— Что вы, сир, вы сейчас находитесь в самом расцвете сил! — поспешно возразила Мейбелл, и снова обольстительно ему улыбнулась. Теперь она нисколько не боялась Якова Второго, зная, как сильно он ею очарован. Его пленила не только ее внешняя красота, но также ее веселая жизнерадостность. В ее присутствии он заряжался энергией, и молодел на глазах. Это начало порождать в Мейбелл ответную нежность к нему и обманчивое чувство, что он простит ей любые прегрешения. Поэтому она произнесла, поддразнивая: — Не хочу даже слышать о том, чтобы раскрыть свой секрет раньше времени, ваше величество! Когда еще мне представится случай убедиться в искренности ваших чувств? Может вы морочите голову бедной девушке, уверяя меня в своей любви⁈

— Сердце мое, стоит тебе перейти в католичество, и я тут же начну бракоразводный процесс с Марией Моденской с целью женитьбы на тебе! — Якова Второго даже затрясло от недоверия к его чувствам возлюбленной, пусть даже высказанное в шутливом тоне. — Но падре — отец Ксаверий жалуется на тебя, говоря, что ты слишком поверхностно воспринимаешь его наставления, а затем задаешь ему такие вопросы, которые показывают, что ты совершенно не готова к обращению в истинную веру.

— Ах, я такая рассеянная! — с деланным раскаянием произнесла Мейбелл. На самом деле она приложила немало стараний, чтобы выглядеть в глазах почтенного иезуита, приставленного к ней королем Яковым в качестве ее духовника, полной дурочкой. Однако следовало задобрить короля и подарить ему новую надежду на совместное будущее во избежание подозрений с его стороны, и Мейбелл быстро сказала:

— Но я исправлюсь, ваше величество, ведь мой первейший долг — верно служить вам! Сразу после маскарада я посвящу все свое время тому, чтобы как можно лучше усвоить наставления отца Ксаверия.

Король Яков поверил обещанию кокетливой девушки, и больше никто не мешал ей готовиться к костюмированному празднику. За несколько часов до него, в обстановке строжайшей секретности, посыльный от герцога Мальборо передал ей большой пакет с костюмом лейтенанта французских мушкетеров. Для большего правдоподобия Мейбелл попросила у Джона Черчилля немного парфюма, которым он пользовался, а также подобрала себе сапоги с высокими каблуками и положила в костюм тканевую прокладку, придающую ее изящным плечам форму мужских. Полностью одевшись, Мейбелл критически осмотрела себя в зеркале и осталась довольна увиденным. Никто не смог бы догадаться, что под черной мужской маской, надежно прячущей лицо до самого подбородка, скрывается юная девушка. Ей оставалось только незаметно пробраться в бальный зал, где уже собрались первые гости.

Это был самый большой и пышный бал в жизни Мейбелл Уинтворт. Его посетили не только представители великосветского Лондона, но также жители столицы, которые могли позволить себе приобрести дорогой маскарадный костюм. Через каждые полчаса прибывали все новые толпы мужчин и женщин, наряженных персонажами античной мифологии, и одетые в костюмы фантастических зверей и птиц, волшебников и арапов. Зеркала на лестницах Хэмптон-корта отражали бесконечную блестящую процессию людей с закрытыми лицами и в сверкающих костюмах. Все они торопились веселиться и танцевать.

Мейбелл откровенно наслаждалась этой оживленной суматохой и атмосферой всеобщего счастья. Бал-маскарад представлялся ей огромным кипящим котлом всемогущей Судьбы, в содержимое которого нужно непременно окунуться, чтобы воссоединиться с любимым Альфредом и с дочерью. Она не видела маленькой Арабеллы два месяца, но так истосковалась по ней, словно прошло десятилетие их разлуки. И Мейбелл поклялась самой себе, что когда она вернется к своей крошке, то сделает все возможное для того, чтобы больше никогда не разлучаться с нею.

Мейбелл была еще очень молода, и побег от одного высокопоставленного поклонника с помощью другого она воспринимала в основном как забавное приключение, а не опасное предприятие. Она была до того уверена в успехе своей авантюры, что ничуть не боялась провала, но остатки благоразумия все же призывали ее к необходимой осторожности и взвешенности поступков. Кроме того, ей не следовало забывать об герцоге Мальборо, которому ожидание в условленной беседке могло показаться слишком долгим. Он вполне мог в таком случае отправиться на ее поиски. и два одинаковых мушкетера неизбежно привлекут к себе нежелательное внимание. Мейбелл решила не слишком задерживаться на балу, но сначала ей следовало убедиться в том, что ее маскировка ни у кого не вызывает подозрений.

Когда музыканты на хорах заиграли плавную мелодию к танцу коранто, Мейбелл решила пройтись по самому большому залу. Она неспешно двинулась вперед, внимательно прислушиваясь к обрывкам разговоров, из которых можно было догадаться какой лорд или леди находятся рядом с нею. Мария Моденская отсутствовала, она сочла ниже своего достоинства присутствовать на бале с весьма вольным стилем поведения. Зато в зале присутствовал Яков Второй в виде представительного господина с большой лошадиной головой, которая возвышала его, по крайней мере, на полметра над всеми присутствующими. В том, что это был король сомневаться не приходилось; слишком явным было то глубокое почтение, с каким ему уступали дорогу. Он явно искал ее, Мейбелл, а шут Джеф, стоящий рядом с ним, имел весьма угрюмое выражение лица, говорящее о том, что он не смог обнаружить даже следа своей весьма ненавидимой им противницы. Мейбелл испуганной мышью юркнула в угол, подальше от них, но вспомнив о необходимости играть свою роль, она приосанилась и уверенной походкой двинулась вперед.

Скоро на нее налетел граф Уильям Дигби, давний приятель герцога Мальборо. Судя по его затуманенному взору, тяжелому дыханию и покосившейся маске он уже успел принять в свое горло немало грячительных напитков. В момент встречи с Мейбелл Дигби уже плохо соображал, что ему следует делать, но о своем плане заманить как можно больше своих светских друзей на кулачные бои он помнил еще хорошо.

— Слушай, Джон, может ну его… этот маскарад! — заплетающимся языком произнес он. — Поедем в трактир «Черный Бык», там громила Харт наверняка разделает очередного глупца, осмеливающегося помериться с ним силами.

Мейбелл вздрогнула, так как ей приходилось видеть одного из противников знаменитого боксера Харта после поединка с ним — у несчастного вместо лица было кровавое месиво, но она овладела собою и заговорщически прошептала графу Дигби, подражая низкому голосу герцога Мальборо.

— В другой раз, Вильям. Ныне мне назначила свидание одна из земных заместительниц богини Венеры.

— Ну что ж, если так, отступаю, — хохотнул великан Дигби, и так ударил Мейбелл по-мужски по плечу, что она еле устояла на ногах. — Желаю хорошо развлечься этим вечером, дружище. А когда потухнет огонь любви, зажженный Венериной заместительницей, то подкинь мне ее адресок, у нас с тобою общие вкусы.

— Непременно, непременно, Вильям, — пробормотала в ответ Мейбелл, продолжая подражать поведению Джона Черчилля и вместе с тем скрывая свое отвращение циничным отношением графа Дигби к женщинам. Ее собеседника полностью удовлетворили ее слова, и он, еще раз коротко хохотнув, пошел дальше.

Мейбелл, стараясь держаться ближе к выходу из дворца, перешла в другой зал, задрапированный зелеными с золотом тканями и освещенный десятками свечей, горевших в настенных подсвечниках и позолоченных люстрах. Высокие каблуки танцующих дам мелодично постукивали по паркету, и казалось, их веселый смех заполнил все помещение, до самого потолка. Мейбелл тоже от души рассмеялась, радуясь, что ей удалось провести графа Дигби. Но тут ей на шею бросилась нарядная блондинка, одетая, не смотря на свои светлые волосы, восточной царицей.

— Ох, Джон, дорогой, как я рада, что судьба свела нас с тобою на маскараде, — защебетала она, не замечая от восторга, что на пол упал ее веер.

Мейбелл опешила — эту леди, одетую весьма смело в шаровары и окутанную в прозрачные ткани она определенно не знала.

— Миледи, а мы точно с вами знакомы? — на всякий случай осторожно спросила она, лихорадочно соображая, что ей теперь говорить, чтобы не попасть впросак.