Словак нетерпеливо переступил с ноги на ногу:
— Точный ответ даст доктор Фэллоу.
Барстоу не сводила взгляда с Гурни:
— Если больше вопросов нет, мне нужно идти к своей команде — посмотреть, как идет второй обход периметра.
— Второй? — переспросил Гурни.
— Мне нравится осматривать место преступления минимум дважды. Если у вас появятся вопросы по изъятым уликам, свяжитесь со мной в любое время через шефа Морган. — Она коротко кивнула Гурни, не удостоив Словака взглядом, и, широким, отточенным шагом направилась по лужайке к двум фигурам в «Тайвеке» на опушке.
— Ладно! — сказал Словак — Начнем.
7.
В оранжереях ботанических садов, Гурни бывал не раз, но ничего подобного еще не видел. Тропическая флора — деревья, кусты, цветы — была вплетена в эстетику величественного английского поместья. Высокие посадочные клумбы напоминали изысканные предметы мебели; извилистые тропинки между ними выложены отполированным желтым камнем и обрамлены матовой твердой древесиной.
Он прошел вслед за Словаком под аркой деревянной портальной рамы на колесах — по одному в каждом углу, с подвесной системой блоков, очевидно, для подъема и перемещения тяжелых кадок с растениями.
Сдвижная дверь вывела их в дом, и сладкие запахи оранжереи сменились другим, не менее выразительным ароматом — запахом денег: полированные каштановые полы и старинные персидские ковры; стены, обшитые красным деревом; перила с ручной резьбой; камины величиной с ниши; альковы, которые сами могли бы быть жилыми комнатами.
Уведя Гурни в альков у главной столовой, Словак показал, где все обнаружилось: кровь, сочась из перерезанного горла жертвы, просочилась через половицы, запятнала потолок и закапала на ковер возле стула, на котором сидела миссис Рассел.
— Если бы она сидела буквально на пару на полметра левее, капли попали бы прямо на нее, — в его голосе смешались возбуждение и отвращение.
Гурни поднял взгляд к пятну на высоком потолке.
— Если хотите разглядеть ближе, — предложил Словак, — принесу стремянку.
— Не нужно. Я предпочту осмотреть сверху.
Словак провел его через столовую в коридор, где ряд высоченных портретов седых джентльменов в позолоченных рамах создавал галерею предков, и повел по лестнице. На нескольких ступенях аккуратно вырезали и сняли куски коврового покрытия.
Лестница вывела на второй этаж. На ковровой дорожке виднелись еще два таких же выреза. По одной стороне тянулась вереница дверей. Одна была распахнута; перед ней — пластиковая завеса, отделяющая зону преступления. Словак откинул полотно.
— Можете входить, сэр. Техники уже отработали. Дважды. Это спальня мужа. Следующая по коридору — спальня жены.
Гурни кивнул на ковер:
— Меня интересуют эти вырезы.
— Следы крови. Одно пятно бросалось в глаза. Остальные проявились под отпечатками обуви, частично подсвеченные люминолом — как будто нападавший наступил в кровь и оставил следы здесь. Есть и несколько мелких капель — возможно, со скальпеля. Барстоу вырезала фрагменты и отправила в лабораторию. Надеюсь, экспертиза даст ответы, а не только прибавит вопросов. История с отпечатками Тейта… — он покачал головой и осекся.
— Вы говорите так, словно у вас, некоторые сложности с вашим криминалистом?
— Никаких сложностей. Просто манера у нее такая.
— Какая?
— Пронизанная снобизмом. «Я в этом девятнадцать лет». И все в таком духе.
— Она ошибалась, когда‑нибудь?
— Кто ж знает? Она выглядит безупречной. Но у каждого свои скелеты в шкафу, верно?
Сейчас был не тот момент, чтобы копаться в личных антипатиях, решил Гурни, и шагнул за занавес в спальню.
Все здесь было с размахом: огромная кровать с балдахином; комод, вдвое больше того, что стоял у него дома; два шкафа вдоль одной стены, высотой не менее двух метров; массивный стол в стиле «Королевы Анны» на персидском ковре в центре; каменный камин до потолка по другую сторону. На противоположной стене, от двери, были три больших окна.
Он подошел к ближнему окну: вид на каретный сарай, то есть спальня находилась на стороне, противоположной оранжерее. Вероятно, достаточно изолирована, чтобы звон разбитого стекла там не услышали.
Вернув взгляд к комнате, он отметил, что почти все твердые поверхности в черном порошке — снятие отпечатков шло основательно. Он спросил, где именно Барстоу обнаружила следы пальцев Билли Тейта.
Словак показал на проем:
— Два отпечатка, которые она приписывает ему, на дверных ручках. И на полу у двери в ванную, прямо рядом с кровью, — частичные следы.
«Как раз там, где можно встать на колени, чтобы отрезать палец», — подумал Гурни и двинулся к тому месту.
Размер кровавого пятна поразил: около двух метров в диаметре, расположенное между краем кровати и дверью в ванную. Опрокинутый стул Рассела лежал в самом центре. На правой стене тянулась цепочка засохших капель крови — характерный веер брызг, когда лезвие рассекло артерию и кровь брызнула на близлежащие поверхности.
— Если хотите увидеть, как все выглядело вчера при нашем прибытии, — сказал Словак, доставая телефон и торопливо открывая галерею, — у меня есть снимки.
Гурни не ответил: он был занят реконструкцией. Ангус Рассел, сонный, встал, пошел в ванную. Вошел обратно и повернул к кровати. Нападавший шагнул навстречу со скальпелем. Внезапный удар слева по шее — глубокий, перерезающий правую сонную артерию и правую яремную вену. Рассел падает лицом вниз на стул.
— При вашем прибытии свет горел? — спросил Гурни.
— Нет. Только маленький ночник в розетке у кровати. Я спросил экономку, трогала ли она что‑нибудь. Она уверена, что нет. Жена — тем более: она потеряла сознание в дверях и оставалась в шоке, когда мы приехали.
Гурни кивнул:
— Значит, если Рассел включал свет в ванной, когда заходил, а потом выключил, выходя, глаза к полумраку спальни не успели адаптироваться. Вероятно, нападавшего он так и не увидел.
— Похоже на то, — согласился Словак. — Он выходит из ванной. Злоумышленник встает перед ним. Один быстрый, сильный удар скальпелем. И нападавший уходит тем же путем.
— Но на выходе роняет то, что, по‑вашему, было орудием убийства. После чего на него нападает собака.
— И он ее убивает.
— Какая собака?
— Немецкая овчарка. Крупный кобель. Даже у мертвого — очень грозный вид.
— Его выпускали на ночь?
— Так сказала экономка. Тут «невидимый» электронный контур — примерно два с половиной гектара вокруг дома.
— Место убийства собаки известно?
— Предполагаю — там, где мы ее нашли: на кромке леса, недалеко от оранжереи.
— Почему полагаете, что убили именно там?
Словак растерянно моргнул, провел ладонью по жестким волосам:
— А смысл тащить труп? Пес весит больше пятидесяти килограмм. Думаете, это важно?
— Вполне может быть.
— Я уточню, что мы можем сделать, чтобы это установить.
— Неплохая мысль, — сказал Гурни. — Но вы тут и координатор. Ведите процесс так, как считаете нужным. Это ваше место преступления, Брэд. Я — всего лишь наблюдатель, задающий вопросы.
Словак посмотрел с пониманием:
— Вы не просто наблюдатель.
— С чего вы взяли?
— Когда шеф сказала, что вы приедете, я покопался. Нашел статью в New York Magazine шестилетней давности. «Супер Полицейский».
— Господи… — выдохнул Гурни.
— Там писали, что у вас самый высокий процент раскрываемости убийств в истории полиции Нью-Йорка и что вы вели сотни дел. Сотни. Знаете, сколько у меня? Два — оба в Бастенбурге, оба мелкие правонарушения. Я еще нашел заметки о делах, что вы раскрыли уже здесь, на севере, — Уайт‑Ривер, Волчье озеро. Так что любой ваш совет — на вес золота.
Гурни стало неловко от такой лести.
Он заметил, что у Словака все еще в руке телефон — тот самый, с которого он собирался показать снимки. Это был удобный способ вернуться к делу.
Гурни кивнул на экран: