник либо находится в слишком глубоком сне, либо вообще потерял сознание.

Выпрямившись, он направился к выходу.

– Отойти, – рыкнул он на загораживающую вход женщину. Та вскрикнула и отшатнулась, снова чуть не упав. – Лекаря сюда, немедленно! – отдал Грон приказ охранникам, не обращая внимания на осуждение в их взглядах за грубое обращение с Алиной.

Такое поведение гномов еще больше разозлило Грона. Он презрительно скривился, словно уличил их в чем-то невероятно постыдном.

Услышав приказ, гномы сначала растерянно замерли, а потом торопливо направились к выходу.

– А ты, – дождавшись, когда гномы покинут покои короля, Грон схватил Алину за запястье и втянул в спальню, толкнув затем в сторону кресла, – будешь здесь, пока я не разрешу двинуться.

Женщина снова вскрикнула, неловко упав, и заплакала всерьез, сжимаясь, будто ее кто-то нещадно истязал.

Грон презрительно фыркнул. Он старался не обращать внимания на новый укол в груди. Это ощущение только сильнее его разозлило, и он кинул полный ярости взгляд на Алину, не сомневаясь, что она всему виной.

– Если король умрет, я прикажу тебя казнить, – жестко выдал он.

– Но… но, – Алина заплакала сильнее, – при чем тут я? Я… я… – она задыхалась, не в силах закончить предложение, – ни в чем не виновата. Я ничего не делала.

– Меня это должно волновать? – Грон вскинул взгляд. – Ты была последней, кто видел его здоровым.

– Я ничего не делала! – Алина посмотрела на него умоляющим взглядом.

Грон не мог не признать, что выглядела женщина так, что даже ему хотелось ее защитить. Большие, полные слез глаза, легкий румянец на щеках, чуть приоткрытые полные губы, которые так и просили о поцелуе.

Рыкнув, он тряхнул головой, вскидывая руку, словно пытался отгородиться от непонятного влияния. Невыносимое чувство охватило его, отчего Грон злился с каждой минутой все сильнее.

Сдернув с короля покрывало, Грон накинул его на Алину, надеясь, что это поможет.

– Не смей показывать своего лица, – приказал он, выискивая взглядом одеяло, чтобы накрыть короля.

Услышав задушенный всхлип, Грон сжал кулаки. В груди все набухло и заскрежетало.

Внезапно он ощутил себя последним мерзавцем.

Грон понимал, что это не его чувства, что на него каким-то образом воздействуют, но с каждой минутой желание утешить женщину становилось сильнее.

Теперь, ощутив на себе это влияние, он понял, каким образом ей удалось окрутить Рутрама.

Грон ненавидел, когда его действиями или словами что-то управляет. Именно поэтому он с большой неохотой употреблял алкоголь или иные дурманящие разум вещества.

Ему подобное состояние казалось унизительным. Разум и воля были тем, что он уважал. Те, кто пытался хоть как-либо воздействовать на эти две составляющие, моментально превращались во врага.

Грона просто корежило от противоречивых эмоций, охватывающих его.

С одной стороны, он люто презирал сейчас Алину, желая стереть ее с лица земли. Будь его воля, он немедленно приказал бы увести ее в камеру. Однако здравая часть сознания подсказывала, что женщине удастся с помощью своей магии обмануть охранников. Грону не хотелось потом бегать и ловить ее.

С другой стороны, душили приливы жалости и нежности. Они были неестественными. Время от времени он думал, что, возможно, ошибся, что женщина не сделала ничего дурного, что он несправедлив к ней и жесток.

Грону приходилось буквально давить эти мысли. Подобные действия причиняли дискомфорт. Что-то внутри него требовало не сопротивляться и принять чувства.

Чем больше давил Грон, тем сильнее всхлипывала Алина. Создавалось впечатление, что сопротивление причиняет ей боль. Стоило Грону подумать об этом, как его воля дрогнула. Впрочем, это был лишь краткий миг, который привел Грона в настоящее бешенство.

Подлетев к Алине, он сдернул с нее покрывало и схватил ее за волосы. Он был уверен, что сейчас выглядел готовым убить за любое неверное слово. Грона потряхивало от раздирающих чувств. В голове пульсировало, руки тряслись, впрочем, не только они.