У меня переворачивается внутренности. Признаюсь:
— Мои дяди будто знают, что нечто подобное существует.
Бёрн отвечает не сразу, а затем говорит:
— Они знают, что твой отец пытался что-то начать, но они не знают масштабов этого. Они видели только своих врагов с клеймом в виде черепа. И они не могут выкинуть из головы все кровопролитие и месть, чтобы увидеть, возможности.
— Возможности? Ты не имеешь в виду то, что есть? Преисподняя существует, — замечаю я.
Бёрн ёрзает на стуле.
— Преисподняя — это восемьдесят процентов того, чего хотел твой отец. На улицах меньше войны. Меньше смертей.
Я фыркаю.
Он хмурится:
— К чему этот негатив, сынок?
— Кажется совсем наоборот. Всякий раз, когда я участвую в делах Преисподняя, кто-то умирает.
— Да, но это необходимо, чтобы отсеять плохих.
— Разве не этим занимались мои дяди? — спрашиваю я.
— И да, и нет. Люди из семей ваших врагов потеряли тех, кого им не следовало терять. Так же и ваша сторона. Люди, которые не совершили самых ужасных поступков, и которых не следовало убивать, но были убиты только из-за своих фамилий.
Я скрещиваю руки на груди.
— Значит, те, кто убил моего отца, просто притворялись, что разделяют его мечту, чтобы потом предать? Зачем? Забавы ради?
Бёрн скрежещет зубами, а затем негодует:
— Они хотели захватить лидерство с помощью Омни.
Глубокий холодок пробегает по моим венам.
— Но они мертвы. Значит, не добились своего?
Он делает несколько глубоких вдохов, его лицо мрачнеет.
— Кто убил твоего отца своими руками — да. Но осталась ещё одна вещь, которую ты должен знать, особенно если хочешь сесть за стол.
— Что?
Он снова оглядывается, затем говорит:
— Сальваторе Абруццо спланировал убийство твоего отца. Он должен был быть там той ночью, но застрял в Италии. Он единственный, кто остался жив, и у него есть место за столом.
Я крепко сжимаю кулаки по бокам, кипя от злости:
— Этот ублюдок выжил, и теперь управляет Преисподней?
Бёрн кивает.
— Да. Не доверяй ему и тем из Омни, кто рядом с ним. Однако будет трудно сказать, кто враги, а кто соответствует видению твоего отца. Они не будут выделяться, как больной палец. Но Сальваторе и его дружки ведут дела в неправильном направлении.
— Что именно они делают?
— Как ты сам сказал, слишком много смертей.
— Ты только что сказал мне, что смерти были оправданы.
Он кивает.
— В некоторых случаях, но не во всех. Как в ночь твоего посвящения; эти люди не заслуживали смерти. Они заслужили свои места, как и вы с Зарой. Омни должен был создать для них другую церемонию посвящения, а не убивать их.
Я рычу:
— Это вина Валентины.
— Нет. Она выполняла приказ сверху. Она в такой же опасности, как и все остальные, — заявляет Бёрн.
— Она ведёт себя так, будто контролирует всё, — заявляю я.
— Это не так. И она — кузина твоей жены.
— Да, я слышал.
— У Валентины доброе сердце. Она хочет того же, чего хотел твой отец. Она верит в его видение и является твоим союзником, — настаивает он.
Я ворчу.
— Разве?
— Да, это так. И она работала дольше и усерднее всех, чтобы получить свое место за столом. Вы получите свое раньше неё, и это несправедливо, но так устроена Преисподняя, — утверждает Бёрн.
Я стискиваю челюсти, пытаясь осмыслить то, что он говорит.
Он указывает на меня и добавляет:
— Твой отец был непреклонен в том, что его поколение может быть лучше, чтобы его дети были в большей безопасности. Он не хотел, чтобы ваше будущее было таким же кровавым, как его. Он хотел, чтобы у твоей сестры было столько же власти, сколько у тебя, и чтобы женщины перестали страдать от этих мужчин.
— Фиона к этому не приспособлена, — выпалил я.
Бёрн хмыкает.
— Серьезно, — утверждаю я.
— Ты когда-нибудь думал, что Зара будет готова? — спрашивает он.
Я обдумываю его вопрос.
Он говорит уверенно:
— Твоя сестра будет иметь шанс сидеть рядом с тобой. Преисподняя нуждается в ней так же, как в тебе и Заре. Если вы трое этого хотите.
Я делаю глубокий вдох.
— Почему ты говоришь «если захотим»? Ничто не помешает мне занять свое место.
— Вернёмся к этому позже. Я предупреждал твоего отца не доверять этим людям. Я говорил ему, что он должен действовать по-другому, но он не хотел прислушиваться к моим предупреждениям.
— Значит, мой отец был глупым? — рычу я.
— Нет, не глупым, просто временами слишком верил в лучшее, — говорит Бёрн.
Я сжимаю челюсть, глядя на стену и пытаясь подавить все эмоции, нарастающие в груди.
Бёрн добавляет:
— Я умолял его выбрать других. Но Шеймус и Найл были членами семьи. Когда он привел их, они поручились за остальных.
— Ты знал, что мои дяди плохие?
Бёрн качает головой, в движении явно чувствуется сожаление.
— Нет. Но знал, что остальные, да. Жаль, что не знал всё...
Мой пульс учащается. Я спрашиваю:
— Ты тоже О'Мэлли?
Лицо Бёрна мрачнеет.
— Нет, парень. Я О'Лири.
— Что?.. — Кровь отливает от лица к пальцам ног. Я вскакиваю и сжимаю кулаки по бокам.
Он кивает.
— Да. Моя кровь идет из семьи твоей тети Алайны. Я был тем О'Лири, которому твой отец доверил свои тайны Преисподней.
Я наклоняюсь ближе, хмурясь на него.
— Но ты не участвовал в убийстве?
Он качает головой.
— Нет, сынок. Твой отец сам выбрал меня. Когда Шеймус и Найл привели остальных, я предупреждал его, но он не послушал.
Я меряю шагами крошечную комнату, впитывая все, что сказал Бёрн, а затем обвиняю:
— Но ты не остановил их!
Гнев вспыхивает в его глазах. Он лает:
— Ты думаешь, я бы не сделал все, что в моих силах, чтобы помешать им убить его, если бы знал?
Мои внутренности трясутся сильнее. Я шагаю быстрее, пытаясь дышать.
— Послушай меня, дружище, — приказывает Бёрн.
Я поворачиваюсь к нему лицом и пронзаю его ухмылкой.
Он предупреждает:
— Ты должен быть осторожен, если хочешь сидеть за столом. Им всем доверять нельзя.
Я встречаюсь с ним взглядом.
— Я убью Сальваторе и всех остальных.
— Ты не можешь убить Омни. Остальные убьют тебя в ответ, — предупреждает Бёрн.
— Их нужно устранить, — настаиваю я.
Бёрн кивает.
— Да, нужно. Но ты не можешь просто так пойти и устроить месиво. По крайней мере, не так открыто.
— Они должны заплатить за свои грехи, — кипя от злости я.
Бёрн кивает с выражением поражения на лице.
— Почему ты не занял свое место? Если мой отец выбрал тебя представлять семью О'Лири, почему ты этого не сделал?
Его лицо каменеет. Он настаивает:
— Я могу сделать больше снаружи.
— Тогда зачем мне занимать свое место?
— Ты можешь сделать больше изнутри.
— Слабо верится, — возражаю я.
— Нет. Это правда, и ты поймёшь со временем.
Я пытаюсь осмыслить все, что узнал.
Он добавляет:
— Ты должен быть осторожен, когда вы займете свои места. И вам предстоит пройти ещё одну церемонию, чтобы закрепить своё положение.
— Что нужно будет сделать?
Он на мгновение закрывает глаза, затем встречается со мной взглядом и отвечает:
— То, чего вы с Зарой не захотите делать. Но как только вы окажетесь перед Омни, вы либо согласитесь, либо они убьют вас. Так что, если вы хотите занять место, вы идете вперед без всяких сомнений, неважно, что это повлечет за собой.
Вокруг нас нарастает тишина, пока мы оба смотрим друг на друга. И тут мне нужен еще один ответ. Я спрашиваю:
— А как же моя мать? Почему она на самом деле держала нас подальше от О'Мэлли?
Выражение его лица выдает его грусть и дискомфорт от необходимости обсуждать эту тему.
— Расскажи мне, — требую я.
Он колеблется, а затем говорит:
— Только если пообещаешь никогда не говорить ей, что знаешь. Это сломает её, если бы она узнала, что ты знаешь о том, что случилось с твоим отцом.