— У меня и в мыслях не было что-то предпринимать против государыни, — поспешно сказала Мейбелл, и на всякий случай поклонилась блестящему собранию еще раз. — Я намереваюсь исполнять свой долг фрейлины и верноподданной так, чтобы не вызывать по своему адресу никаких нарекакний.

— Надеюсь, так оно и будет, — Мария Моденская благосклонно кивнула головой Мейбелл. — Ваше дежурство будет через два дня, леди Уинтворт. Кстати, вы не родственница Генриетты Уинтворт, любовницы Монмута?

— Генриетта — моя троюродная сестра, — почтительно ответила Мейбелл.

— Надо же, как неожиданно проявляет себя родство в высших кругах английского общества! — насмешливо воскликнула молодая королева. — Вы, леди Уинтворт, пошли по стопам своей развратной кузины, а мой супруг увлекся одной из Уинтвортов подобно своему беспутному племяннику. Теперь королю будет трудно отрицать свое родство с казненным бастардом своего брата, ведь он обнаружил поразительное с ним сходство вкусов!

— Ваше величество, королю очень не понравится такая шутка. Вне всякого сомнения, Монмут — сын полковника Сидни, а не Карла Второго, — поспешил сказать королеве ее секретарь.

— Да, я чересчур увлеклась, — королева нахмурилась и снова обратилась к Мейбелл: — Ступайте, виконтесса. Как я понимаю, основную службу вам придется нести при моем супруге, а не при мне.

Мейбелл поспешно вышла, испытывая невыразимое облегчение. Хотя Мария Моденская не проявила к ней заметной враждебности, — скорее добродушное презрение, — все же общаться с женой своего венценосного любовника было ей достаточно тяжело. Однако, как выяснилось впоследствии, основные огорчения ожидали Мейбелл не со стороны королевы, а со стороны других придворных дам. Они сразу увидели в Мейбелл удачливую конкурентку, которую нужно было выжить из Сент-Джеймского дворца как можно скорее.

Двор Якова Второго подобно королевскому двору его старшего брата отличался присутствием самых очаровательных женщин королевства. В каждой из них была своя изюминка, неповторимая привлекательность, делающая их желанными для любого мужчины.

Изысканная Мария Моденская выглядела настоящей властительницей не только на троне, но и в бальных залах. Рожденная для томной неги и услады, она провоцировала и соблазняла мужчин, окрыляя их сердца и наполняя их трепетной любовью.

Леди Анна Карнеги, герцогиня Саутеск, была окутана дымкой таинственности и природной элегантности. Изящная, чувственная, загадочная и соблазнительная она совмещала в себе все грани привлекательности светской красавицы.

В соблазнительном обществе графини Элизабет Стэнхоуп робели даже самые смелые донжуаны. Ее благосклонность была для них желаннее всего. Обольщая и обволакивая соблазнительным шепотом нежных слов, она обладала редким даром безграничной власти над своими поклонниками.

Утонченная и воздушная Сюзанна, баронесса Беласиз, привлекала своей нежной чувственностью. Блеск и очарование ее образа вызывали восхищение у окружающих ее кавалеров, рождая в них безграничный трепет и неописуемый восторг.

Словно яркая вспышка огня блистательная леди Сибилла Уорд была полна обольстительного шарма. Скрываясь под маской загадочной улыбки, она излучала абсолютную уверенность в себе, искусно околдовывая мужчин и провоцируя их на любовные безумства.

Восхитительная Кэтрин Седли, графиня Дорчестерская, в глазах восхищенно смотревших на нее зрителей была сплетена из нот чувственной грации и природного шарма. Энергичная, уверенная в себе и естественная, она всегда находилась в поиске новых ощущений, пробуждая мужские желания и обостряя их чувства.

Энергичная и красивая Сара Дженнингс, герцогиня Мальборо и подруга принцессы Анны, буквально фонтанировала новыми идеями и была мастерицей на невероятные сюрпризы. Наслаждаясь бесконечным праздником жизни, она легко привлекала к себе людские сердца, притягивая их к себе своей кажущейся беззаботностью.

Все эти дамы имели полную возможность стократно увеличить свои женские достоинства, дарованные им природой благодаря богатству своих семей и поддержке щедрых покровителей. Мода благоприятствовала их устремлениям как можно больше красить себя и сделать свою красоту неотразимой; какая-либо сдержанность и скромность в одежде считались дурным тоном и даже осмеивались. Никогда еще английские дворяне не дрались столько на дуэльных поединках из-за женщин как во времена блистательной эпохи Реставрации, легко отдавая свои жизни за один благосклонный взгляд обожаемой ими красавицы. И все же Мейбелл Уинтворт выделялась даже среди этого цветника женской красоты своей магической смесью невинной романтичности и трогательного кокетства. Словно олицетворение весны, с ее нежно-голубым небом и ярким солнцем, она излучала тепло, чувственность и беззаботную юность. Леди королевского двора не могли простить Мейбелл ни того, что они блекли в ее присутствии; ни того, что она легко отхватила самый ценный приз Сент-Джеймского дворца — благосклонность короля Якова Второго. Недоброжелательность придворных дам Мейбелл ощущала постоянно, и она даже не могла сказать, что было для нее хуже — проводить ночи с нелюбимым мужчиною или же выслушивать целыми днями злые колкости, отпускаемые обозленными женщинами на ее счет. В этом деле особенно отличилась оставленная любовница Якова Второго — леди Сибилла Уорд. Однажды она пошла еще дальше слов и во время приема принцессы Анны, приехавшей навестить своего отца, с силой воткнула острие своей шпильки в руку стоявшей рядом с нею Мейбелл. Девушка с трудом удержалась от крика, который дискредитировал бы ее перед окружающими вельможами. Но, по какой-то непонятной для самой себя причине, Мейбелл пожалела эту женщину и не стала портить ей жизнь, жалуясь на нее королю.

Немало беспокойства причиняла Мейбелл возрастающая к ней страсть короля. Ей было семнадцать лет, Якову Второму пятьдесят два года, и тридцатипятилетняя разница в возрасте не способствовала рождению в девушке даже простой симпатии, не говоря уже об особом чувстве близости, возникающем у людей, которые делят одну постель. А вот Яков Второй, не смотря на свой далеко не молодой возраст и внешнюю неприступность оказался на удивление пылким и страстным любовником, полностью раскрывающимся во время сексуальных ласк. В стремлении завоевать сердце Мейбелл он осыпал ее ценными подарками, но Мейбелл желала одного — поскорее уехать в Бристоль и соединиться с графом Кэррингтоном и его семьей. Она регулярно посылала его детям деньги и подарки, одаривая при этом не только детей, но и слуг, желая хотя бы таким способом возместить свое долгое отсутствие. Редкие ответы экономки миссис Таллайт что у них все хорошо служили единственным утешением для Мейбелл в эти трудные для нее дни. Как-то раз, не утерпев, Мейбелл попросила разрешения у короля покинуть королевский двор под предлогом посещения своего родового поместья, что вызвало у Якова приступ неконтролируемого гнева.

— Вам, юной девице, понадобилось осматривать какие-то затхлые амбары, отказавшись от всех удовольствий, которые предлагает столица⁈ Сроду не слышал ничего более нелепого, — кричал он. — Лучше скажите, что вам не терпится встретиться со своим любовником!

— С каким любовником, сир? — растерялась Мейбелл, не представляя себе, как тайна ее отношений с графом Кэррингтоном стала известна королю. — Говорю вам, мне нужно посетить свой родной дом и проверить отчеты своего управляющего.

— Если тебе так сильно нужны эти отчеты, то я пошлю за ними своего доверенного человека, — язвительно произнес Яков. — Но нет, вам угодно соединиться со своим кавалером, который лишил вас девственности до меня. Я ведь не слепой глупец, моя милая, и не будете же вы отрицать, что уже не были невинной девицей, когда пришли ко мне. Вы изрядная шалунья, если решились отдаться мужчине еще до свадьбы!

У Мейбелл отлегло от сердца, когда она поняла, что король находится в неведении относительно того, что ее возлюбленным был один из лидеров восстания Монмута. Подумав, она твердо решила возложить всю ответственность за свою потерянную невинность на барона Вайсдела, благо, что мертвый барон не мог ей возразить.