Они явно нервничали. Проводив «Форд» взглядом, я вернулся к «Волге».

Теперь можно спокойно ехать в противоположном направлении. К выезду из города.

Рашпиль встретил меня в дачном посёлке, сидя на ступеньках приютившего нас домика.

Он выбрался на крылечко. В одной руке у него была эмалированная кружка с тёмной, почти непрозрачной жидкостью, а в другой — сигарета.

Он выпустил облако дыма и спросил:

— Чифирить будешь?

— Нет, спасибо.

— Ну, дело твоё.

— А тебе от чифира хуже не станет, как от водки? Ты на меня не станешь кидаться?

Рашпиль внимательно посмотрел на меня, видимо, пытаясь сообразить, знаю ли я о его ночных галлюцинациях.

— Не грузись, Сантей. Всё будет чики-пуки! Узнал что?

— Кое-что узнал. Звонил своему куратору. Тот приказал ждать там же на переговорном пункте местных сотрудников конторы.

— На хрена?

— Сдать машину, ну и типа получить билеты на поезд до столицы.

— А ты чё?

— Ну, как видишь, вот я, вот машина, заправленная под завязку. И билетов на поезд у меня нет.

Он затянулся, анализируя услышанное.

— Чё, хвоста словил?

Я кивнул.

— Они каких-то левых чуваков подослали. Ушёл я от них легко.

Рашпиль закивал, делая последнюю затяжку.

— Про Матвея Костромского что-нибудь говорили? Откуда этот чёрт взялся?

— Нет, но, похоже, что они знают, что он того…

Я указал глазами на небо.

— Думаешь?

— Да. Важно не это.

— А что важно?

— Вспоминай, как ты связан с иконами и контрабандой?

Он затушил бычок, не глядя в мою сторону. Отхлебнув глоток чифира из кружки, спросил:

— Вот оно что. Я так и подумал. Откуда знаешь про иконы?

— Долго объяснять, не от комитетского куратора. Звонил кое-кому.

Наверно, настал момент истины. Сейчас я узнаю́, могу ли я полагаться на Рашпиля. Относится ли зэк ко мне так же, как я к нему. Если Рашпиль начнёт вилять и что-то утаивать, то я призна́ю, что ошибался насчёт доверия.

Но как я и ожидал, вскоре я узнал всю подноготную этой истории.

Меня даже немного удивила его откровенность.

— Это ростовские, вместе с твоими комитетчиками воду мутят.

— Рашпиль, на всякий случай, зная, что в твоём мире нужно чётко формулировать свою позицию, я тебе говорю, что комитетчики такие же «мои», как и «твои».

— Это верно. Они не твои кореши, было бы хорошо, если бы ты держался от них подальше.

— Мне про тебя то же самое говорили.

Он снова покивал головой.

— Я тебя по приезде должен был мочкануть.

— В смысле мочкануть? Убить, что ли?

Он молча кивнул, глядя в другую сторону.

Не могу сказать, что я равнодушно отнёсся к услышанному. По телу пробежала холодная волна. Но я постарался не показать вида.

— И что тебя остановило?

— Ну, во-первых, меня встретили чужие. Не те, кого я ожидал там увидеть. Сразу понял, что там что-то не так. Во-вторых, ты всё-таки пацан правильный. Спас меня ещё до Матвея Костромского. Есть, конечно, один нюансик…

— Какой?

Рашпиль сделал ещё глоток чифира и посмотрел вдаль.

— Алиса.

Я ожидал услышать эту претензию, и мне было что ответить.

Внутренне я приготовился к ссоре и даже потасовке. Всё-таки с его стороны можно было ожидать чего угодно, но от него не исходило никакой агрессии.

— Хочешь сейчас о ней поговорить?

Он спокойно помотал головой из стороны в сторону.

— Сейчас не хочу. Потом. Может быть.

Я понимал, что он сказал о ней не просто так. Хищник остаётся хищником.

Он ещё обязательно попробует использовать ситуацию с Алисой против меня.

Но в глубине души я был ему благодарен за то, что он отложил разбор полётов на будущее. Это показалось проявлением мужского благородства.

После операции я стал смотреть на него иначе, чем в начале. Похоже, что ему тоже было легче общаться, избегая острых углов.

Мы оба явственно чувствовали, что нам лучше держаться друг за друга. Оставить дрязги перед лицом общей опасности.

— Хорошо, а что с иконами?

— Короче…

А далее последовал длинный рассказ, из которого мне стало понятно, почему он в бреду кричал про иконы, бесов, ангелов.

Рашпилю поступил заказ на мужика, который оказался антикваром. Заказ как заказ. Таких за спиной у Рашпиля десятки.

Как всегда, заказ пришёл не напрямую, а через посредников, чтобы не было прямых связей с комитетом.

Но когда он присматривался и готовился к ликвидации, то понял, что объект замешан в очень тёмном бизнесе.

Он не просто покупал и перепродавал иконы, а делал это по заказу из Ватикана.

Ещё с 20-х послереволюционных годов Ватикан, увидев, что новая власть ненавидит православную церковь, замыслил пошатнуть её положение.

При всех стараниях у них это не получалось веками. Теперь же русская церковь была обескровлена и не могла оказывать серьёзного сопротивления католикам.

После падения царизма Ватикан начал кредитовать новую Россию, находившуюся в очень сложном финансовом положении после Брестского мира.

За это они выторговали себе право организовать порядка тридцати католических приходов в Советской Республике.

Несмотря на отрицательное отношение большевиков к христианству в целом, они согласились на поднадзорную деятельность католической церкви.

Бывшая аристократия, духовенство и интеллигенция обладали редчайшими раритетными иконами, книгами, церковными украшениями. Они несли их католикам и продавали за бесценок, чтобы хоть как-то обеспечить своё существование.

Что дальше происходит с церковными реликвиями, никто толком не знал. Бо́льшая часть из них вывозилась, другая уничтожалась.

Ватикан фактически грабил соседа, попавшего в беду. Большевики знали об этом, но смотрели сквозь пальцы. И даже одобряли. Им не нужно прошлое и исторические реликвии.

Они строили новую страну.

Ватикан же известен не только хищническим отношением к другим конфессиям, религиям, подавлением обращённых в католичество народов, но и умением выстраивать разведывательные сети.

К тридцатым годам Ватикан имел довольно разветвлённую агентурную сеть на территории нашей страны, которая, впрочем, была разгромлена перед войной.

Потом в сороковых один из римских пап публично запретил любые формы взаимодействия с СССР, но на самом деле деятельность по вывозу исторических ценностей не прекращалась Ватиканом никогда.

Если Ватикан не мог вывезти что-то из реликвий, то они выкупались и уничтожались.

Антиквар, о котором рассказывал Рашпиль, был активным звеном в закупке и переправке русских икон за границу.

За ним давно следило КГБ, но пока по своим соображениям не препятствовало его деятельности и позволяло ему налаживать бизнес с католическими дельцами.

Видимо, они собирали данные обо всей преступной сети перекупщиков и контрабандистов, являющихся советскими гражданами.

А сети были раскинуты Ватиканом очень широко. В число людей, занимавшихся бизнесом на иконах, входили не просто фарцовщики и спекулянты, а представители творческой интеллигенции и партийной номенклатуры.

Очевидно, что, обретя большое количество знакомых и покровителей из числа высокопоставленных советских чиновников и деятелей культуры, «клиент» уверовал в свою неуязвимость.

Антиквар умело пользовался своими связями и зарабатывал не только на продаже икон Ватикану, но и на помощи и организации заграничных поездок в капстраны.

Для этого он передавал в Ватикан списки нужных людей, которых потом приглашали на международные симпозиумы, конференции, кинофестивали.

Имея знакомства в разных ведомствах, в ЦК, Министерстве культуры, Госкино, — антиквар легко пробивал разрешения на выезд.

Одним словом — антиквар развернулся!

Ватикан получал со всего этого тройную пользу. Обеспечивая приглашения этой публике, они аккуратно вербовали тех самых учёных, режиссёров, писателей.

Имели непрекращающийся поток церковных и культурных ценностей и реликвий.