— Зато в вашем воровском кодексе записано, что человек человеку волк.
— Если что, это не в воровском кодексе, а ещё древние римляне писали. Homo homini lupus est.
— Рашпиль, я в самый последний раз тебе говорю: хочешь доехать до места — веди себя по-человечески. Будешь обижать Алису — пожалеешь.
Алиса вернулась и закивала.
— Да, в бардачке.
— Спасибо, Алис. Так как утро безнадёжно испорчено, мы сейчас собираемся и уезжаем. Прямо сейчас. Рашпиль, расплатись с Евдокией.
Урка полез в карман, достал пятьдесят рублей из пачки.
Он взглянул на меня и спросил:
— Полтинника хватит?
Я вытащил из его пачки ещё пятьдесят рублей и доложил на стол.
— Это компенсация за забывчивость и чудом найденный крестик. Спасибо большое за помощь и гостеприимство.
— Погодите, я тогда вам узелок в дорогу соберу.
Евдокия посмотрела на меня, потом на Рашпиля. Я кивнул ей в знак того, что теперь контролирую ситуацию.
Она ушла в спальню, унесла ружьё. Потом вернулась и стала собирать пирожки в дорогу.
Пока она готовила, я сходил к машине и убрал стволы в свой тайник, который остался цел и невредим.
Рашпиль не сумел его обнаружить. Он даже его и не искал.
Кроме выпечки, она дала нам своих компотов. Алиса по привычке села впереди, Рашпиль сзади.
Евдокия вышла на порог провожать нас.
— Тебе придётся его терпеть и находить с ним язык всю дорогу, пока вы вместе. Он не успокоится, сколько ему ни говори. Ни в последний, ни в самый последний раз. Даже если ты ему ногу прострелишь, он всё равно будет тебе перечить.
— Почему?
— Ты моложе, между вами эта девица, он сидел, а ты нет. Много чего ещё, всего не перечислишь. Коротко, чином, мастью — по их воровским понятиям ты для него пока не вышел.
Меня совсем не обижала её прямолинейность.
— И что ты предлагаешь?
— Попробуй принять его. Слушай его рассказы, если тебе неинтересно — делай вид. Не говоря уже о том, что стоит попробовать с ним подружиться, хотя бы пока вы едете в одной машине.
— Подружиться? Ты серьёзно? Пятнадцать минут назад ты была готова прострелить ему голову.
— Я бы не стала.
— Тогда я ничего не понимаю. Зачем ты приставила двустволку к его голове?
— Чтобы он не забывался. Он не дурак. Пока ты контролируешь стволы, он будет осмотрителен.
Её слова озадачили меня.
— Я вообще хотел их выбросить в колодец.
— Не стоит. Это единственное, что его сдерживает. Без стволов ему крышу снесёт почище моего.
Мы распрощались с ней, как старые друзья. Я больше никогда не видел таких рассудительных сумасшедших старух.
Она не стала ждать, пока машина отъедет на большое расстояние, а почти сразу ушла к себе в дом.
— В первый раз вижу, чтобы чокнутым старухам давали оружие. Она же со справкой, откуда у неё двустволка? Может, она это… того…
Рашпиль разглядывал из проезжающей машины разукрашенную избу Евдокии с некоторой долей омерзения.
Как и любой блатной, Рашпиль по-особому любил города. В городе — движение, энергия, какую ни в какой деревне не сыщешь. Город — это для жизни, а деревня наводила на Рашпиля чёрную тоску.
— Чего, того?
— Приманивает постояльцев, таких как мы, или, к примеру, охотников — и мочит их? Забирает потом оружие? Я чуть не обделался, когда сумасшедшая бабка ружьё к моей башке приставила.
— У неё племянник — местный участковый. Ружьё скорее всего принадлежит ему. Или забрал у какого-то алкаша в деревне, чтобы по пьяни делов не натворил.
— Ну уж не знаю. Как по мне — чистое кино про Дикий Запад. И изба с сараем почти как в Техасе. Да, Алис?
Девушка всё ещё ощущала неловкость, которую нам предстояло проговорить. Поэтому она просто кивнула в ответ.
Скорее всего, она приходила ночью по приказу Рашпиля — за ключами.
Урке не терпелось завладеть стволами, чтобы вновь почувствовать свою силу. Для него все средства хороши.
Но я ни о чём не жалел.
— Я в Техасе не была, не знаю. Но бабушка она и вправду странная. Я бы ни за что не догадалась о том, что она сидела, да ещё и за убийство.
— На зоне и не такое узнаешь. Смотришь — человек по виду щупленький, весь дрожит, самого себя стесняется, а как узнаешь, что он душегуб по «доброте душевной», соседям колодец отравил с летальным исходом, — так сразу и охреневаешь.
Рашпиль приоткрыл окно и закурил в машине.
— Не-е, хуже человека зверя нет, — сказал он и выпустил облако сизого дыма. — Но в чём бабка права — иногда такие психи бывают намного разумнее «нормальных» людей. Не зря перед судом самых отъявленных отправляют в дурку на проверку.
— Саш, а у вас в органах как определяют, что человек психически больной или здоровый?
На этот раз воровская ревность взыграла в душе Рашпиля.
Ему было крайне неприятно, что Алиса может с интересом расспрашивать, слушать и наблюдать за человеком из другого мира, а тем более с «противоположного берега».
Рашпиль решил меня «разоблачить», чтобы вызвать разочарование в глазах Алисы.
— Чего? В каких органах? Ты что несёшь? Он просто подментованный водила, и ксива у него левая. Ты хоть видела, что она выписана на Льва Борисовича Каменева?
— Саш, это правда?
— Не совсем.
Она продолжала смотреть на меня с интересом.
— Документ настоящий. Любой эксперт легко установит его подлинность. Но он действительно выписан на чужое имя. Уж по каким таким соображениям — я не знаю. А вот насчёт «подментованного водилы» — это чистейший бред.
— Да? И кто же ты, Сантей? Поведай нам, будь так добр.
— Я спортсмен, автогонщик. Меня просто попросили оказать услугу люди из КГБ, и даже вот машину выделили, и документами обеспечили. А вот почему они решили Рашпиля из зоны вытащить — это вопрос.
Я посмотрел в зеркало заднего вида и встретился с ним взглядом.
— И кто из нас после этого подментованный? За какие такие заслуги тебя выдернули из-за колючей проволоки, а, Рашпиль? Расскажешь?
— Не твоего ума дело, — огрызнулся уголовник.
— Ты заметил, что в эту игру с предъявами можно играть вдвоём? — я рассмеялся.
— Ты, правда, гонщик? Саш? Как интересно, расскажи, ты гоняешь на ралли? — Алиса сидела вполоборота ко мне.
— Нет, я выступаю в других видах.
— Каких?
— В кольцевых автомобильных гонках, в ипподромных гонках.
— Это не ралли?
— Как интересно, а я думала, что это всё ралли. В чём разница?
— Ты знаешь, что такое кросс?
— Да, конечно, мы в школе на физкультуре бегали.
— Ну, разница примерно такая же, как между бегом по стадиону с гаревой дорожкой и кроссом по пересечённой местности.
— А ипподромные?
— Ну, это можно сказать наш, чисто русский, вид спорта. Ипподромные гонки проводят в основном зимой, когда нет скачек, на заледеневших беговых дорожках.
— А ты чемпион?
— Нет, я побеждал на соревнованиях, приходил первым, но до чемпиона мне пока далеко.
— Саш, а почему автогонки? Что они для тебя? Ты любишь водить?
Я подумал, как же это можно объяснить. Как можно объяснить, например, любовь к плаванию?
Плавать в бассейне и на море — это разные вещи.
В одном случае — это запах хлорки, строгие окрики и свистки тренеров, движение строго в одном направлении, ширина дорожки, ограничивающая размах. Физическая работа, красные глаза и радужные разводы, когда смотришь на лампы освещения.
Во втором — аромат солёной воды, солнце, блики над поверхностью, простор и свобода, шум прибоя и всплески ближайших волн.
Ощущения вроде бы одни и те же: скольжение тела в прохладной воде, слабое сопротивление жидкости твоим движениям, выталкивающая сила, удерживающая тебя на поверхности.
Человеческие голоса и звуки мира в момент, когда вдыхаешь воздух, и стук камней на дне, звук твоих работающих лёгких и поднимающихся воздушных пузырей в момент, когда выдыхаешь в воду.
Но насколько это разные виды плавания. Первое — работа, второе — удовольствие.