Мейбелл подавленно замолчала и больше не делала попыток вступить в разговор со своими стражами. Но два конвоира, которым было поручено препроводить леди Уинтворт в тюрьму, оказались не такими жестокосердными, как их начальник. Один из них сочувственно сказал девушке:

— Леди, вам не стоит искать встречи с королем Яковым, это еще больше навредит вам. Его величество всегда отличался вспыльчивым нравом, а после того, как он узнал о высадке своего зятя Вильгельма Оранского, он часто в гневе ведет себя словно умалишенный.

Солдат был прав. Яков Второй прибыл в Солсбери в крайне взвинченном состоянии, в котором пребывал с самого начала нового восстания против него. Его гнев подогревался тем, что агентам Вильгельма Оранского удалось ввести его в заблуждение, и он ждал высадки своего противника-зятя на востоке Англии, а не на западе страны, бывшей истинной целью голландского принца. Таким образом, время для успешного маневрирования войск было для него потеряно, что не способствовало успокоению его взбудораженных нервов. Когда прошлой ночью Яков получил известие о поимке беглой леди Уинтворт, он тут же приказал доставить ее к нему, чтобы лично расправиться с нею. Бедная Мейбелл поняла тщетность своей надежды на встречу с королем, и с поникшей головой зашла вместе с солдатами в караульню. Тут их настиг дежурный офицер королевской охраны, который громким голосом потребовал отвести пленницу к монарху. Яков Второй захотел лично встретиться со своей опальной фавориткой и излить на нее весь свой гнев за ее измену.

Король разместился в лучших покоях епископского дворца, находившегося неподалеку от Малсбери-хауса. Эти комнаты занимали всю лицевую сторону самого великолепного здания Солсбери: на первом этаже находилась приемная и столовая с несколькими окнами, а наверху кабинет, гардеробная и спальня с молельней. Помертвевшая от ужаса Мейбелл поднялась за своим новым провожатым на второй этаж в полуобморочном состоянии. Яков Второй ждал ее в кабинете, сидя в глубоком кресле, поставленном в центре комнаты. Притихший офицер низко поклонился монарху, и поспешно отступил в сторону, оставляя девушку наедине, лицом к лицу с королем. Мейбелл заставила себя посмотреть на Якова Второго и по его плотно сжатым губам, и мрачному взгляду она поняла с упавшим сердцем, что ее власть над этим мужчиной полностью потеряна, и восстановить ее будет очень трудно, если не невозможно. А для нее это вопрос жизни и смерти.

Яков порывисто встал со своего места, едва дежурный офицер покинул кабинет. Мейбелл подумала, что он захотел ударить ее, как это некогда сделал барон Вайсдел. Она испуганно отшатнулась, но король всего лишь остановился возле нее и, приблизив свое лицо чуть не вплотную к ее глазам, зло проговорил:

— Наконец-то мы встретились, крошка! А ты думала, я тебя не поймаю, и тебе сойдет с рук твой обман и бегство от меня⁈

— Ваше величество, я слишком жалкая и ничтожная особа, чтобы вы тратили свой гнев на меня, — жалобно проговорила Мейбелл, надеясь своим уничижением смягчить злобу мстительного короля. — Я виновата перед вами, но я всего лишь наивная девушка, и как-то неправильно наказывать меня за мою глупость.

Но ее попытки оправдаться еще больше разъярили Якова Второго.

— Как вы можете называть себя ничтожной особой, если я сделал вам предложение стать моей женой! — в бешенстве воскликнул он. — Да, я совершил ошибку, когда вопреки обычаю и собственному здравому рассудку пожелал жениться на вас, но даже самой глупой из глупейших женщин было бы понятно, что значит для нее предложение стать королевой! Вы не просто изменили мне, негодная, вы оскорбили меня так, как еще не удавалось оскорбить ни одному человеку на свете. Поэтому вы предстанете перед судом за государственную измену, и он очень быстро вынесет вам заслуженный приговор, поверьте мне.

Мейбелл, рыдая, упала перед королем на колени.

— Сир, простите меня! Я еще так молода, мне еще не исполнилось девятнадцати лет, — взывала она к Якову Второму. — Назначьте для меня другое наказание, любую кару я снесу со смирением, только не лишайте меня жизни, молю вас!

Девушка пыталась поцеловать королю его руку, но он резко выдернул свою ладонь из ее тонких пальцев и сурово произнес:

— Мое решение принято, вы ответите сполна за все свои преступления. Мой брат Карл предупреждал, что меня погубит мое пристрастие к дешевым шлюхам, но я переборол свою душевную слабость и теперь, ни вы, ни плотский грех больше не имеете надо мной власти! Я навеки отрекаюсь от вас, и советую вам использовать свои последние дни для перехода в истинную веру и власть его святейшества папы Римского!

Эти слова лишили Мейбелл последней надежды на спасение, но она была уже такой обессиленной после всех волнений, что восприняла последние слова короля с тупой покорностью. Единственной милостью, которую соизволил оказать ей Яков Второй было помещение в одиночную тюремную камеру с крохотным окошком, отгораживающей ее от других заключенных преступников. Там Мейбелл забилась в угол, и начала молиться, стараясь не поддаваться страху смерти.

Герцог Мальборо приехал, когда Мейбелл была уже заключена в темницу Малсбери-хауса. Пообщавшись со своими знакомыми из свиты короля, Джон Черчилль узнал, что леди Уинтворт не вводила его в заблуждение, утверждая, будто ей угрожает смертная казнь. Это открытие потрясло Мальборо. Просто не верилось, что леди Мейбелл Уинтворт такая молодая, такая красивая будет скоро казнена. Герцог решил действовать, и для начала он добился свидания с девушкой, понимая, как ей страшно и одиноко в тюрьме. Подкупить тюремщика Уильяма Робинсона не составило труда; свои основные доходы тюремные надзиратели получали не от государственной казны, а от самих заключенных и их близких.

Джон Черчилль приник лицом к зарешеченному окошку в двери камеры и позвал:

— Леди Мейбелл, подойдите поближе ко мне.

Мейбелл встрепенулась и поспешно подошла к двери.

— Джон, это вы⁈ — удивленно и радостно произнесла она. — Боже, какое счастье, что вы не покинули меня!

Ее искренняя радость приятным теплом разлилась в груди влюбленного герцога, и он прошептал:

— Дорогая, не падайте духом. Я сделаю все возможное для того, чтобы спасти вас, а мои возможности немалые, поверьте мне.

— Да, да, Джон, я поняла, — с готовностью закивала головой Мейбелл. — Я буду ждать вас, и молиться за ваши успехи.

Герцог Мальборо послал воздушный поцелуй очаровательной девушке, и вступил в длительные переговоры с тюремщиком Уильямом Робинсоном и его женой Дорис, стараясь добиться от них хороших условий содержания Мейбелл в тюрьме. Он договорился насчет дров для обогрева камеры дорогой ему узницы, еды и свежего постельного белья. Весомым аргументом его просьбы стал увесистый кошелек, врученный прямо в широкую ладонь почтенного надзирателя тюрьмы.

— Смотрите, чтобы юная леди ни в чем не нуждалась, — предупредил напоследок герцог. — А я обязательно пришлю своих людей проверить, в каких условиях она у вас проживает.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, — сказала с глубоким поклоном долговязая жена тюремщика по имени Дорис. — Я женщина честная, богобоязненная, и сполна отработаю ваши деньги.

Удовлетворенный этим обещанием герцог Мальборо отправился к королю просить его о смягчении участи любимой девушки. Он понимал, что ему предстоит решить непростую задачу, ведь ревность вспыльчивого Якова Второго не знала границ, но надеялся на свое влияние на короля. Их связывали узы глубокой личной привязанности. Король Яков хотя и охладел к его сестре Арабелле, но по-прежнему дарил своим расположением и ее, и ее рожденных от него детей, а также всех членов семейства Черчиллей. Джон Черчилль начал свою блистательную карьеру простым пажом при дворе Якова, бывшим тогда герцогом Йоркским, и Яков всемерно способствовал его продвижению по службе, пока Джон Черчилль не достиг высшего командного поста в королевской армии. Яков Второй назначил главнокомандующим именно брата своей бывшей фаворитки, чем обидел Луиса де Дюраса, графа Февершема, ранее занимавшего эту должность. Граф Февершем доказывал королю, что тот делает ошибку, отстраняя его, доброго католика, от командования армией в угоду протестанту Мальборо. Но Яков Второй понимал, что Джон Черчилль пользуется большой популярностью в армии, и именно такой полководец ему нужен. К этому времени Яков настроил против себя почти всю знать страны, духовенство и буржуазию своим упорным стремлением к абсолютизму и явными намерениями возродить католическую веру в стране. Единственной опорой его осталась армия, которая состояла сплошь из протестантов, и король понимал — он остается на троне до сих пор, пока герцог Мальборо поддерживает его.