- Впустишь? - спросила она, не улыбаясь. Взгляд был прямым, тяжелым.

Я отошел в сторону, пропуская её.

Она вошла, по-хозяйски огляделась. Убедилась, что мы одни.

- Катя ушла? - скорее утвердила, чем спросила она.

Я кивнул. «Уррр...» - вопросительно пророкотал я. Зачем пришла?

Глория прошла к столу, провела пальцем по пыльной столешнице. Потом повернулась ко мне, прислонившись бедром к краю стола.

- Дело есть, Молчун. Личное.

Она достала из кармана джинсов сложенный листок бумаги. Бросила его на стол.

- Я тут набросала список. Того, что нам нужно, чтобы твоя колымага поехала не через год, а через неделю. Кардан - мужик рукастый, но у него нет выходов на склады интендантов. А у меня есть.

Я подошел, взял листок. Список был впечатляющим. Новая резина, комплект прокладок, свечи, бронелисты, даже триплекс для лобового.

Я вопросительно посмотрел на неё. Откуда такая щедрость? И чем платить?

- Старые связи, - усмехнулась она, перехватив мой взгляд. - Есть тут один... кладовщик. Он мне должен. Сильно должен. Я могу надавить. И мы получим всё это почти даром. За символическую плату.

Я нахмурился. Бесплатный сыр в Стиксе бывает только в мышеловке, и обычно в качестве приманки там лежит чья-то оторванная рука.

Я вопросительно посмотрел на неё.

Глория сделала шаг ко мне. Теперь она стояла вплотную. Я чувствовал запах её кожи - терпкий, смешанный с запахом табака и какой-то едва уловимой горечи.

- Подвох в цене, Молчун. Но платить буду не я. И не деньгами.

Она положила руки мне на грудь. Ладони были горячими.

- Ты мне нравишься, немой. Я чувствую, как от тебя фонит жаром. Как от печки.

Она провела ладонями вверх, к моей шее. Её зрачки расширились.

- Я хочу тебя. Прямо сейчас.

Меня накрыло волной ярости. Чистой, горячей злости.

Она что, решила, что я шлюха? Что можно купить меня за комплект резины? Что я предам Катю ради запчастей?

Я перехватил её запястья. Сжал сильно, до боли. В горле заклокотал угрожающий рык.

- Урр-р-агх! - вырвалось наружу. «Пошла вон!»

Я оттолкнул её. Грубо. Так, что она ударилась спиной о шкаф.

Но Глория не испугалась. Наоборот. В её глазах вспыхнул дикий огонь. Она облизнула губы и рассмеялась - низко, гортанно.

- Злишься? - прошептала она. - Хорошо. Злость - это то, что нужно. Покажи мне своего зверя, Молчун. Покажи, кто ты есть на самом деле.

Она не ушла. Она бросилась на меня. Как кошка. Как хищник.

Она вцепилась в мои плечи, прижалась всем телом, впилась губами в мой рот. Это был не поцелуй - это был укус. Я почувствовал вкус крови.

Мой мозг кричал: «Нет!». Но тело... Тело, измененное Ульем, накачанное споранами и жемчугом, предало меня.

Ярость, которая должна была заставить меня вышвырнуть её за дверь, трансформировалась. Переплавилась в другое чувство. В темное, древнее, животное желание.

Запах женщины. Боль. Адреналин. Всё смешалось.

Я перестал соображать. Сорвался.

Я сгреб её в охапку, сминая ткань майки. Она зашипела, когда мои пальцы, ставшие жесткими как сталь, впились в её тело, но не отстранилась. Она выгнулась навстречу.

Это не было любовью. Это не было даже страстью в человеческом понимании. Это была схватка.

Мы рухнули на кровать, путаясь в одежде. Глория кусалась, царапалась, стонала, и я отвечал ей тем же. Мое урчание перешло в рык.

В этот момент не было ни Кати, ни «Шишиги», ни планов на будущее. Был только этот номер, запах пота и безумие двух иммунных, которые пытаются сожрать друг друга, чтобы почувствовать себя живыми.

Всё происходило рывками, вспышками. Дико. Жестко. На грани боли.

Она требовала силы, и я давал ей силу. Ту самую, которую обычно использовал, чтобы ломать волю тварей. Сейчас я выплескивал её в неё.

Когда всё закончилось, я отвалился в сторону, тяжело дыша. Сердце колотилось так, что казалось, ребра сейчас треснут.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только нашим сбивчивым дыханием.

Глория села на краю кровати. Её спина была исполосована красными следами. Она нашла на полу свою майку, натянула её. Руки у неё дрожали, но движения были четкими.

Я лежал, глядя в потолок. Внутри была пустота. И гадкое, липкое чувство вины, которое начало подниматься со дна сознания, как только схлынул адреналин.

Что я наделал?

Глория встала. Подошла к зеркалу, поправила волосы. На шее у неё наливался синяк.

Она повернулась ко мне. В её глазах уже не было того безумия. Был холодный расчет и... удовлетворение?

- Завтра к обеду, - сказала она ровным голосом, словно ничего не произошло. - Подгоняй машину к третьему складу. Кардан знает, где это. Возьми грузовое такси, заберете запчасти.

Она подошла к двери. Обернулась на пороге.

- Не грызи себя, Молчун. В Улье нет праведников. Есть только выжившие. А ты... ты хорош.

Дверь хлопнула.

Я остался один. С запахом чужой женщины на коже и пониманием того, что я только что продал кусок своей совести за комплект резины и бронелисты.

Но самое страшное было не это.

Самое страшное было то, что мой внутренний зверь, тот самый, что урчал от удовольствия, ни капли не жалел.

Я успел. Когда в замке повернулся ключ, комната уже была проветрена, постель заправлена с армейской тщательностью, а сам я сидел за столом, разбирая и собирая пистолет. Вид у меня был сосредоточенный, руки заняты делом.

Только вот запах... Мне казалось, что запах Глории - терпкий, чужой - въелся в стены, в подушку, в мою кожу. Я вымылся дважды, стирая себя мочалкой до красноты, но фантомное ощущение её прикосновений осталось.

Катя вошла в номер, сияя, как начищенный пятак. В руках она тащила огромный сверток.

- Смотри! - она сбросила ношу на кровать. - Брезент! Настоящий, пропитанный, с люверсами. И еще поролон нашла. Обошьем сиденья, будет не кабина, а тронный зал.

Она тараторила, рассказывая, как торговалась с каким-то старьевщиком, как чуть не подралась за моток капроновой нити. Она была живой, настоящей, моей.

Я слушал её и чувствовал, как внутри ворочается ледяной ком.

Катя подошла ко мне, обняла сзади, уткнувшись носом в шею.

- Ты чего такой напряженный? - спросила она, почувствовав, как окаменели мои плечи. - Случилось чего?

Я медленно повернулся. Посмотрел ей в глаза. Я не мог врать голосом, но глаза... глаза выдавали. Я знал, что в них сейчас плещется тоскливая вина, которую не смыть никаким живчиком.

- Уррр... - я отрицательно мотнул головой и прижал руку к груди. «Устал».

Она посмотрела на меня внимательно, чуть прищурившись. Её дар сенса работал на эмоции, и она наверняка чувствовала, что фон у меня сбитый, тяжелый. Но списала это на стресс и безденежье.

- Ничего, - она поцеловала меня в лоб. - Завтра всё наладится. Ложись спать.

Я лег. Но спал я на самом краю, боясь прикоснуться к ней, словно моя измена была заразной болезнью.

Утро встретило нас суетой. Мы вызвали местное грузовое такси - раздолбанную «Газель» с шашечками, нарисованными маркером на двери, - и поехали к третьему интендантскому складу.

Таксист, болтливый мужик с золотой фиксой, всю дорогу травил байки про то, как он в прошлой жизни возил мэра, но я не слушал. Я смотрел в окно на серые стены ангаров и готовился к встрече.

Глория уже была там. Она стояла у распахнутых ворот склада, прислонившись плечом к косяку. На ней была чистая «горка», волосы убраны под бандану.

Ни следа вчерашнего безумия. Ни тени той женщины, что царапала мне спину и кусала губы в кровь.

Перед нами стоял профессионал. Холодный, собранный снайпер.

Рядом с ней, на паллете, лежало наше богатство: четыре новеньких, "зубастых" покрышки для «Шишиги», коробки с запчастями, листы бронестали.

- Привет, трудяги, - кивнула она, когда мы вылезли из такси. Голос ровный, спокойный. - Принимайте товар. Всё как договаривались.

Я прошел мимо неё, стараясь смотреть куда угодно, только не на неё. На колеса, на небо, на носки своих ботинок. Взгляд её глаз - насмешливый и знающий - жег мне затылок.