Мои деньги и документы на дорогу остались в квартире.

Нехорошо шарить по чужим карманам, даже противно, но мне пришлось обыскать одежду Ромы.

Он сам напросился.

К своему удивлению, во внутреннем кармане нашёл паспорт на имя Бестужева Романа Валерьевича. Фамилия-то какая знаменитая.

И сто пятьдесят рублей. Крупная сумма для такого типчика. Паспорт и деньги я убрал в нагрудный карман рубашки.

Рома был дружком Гоши, и существовала большая вероятность появления моего надсмотрщика в ближайшее время. А это не входило в мои планы.

Рома всё ещё был в отключке.

Эх, жаль. Мне хотелось бы допросить Рому и узнать, как он вычислил место стоянки машины.

Сев за руль «Волги» и запустив двигатель, я взглянул в сторону поверженного противника. Тронулся и поехал на выезд.

Выехав за пределы стоянки, я так и не увидел, как Рома раскрыл веки, начал приходить в себя, оглядывая пространство непонимающим взором.

Испытывал ли я в тот момент угрызения совести? Нет. Но мне было неприятно осознавать, что я пользуюсь теми же методами, что и они.

В глубине души я был уверен, что я не такой. Технически я присвоил деньги Ромы.

Но я был уверен, что Гоша компенсирует ему из тех, что остались в квартире.

По сегодняшним меркам я довольно «упакованный» парень.

Но бо́льшую часть сбережений я оставил у Ольги, девушки, с которой мы сошлись во время моей «службы» в синдикате.

В памяти всплыла вчерашняя утренняя сцена. В просторной комнате царил полумрак.

Силуэт молодой обнажённой женщины легко соскользнул из постели, в которой я лежал.

Она подняла руки вверх, томно потянулась и, как кошка на цыпочках, подошла к занавешенному окну.

Чуть отдёрнув плотную портьеру, Ольга зажмурилась от яркого света, вливающегося в комнату в узкую щель между занавеской и оконной рамой.

Поток солнечных лучей освещал ровно половину лица. Наверное, в этот миг в её зрачке отражалась жизнь большой и красивой страны.

Она неожиданно повернулась ко мне и, поймав мой оценивающий взгляд, улыбнулась.

— Ах, какое сегодня солнышко! Как красиво на улице! Погуляем сегодня?

Я разглядывал её сильные и стройные ноги, небольшую грудь и ладную фигуру, которая контрастировала с лицом.

Она не была красавицей, скорее, её черты мордашки были грубоваты.

Доставшиеся от отца-румына большой рот и нос делали её «гадким утёнком» среди других девушек облегчённого поведения, работавших на синдикат.

Но стоило с ней немного пообщаться, как в ней раскрывалась настоящая женственность.

Ольга обладала особым магнетизмом, который притягивал к ней.

Тонкие и немного кучерявые волосы вспыхнули огнём от скользящих лучей солнца.

Тяжёлая копна тёмно-русых волос, колыхающаяся от движений тела, полыхнула живым пламенем, когда по ним скользнуло солнце.

Ольга шутливо промаршировала обратно к кровати строевым шагом.

Она размахивала руками, тянула носки, высоко задирая красивые стопы. При этом её приятная грудь трепетала и завораживала.

Остановившись в трёх шагах от кровати, Ольга вытянула руки по швам, приняла строевую стойку.

Потом совершила поворот, повернувшись лицом ко мне, левую руку положила себе на голову, а правой взяла под козырёк.

— Разрешите закурить, товарищ генерал? — спросила она, дурачась.

Я улыбнулся в ответ. Она так называет меня, когда хочет подразнить.

— С тобой спорить бесполезно, кури уже.

Мы с Ольгой друзья. Никаких обязательств друг перед другом. И от этого наша дружба ещё больше крепла. Так сложилось.

С того момента, как нас свёл синдикат, Ольга знала о моих делах почти всё.

Она умела хранить язык за зубами, и я мог доверять ей то, чего не скажешь родным и близким.

Мне никогда не нравились курящие девушки, но она была исключением.

Ольга достала из пачки импортную сигарету Dunhill, вставила её в тонкий и длинный костяной антикварный мундштук, чиркнула спичкой и закурила, выпустив колечко сизого дыма.

Потом грациозно присела на краешек кровати, подобрав под себя одну ногу.

Она, словно прирождённая актриса, умела представить себя в лучшем свете.

— На улице отличная погода, погуляем сегодня, товарищ генерал?

В день нашего знакомства я представился обычным гонщиком синдиката.

На что она ответила суворовской поговоркой о том, что плох тот рядовой, который не мечтает стать генералом.

Она утверждала, что знает толк в мужчинах, видит моё будущее, в котором я чемпион и «генерал».

«Песчаных карьеров», — добавлял я и со временем перестал сопротивляться тому, что она так меня называет.

— Прости, не могу. Я завтра уезжаю. Надо проверить машину.

— Гонка?

Я отрицательно покачал головой. Ольга указательным пальчиком стряхнула табачный пепел.

— Заказ.

Она затянулась, выпустила струю дыма в потолок и внимательно посмотрела мне в глаза.

Кажется, я знал, в чём секрет её магнетизма. Ольга всегда искренне интересовалась мной, принимая всерьёз мои дела и мысли.

Она не торопилась вставить своё слово, всегда точно и обдуманно комментировала услышанное. Она чувствовала.

— Они?

Я кивнул в ответ без пояснений, понимая, что она имеет в виду Адъютанта и Комиссарова.

— Ты можешь отказаться?

Ольга встала с кровати, затушила в хрустальной пепельнице сигарету и отложила мундштук.

Потом быстро накинула на себя короткий атласный халатик чёрного цвета с японскими журавлями.

— Нет. Это часть нашей сделки. Возьми вот это.

Я полез за деньгами в карман кожаной куртки, висящей на спинке стула рядом с кроватью.

Она молча взяла обмотанный льняной бечёвкой, упакованный в коричневую пергаментную бумагу свёрток и убрала его в тайник в дамском шкафчике.

Потом подсела поближе и стала гладить мою руку, лежащую на одеяле.

— Я им не верю. Почему ты согласился? Твоё дело — гонки.

— Я тоже не верю, но мы договорились, что я отвожу одного пассажира, и я больше им ничего не должен.

— Ты сильный, я знаю, что у тебя всё получится.

— Да ладно, брось. Возгоржусь.

— Не возгордишься. Я чувствую мужчин. Несмотря на твою молодость, у тебя есть внутренний стержень. Ты цельный, Саш. Ты держишь слово и говоришь правду.

— У каждого гонщика есть внутренний стержень.

— Ты думаешь, я не делаю разницы между тобой и остальными пацанами из нашей «весёлой» компании? Думаешь, я каждому говорю про стержень и цельность?

Мне хотелось её подразнить в ответку за «генерала».

Погладив её по щеке, я с сожалением подумал о том, что сегодня больше не увижу её чудесного женского тела.

И постарался запомнить, впечатать в память самые яркие ощущения и картинки прошлой ночи.

— Я не знаю, сама ответь.

Ольга схватила подушку и запустила в меня.

— Негодяй, как это не знаешь? — она засмеялась, — конечно, я это говорю только тебе. У других нет твоей силы.

— Что ты говоришь другим?

Она была одной из ночных бабочек, которых синдикат предлагал своим гонщикам и жокеям в виде бонусов.

А также использовал как источник информации о том, что у людей на уме, кто чем живёт.

Многие девочки стучали на своих посетителей. Многие, но не все. Ольга не из их числа.

Я точно знал, что она меня не сдала, когда могла.

Мы были знакомы с ней уже несколько месяцев, и за это время успели хорошо узнать друг друга.

— Тебя это не касается. Но если тебе интересно, я им говорю то, что им хочется слышать. Одевайся и умывайся, пойдём завтракать и пить кофе.

— Они сбе́гают к шлюхам от своих жён и подруг, потому что те их достали. Им не нужны оскорбления и упрёки. Они хотят слышать приятное о себе, и в этом их слабость. Ты не такой.

— Какой?

— Тебе не нужна лесть. Она на тебя не действует. Ты из другого теста.

Мы сидели за кухонным столом и завтракали. Вдруг она неожиданно спросила:

— Ты вчера принёс мне цветы. Почему? Мне давно не дарили цветов.