На третий день, ближе к вечеру, в секторе «Ц» поднялся шум.

Мы как раз были у Кардана, обсуждали, где достать резину, когда услышали гул мотора. Тяжелый, надрывный, с перебоями.

- Кто-то на честном слове ползет, - прокомментировал Кардан, прислушиваясь.

Я выскочил из бокса.

К воротам сектора подъезжал «Камаз» - обычный рейдовый грузовик, который часто мотался с караванами. Но сейчас он не вез груз.

В кузове сидели люди. Грязные, окровавленные.

Из кабины выпрыгнул водитель, побежал к воротам, маша руками.

Я узнал этот силуэт. Глория.

Она хромала на обе ноги, но двигалась быстро. Её снайперская винтовка болталась за спиной стволом вниз, чего раньше она себе не позволяла.

Мы с Катей переглянулись и рванули туда.

Грузовик въехал внутрь и остановился у бокса Бурого. Из кузова начали выбираться пассажиры.

Их было двое. Какой-то незнакомый нам рейдер и Штопор.

Штопор сполз по борту, как мешок с песком. Он упал на колени и остался так стоять, уперевшись лбом в пыльный бетон. Его ирокез слипся от грязи и крови, куртка была разорвана в клочья.

Глория подошла к нему, попыталась поднять, но он лишь отмахнулся.

«Тигра» не было. Бурого не было.

Я подошел ближе. Глория подняла на меня глаза. В них была пустота. Та самая, которую я видел в зеркале в первые дни после перерождения.

- Где? - тихо спросила Катя, озвучивая вопрос, который висел в воздухе.

- Там, - Глория махнула рукой куда-то на север. Голос у неё был хриплый, сорванный. - На Хуторах. Остался прикрывать.

Она достала пачку сигарет, попыталась закурить, но зажигалка выскальзывала из дрожащих пальцев с сбитыми ногтями. Я щелкнул своей, поднес огонек.

Она жадно затянулась.

- Засада? - спросила Катя.

- Хуже, - выдохнула она дым. - Умники.

- Кто?

- Твари. Стая с менталом во главе. Они не просто напали. Они нас гнали. Как зайцев. На минные поля. «Тигр» подорвался первым.

Она замолчала, глядя на Штопора, который начал раскачиваться из стороны в сторону, что-то бормоча.

- Бурого зажало в кабине. Ноги перебило. Он... он приказал уходить. Отдал нам всё, что было ценного, и остался с пулеметом.

- А хабар? - вырвалось у Кати.

Глория криво, страшно усмехнулась. По её лицу, размазывая копоть, текла одинокая слеза.

- Хабар? Мы жизнь вынесли, девочка. И то не всю.

Она разжала руки. Они были пусты. Ни рюкзаков, ни ящиков, ни оружия, кроме её собственной винтовки.

- Мы бросили всё, - глухо сказал Штопор, не поднимая головы от колен. - «Тигра», боезапас, топливо. Всё сгорело. Мы едва успели выпрыгнуть, когда...

Он не договорил, его плечи затряслись.

Мы стояли молча. Ветер гонял пыль по бетонному полу ангара. Ситуация была хуже некуда. Бурый мертв. Группы нет. Денег нет. И надежды на быстрый ремонт машины тоже нет.

- Помянем, - хрипло сказала Глория. - У вас есть выпить?

Мы сидели в нашем тупике, на ящиках возле разобранной «Шишиги». Кардан, увидев состояние вернувшихся, молча поставил на ящик бутылку мутной самогонки и так же молча исчез в недрах своего гаража.

Бутылка ходила по кругу. Штопор пил жадно, большими глотками, словно хотел потушить пожар внутри. Глория цедила, глядя в одну точку.

- Как это случилось? - спросила Катя.

- Глупо, - сплюнула Глория. - Нарвались. На стаю, маленькую, но злую. Они шли с запада. Мы их поздно заметили. Бурый... он приказал отходить к болотам, а сам остался с пулеметом на перекрестке. Дал нам время. Минуты три.

Она замолчала, сжав стакан так, что побелели костяшки.

- Его порвали. Я слышала. Даже выстрелить не успел толком, когда они накатили волной.

Штопор вдруг швырнул стакан в стену. Осколки брызнули в стороны.

- Всё! - заорал он, вскакивая. Глаза у него были бешеные, налитые кровью. - Хватит! Я пас! Я больше за периметр ни ногой!

Он пнул колесо нашей «Шишиги».

- Стройте свои танки, ищите приключения! А я жить хочу! Пойду в охрану. На стену. Там пайку дают и крыша над головой. И твари только в бинокль видны.

- Штопор, не дури, - устало сказала Глория. - Ты рейдер. Ты на стене со скуки сдохнешь через месяц.

- Лучше со скуки, чем как Бурый! В кишках! - вызверился он. - Вы как хотите, а я умываю руки.

Он развернулся и, шатаясь, побрел к выходу из сектора. Мы смотрели ему вслед. Никто не пытался его остановить. Сломался человек. В Стиксе это бывает.

Мы остались втроем. Я, Катя и Глория. И недопитая бутылка самогона.

Я посмотрел на снайпершу. Она сидела, сгорбившись, похожая на побитую птицу. Но в ней еще был стержень. Я это чувствовал.

Я постучал пальцем по горлышку бутылки, привлекая внимание.

- Уррр...

Глория подняла на меня мутный взгляд.

- Чего тебе, Молчун?

Я встал. Подошел к «Шишиге». Положил руку на ржавый борт. Потом указал на Катю, на себя и на неё.

- Мы собираем экипаж, - перевела Катя. Голос у неё был твердый. - Нам нужен стрелок. Нам нужен опытный человек.

Глория посмотрела на грузовик, потом на нас. Усмехнулась.

- Вы? Экипаж? - она покачала головой. - У вас ничего нет. Ржавое ведро, которое не едет. Денег нет - я знаю, сколько стоил этот металлолом. Вы голодранцы, ребята.

- Не правда, - парировала Катя. - У нас есть Молчун - контролер. У нас есть я - сенс. И у нас есть машина. Пусть пока не на ходу, но это временно.

Я подошел к Глории вплотную. Посмотрел ей в глаза. Тяжело, уверенно.

Я не мог обещать ей золотые горы прямо сейчас. Я не мог дать ей денег. Но я мог дать ей цель.

Я достал из кармана патрон - 7.62, винтовочный, как у неё. Поставил перед ней на ящик.

- Мы пойдем туда, где жирно, - сказала Катя, озвучивая мои мысли. - Мы не будем бегать за объедками. С нами ты не сдохнешь в первой канаве. Молчун удержит тварей. Я увижу засаду. Нам нужен тот, кто нажмет на спуск.

Глория молчала. Она крутила патрон пальцами, глядя то на него, то на меня.

В её глазах боролись усталость и азарт. Страх и жадность.

- Штопор ушел, - тихо сказала она. - Бурый мертв. Мне некуда идти. Либо в шлюхи, либо на стену, либо к вам.

Она подняла голову. Взгляд изменился. Стал оценивающим, чуть насмешливым и кокетливым. Она провела языком по пересохшим губам.

- А ты наглый, немой, - протянула она. - Без гроша в кармане вербуешь снайпера. Мне это нравится.

Она взяла патрон и спрятала в карман разгрузки.

- Я в деле. Но с условием. Доля равная. И я сплю не в кузове на ящиках, а в кабине, если мы когда-нибудь починим эту колымагу.

Я кивнул. Согласен.

- И еще, - она прищурилась, глядя на меня. - Если почую, что ты ведешь нас на убой - пристрелю сама. Ничего личного.

- Договорились, - быстро сказала Катя.

Глория встала, потянулась, хрустнув суставами.

- Ну, тогда наливай, командир. Отметим новое начало. А завтра... завтра будем думать, где достать запчасти, не продавая почки.

Я разлил остатки самогона. Мы чокнулись. Звон стаканов прозвучал в пустом ангаре как обещание.

Катя ушла после обеда. У неё была идея-фикс - найти на рынке какую-то особую ткань для перетяжки сидений или что-то вроде того. Я не возражал. Женщине нужно иногда вить гнездо, даже если это гнездо - кабина ржавого грузовика посреди апокалипсиса.

Я остался в номере один. Лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. В голове крутились схемы электропроводки ГАЗ-66, которые я пытался восстановить по памяти, и цифры. Проклятые цифры, которые никак не сходились.

Стук в дверь был коротким, уверенным. Не как у горничной, и не как у Кати.

Я встал, подошел к двери. Замка всё еще не было, только щеколда. Откинул её.

На пороге стояла Глория.

Она выглядела иначе, чем обычно. Никакой разгрузки, никакого камуфляжа. Джинсы, плотно обтягивающие бедра, и простая черная майка, под которой угадывалось отсутствие белья. Волосы были влажными, пахли мылом.