— Ад разверзся.

— Как его убили?

— Правую сонную артерию и правую яремную вену перерезали одним ударом. Когда он выходил из ванной.

— Один удар?

— Один. Чистый, глубокий. Судмедэксперт говорит — вероятное время между тремя и пятью утра.

— Кто обнаружил тело?

— Жена и домработница, но по-разному. Жена, Лоринда Рассел, говорит, спустилась к завтраку около восьми. Заварила чай на кухне, отнесла в нишу для завтрака — она в конце главной столовой. Села, начала проверять телефон. И слышит звук. Описала как «легкое постукивание». Потом снова. И еще раз. Оглянулась — на бежевом ковре рядом с ней темно-красное пятно. Пока смотрела, туда упала еще капля. Подняла глаза. Под потолком висит подвесной светильник на золотой цепи, и по цепочке стекает какая-то жидкость из темно-красного пятна на потолке. Сначала не поняла, на что смотрит. Потом дошло. И она закричала.

— Сказала тебе, что поняла, что это кровь?

Морган кивнул.

— Похоже, ей было тяжело само слово выговорить. Утверждает, вид крови, сама мысль о ней — ее с юности тошнит. Отец как-то упал с трактора и его затянуло в пресс-подборщик — разорвало. Домработница, Хелен Стоун, как раз стояла у окна в нише, отдавала указания одному из садовников. Услышала крик — влетела в дом. Увидела, что по потолку течет кровь, и бегом наверх, в спальню Ангуса, прямо над нишей.

— У Ангуса и Лоринды отдельные спальни?

— Брак… своеобразный. Большая разница в возрасте — ему семьдесят восемь, ей двадцать восемь.

Гурни пожал плечами:

— Магия денег. Итак, домработница вошла в спальню и увидела тело? А жена?

— Шла за ней следом. Дошла до дверного проема, заглянула внутрь — и рухнула без чувств. Стоун, по сути, и нашла тело, а заодно — «столько крови, сколько вы не вообразите в одном старике», — это ее слова.

— И все это из раны на шее?

— С одним исключением. На левой руке у него был отрезан указательный палец, так что вокруг кисти образовалась отдельная лужа. Понятия не имею, к чему это. Сказал бы так: Ангус поднялся среди ночи воспользоваться общей ванной между их спальнями. Вернулся — а в комнате кто-то ждет. Один мощный удар в правую сторону шеи острым лезвием. Видимо, Ангус успел повернуться корпусом от нападавшего и рухнул вперед на стул. И замер в нелепой позе: лоб на полу, живот и бедра перекинуты через сиденье, ноги задраны вверх. Прямо как в дурацком фарсе.

Эта ремарка напомнила Гурни один из самых жутких моментов дела об убийстве в Уайт-Ривер — когда с места преступления выкатилась отрубленная голова с закрытым глазом, будто подмигивая, и телерепортер впала в кататонию. Но он не любил задерживаться на подробностях смерти. Гораздо охотнее переключался на факты дела.

— Итак, хозяину поместья перерезали горло, палец ампутировали, нападавший неизвестен. Полезные отпечатки нашлись?

Морган поерзал на стуле, не выпуская из рук кружку.

— Единственные четкие отпечатки, кроме самой жертвы, его жены и домработницы, наши криминалисты, вместе со Службой безопасности, идентифицировали как принадлежащие местному, по имени Билли Тейт. Если бы дело было обычным, он стал бы главным подозреваемым. Они с Ангусом терпеть друг друга не могли, отношения — дрянь, доходило до угроз убийством. Но сейчас это не играет роли.

— Почему?

— Тейт позапрошлой ночью погиб в результате несчастного случая.

— А его отпечатки — на месте преступления?..

— С этим мы и возимся. Если это не ошибка, значит, Тейт в какой-то момент был в спальне Ангуса. Когда именно — неизвестно. Отпечатки не датируются. Но точно не прошлой ночью — прошлой ночью Тейта уже уложили в гроб в местном морге.

Гурни понимал: выяснить, когда и зачем враг жертвы оказался в ее спальне, — задача первостепенной важности, возможно, ключ к разгадке убийства. Но сейчас в голове у него вертелся вопрос куда проще и ближе.

Странное дело, но первым его озвучил именно Морган:

— В эту минуту ты, наверное, спрашиваешь себя, что заставило меня так отчаянно просить о встрече с тобой.

Минут двадцать спустя Морган закончил мрачную тираду о том, что дело, в которое, судя по всему, вовлечена известная семья, неминуемо превратится в политическое минное поле, способное или вознести его карьеру, или окончательно ее уничтожить; о том, что следственные навыки Гурни — особенно сильные как раз там, где собственные Моргана слабее всего, — способны вытащить его из трясины. Просьба у него была одна: чтобы Гурни приехал в Ларчфилд завтра к девяти утра — осмотреть место преступления. После этого он мог решить, готов ли ввязаться в расследование.

Гурни нехотя согласился, и Морган, облегченно вздохнув, откланялся.

Проводив взглядом, как внедорожник исчез за сараем на грунтовке, Гурни вернулся на кухню. Внезапно вспомнил: так и не заехал за молоком, о котором Мадлен просила его по дороге из академии. Он взял бумажник, сел в машину и покатил 8 километров по старым фермерским угодьям к деревушке Уолнат-Кроссинг.

Слово «деревня» оживило в памяти тихое очарование местечек английской сельской местности, где они с Мадлен провели медовый месяц. Но «деревня» было неверным названием для Уолнат-Кроссинга, который из года в год все глубже погружался в экономический и социальный кризис северной части штата Нью-Йорк: эпидемия пустых витрин расползалась, число безработных и нетрудоспособных росло.

Он остановился у одного из двух «круглосуточных» магазинов на Мэйн-стрит, прошел к узкому молочному отсеку вдоль целой стены-холодильника — тому самому, что почти целиком отдан под пиво, сладкую газировку и воду с причудливыми вкусами. Взял полгаллона обезжиренного молока и подошел к кассе, дожидаясь, пока беззубая женщина в домашнем платье и зеленых резиновых сапогах, купит себе россыпь ярких лотерейных билетов.

Вернувшись домой, он поставил молоко в холодильник, из корзины достал луковицу, перец, стебель сельдерея и увесистый цукини. Нашинковал овощи, разложил рядом со сковородкой. Наполнил кастрюлю водой для пасты и водрузил на конфорку. Поставил воду на сильный огонь — и пошел быстро принять душ и переодеться.

Теплая вода, струившаяся по спине, так расслабила, что он задержался под душем вдвое дольше, чем рассчитывал. Когда наконец вернулся на кухню, чтобы довести ужин до ума, увидел Мадлен у плиты — она стояла к нему спиной и помешивала овощи в сковороде. Паста кипела, а стол у французских дверей уже был накрыт.

— Привет, — сказала она, не оборачиваясь. — Спасибо, что все организовал. Вижу, про молоко ты не забыл.

— А ты думала, забуду?

— Я решила, что это возможно.

Он не счел нужным пояснять, насколько это было близко к правде. Подошел и поцеловал ее в шею. От ее слегка взъерошенных каштановых волос тянул приятный, уличный аромат.

— Как прошел твой день?

Она убавила газ под сковородой и помешала пасту:

— В клинике за это время у меня, как обычно, были и взлеты, и падения. Суд по делам о наркотиках направил восемь пациентов. Двое напуганы до смерти — может, настолько, что согласились участвовать в программе. Остальные шестеро все отрицают. Видела, как у них в головах вертятся маленькие колесики: угадывают, что я хочу услышать, пытаются обмануть систему — лишь бы не сталкиваться лицом к лицу со своей зависимостью.

Гурни пожал плечами:

— Лжецы и манипуляторы. Типичная клиентура твоей клиники.

— Но именно те немногие, кто действительно хотят помощи и в итоге меняют жизнь к лучшему, — они и придают всему этому смысл. — Она выключила газ под пастой, отнесла большую кастрюлю к раковине и откинула содержимое на дуршлаг.

Он понял, что прозвучал чересчур мрачно:

— Конечно, то, что ты делаешь, стоит того. Я не хотел тебя задеть. Все, что я имел в виду…

Она перебила:

— Тебе не нравятся наркоманы. У тебя с ними в городе были свои истории. Я это понимаю.

Он улыбнулся — где‑то читал, что от улыбки голос звучит теплее: