— Преподобная Рассел?

Хильда улыбнулась своей мягкой, церковной улыбкой:

— Дополнительные ресурсы, о которых вы упомянули, наверняка будут, кстати.

— Должна спросить: в вашей новой роли исполняющей обязанности мэра — как к вам правильно обращаться? Или остановимся на «преподобной»?

— «Хильда» будет вполне уместно.

Страйкер изобразила собственную холодную улыбку и поднялась, давая понять, что встреча окончена. Когда остальные двинулись к выходу, она жестом удержала Гурни.

Оставшись с ним наедине, закрыла дверь конференц-зала и села напротив:

— Звучало так, будто вы абсолютно уверены: ваш «друг» Морган не мог быть шантажистом, зато вполне мог оказаться убийственно-самоубийственным маньяком. Я верно поняла?

— Примерно так.

— Что значит «примерно»?

— Вы назвали его моим другом. Это некоторая натяжка.

— Допустим. Тогда отчего вы столь уверены в мотивах этого «недруга»?

— Кроме простой логики и улик на месте?

— Кроме этого.

Взвесив, стоит ли раскрывать источник своей уверенности, Гурни решился и рассказал Страйкер историю перестрелки в жилом доме — эпизод, лежавший в основе его отношений с Майком Морганом. Она слушала внимательно, в конце слегка кивнула — давая понять, что видит в этом ключ к пониманию Моргана. Потом сменила тему:

— Я встречалась с вами уже дважды, и оба раза оставалась с впечатлением, что вы знаете больше, чем говорите. Это точно?

— Я не обладаю особым знанием. Это скорее ощущение.

— Какое?

— Что всё слишком запутано.

— Конкретнее?

— Перед нами вереница историй, которые выворачиваются то в одну, то в другую сторону — и никак не выравниваются. Но всякое преступление в своей сути тянется по прямой. И вот именно эта прямая здесь ускользает.

— Пожалуй, четырнадцать трупов сложно уложить аккуратно, — заметила Страйкер. Гурни промолчал.

— Вы разделяете сомнения Моргана насчёт смерти Чандлера Асперна?

— Разделяю.

— Верите, что Лоринда Рассел была причастна?

— Верю. В паре с сообщником.

— И кем мог быть этот сообщник?

— Мы подозревали Сайласа Ганта, но он отпадает: в ночь убийства Асперна он выступал на религиозном митинге за сотни километров отсюда.

Кончиками пальцев Страйкер негромко застучала по столешнице:

— То есть вы утверждаете, что убийца всё ещё на свободе?

— Похоже на то.

Изложив Страйкер и прочие соображения по делу — которое он по‑прежнему видел цельным, уверенный, что все смерти связаны одной глубинной причиной, — Гурни направился назад, в Уолнат-Кроссинг.

Всю дорогу его не отпускала мысль о сообщнике Лоринды в деле Асперна. Если фигура, приближавшаяся к оранжерее в одежде Билли Тейта на видеозаписи, — не Асперн и не Гант, значит, это был кто-то третий, сходного роста.

Кто-то другой.

Эта простая формула вдруг отозвалась в памяти — будто где-то уже звучала. Чем настойчивей он пытался ухватить ускользающее воспоминание, тем дальше оно уходило; стоило отпустить — подступало ближе. Упрямство памяти: дверь открывается, когда перестаёшь в неё колотить.

Так вышло и на этот раз.

Паркуясь, он смотрел на недостроенный сарай для альпак — и без всякой видимой причины вспомнил слова Клариссы Флакко о том, как тело Хэнли Баллока выносили из квартиры. Описав, как «кузен» и «доктор» спускали тело по лестнице, она добавила: «Кто-то ещё приехал на катафалке».

Гурни поразило, что чужое «кто-то ещё» откликнулось на его собственное «кто-то другой», сказанное через несколько дней. Но важна была не сама фраза — важнее запомнившееся описание человека, которого дала Кларисса. Чтобы не ошибиться, он поднял запись своих заметок после той беседы.

Худой, лысеющий, около сорока. Примерно ровесник Баллока.

— Ему было «за сорок» десять лет назад, — отметил про себя Гурни.

Догадки вспыхнули ослепительно — точно свет прожекторов на месте преступления. Он застыл, боясь, что малейшее движение разрушит выстраивающуюся в сознании картину ларчфилдских убийств.

Намечалась прямая линия, которую он так долго искал.

Тонкая нить, связывающая всё: от поспешного заключения судмедэксперта о смерти Тейта — до угнанного «Лексуса» Пила, оставленного за похоронным бюро; от разнузданных связей Лоринды — до самоубийства Моргана «в лучах славы»; от несходства узлов на шнурках — до того, о чём Хильда Рассел рассказывала ему о «выдающихся» горожанах; от звуковой аномалии на видео из комнаты бальзамирования — до вспышки ярости Пила в адрес Фэллоу.

Он усмехнулся: единственный человек, которого все считали неправым, на деле был прав. А тот, кому было что терять, мог выиграть больше всех.

Его одновременно переполняло облегчение от прозрения и смущение: как же легко его провели стройные рассказы Киры Барстоу и Греты Викерц. Вдвойне — за то, что он угодил в классическую ловушку, о которой сам предупреждал курсантов в академии. Хуже всего — что проигнорировал аксиому, будто выжженую на коже суровым нью-йоркским наставником:

Ничему не верь. Никому не доверяй. Сомневайся во всём.

Смущение отступило, уступая место возбуждению. Но радость догадки ещё ничего не значила: доказательств не было. А добыть их будет непросто — почти все фигуранты уже мертвы.

Времени оставалось мало, и он решил немедля пойти по одному из немногих ещё открытых следов. Забежав в дом, первым делом он позвонил Словаку.

— Да, сэр. Чем могу?

— В первый же день, как я прибыл в Ларчфилд, я увидел «Лексус» Пила, припаркованный за похоронным бюро. Позже он сказал, что одолжил у соседа домкрат. Ты не знаешь, у кого именно?

— Ставлю на Хью Стэнхоупа. У него пять «Феррари». Богаче Бога, но любит пачкать руки. Как-то предлагал нам выкупить «Додж Чарджеры». Зачем спрашиваете?

— Сможешь узнать у него марку и номер модели того домкрата, который он дал Пилу?

— Думаю, да. Конечно. Но…

— Длинная история, Брэд. А времени катастрофически мало. Объясню позже.

— Звоню ему — и сразу отзвонюсь вам.

Затем он набрал Барстоу — попал на автоответчик:

— Привет, Кира. Вопрос к вашему компьютерному эксперту, который заметил звуковую аномалию на видеозаписи из морга. Спросите его, могло ли это быть вызвано тем, что фрагмент аудио записан дважды. Нужен простой ответ, без техподробностей. И да, срочно. Спасибо.

Почувствовав голод, он отрезал ломоть цельнозернового хлеба, сделал бутерброд с сыром и солёными огурцами, включил кофеварку, ополоснул кружку. Пока вытирал — зазвонил телефон. Это был Словак с ответом по домкрату.

Поблагодарив, Гурни сел к ноутбуку, зашёл на сайт производителя и в технических характеристиках нашёл то, что искал. Само по себе это ничего не доказывало — но указывало на следующий шаг.

Он снова позвонил Словаку:

— Брэд, нам нужно срочно поговорить с Пилом. Найди его и объясни, что, сам того не понимая, он может владеть важной для дела информацией. Поговори лично.

— Вызвать его в управление?

— Идеально. Если по какой-то причине не сможет или не захочет — оставайся с ним и передай, что я уже в пути. Потом набери меня и скажи, где вы.

— Ладно… — Словак замялся. — Может, уведомим Страйкер?

— Пока нет. Сначала хочу прояснить пару фактов.

Это, несомненно, было правдой. Он мог бы добавить, что предпочитает разбираться по‑своему, без посторонних вмешательств, но это лишь прибавило бы Словаку причин для тревоги.

Следующие двадцать пять минут Гурни посвятил сэндвичу, кофе и продумыванию подхода к Пилу. Размышления — и приготовление второй чашки — резко прервал звонок Словака; в голосе звучала паника.

— Дэйв?

— Да?

— Я у Пила. Взлом. И… думаю, его убили.

Величественная каменная резиденция У. Дэнфорда Пила III стояла в конце посыпанной белым гравием подъездной дорожки, по обеим сторонам которой тянулась аккуратная, стриженная изгородь из самшита. Перед домом дорожка расширялась в просторный овал, где сейчас теснились: «Чарджер» Словака, три патрульных машины, фургон Барстоу, чёрный «Эксплорер» без опознавательных знаков и «Камри» фотографа. Гурни припарковался рядом с «Камри».