— Давайте посмотрим.

Словак коснулся иконки. На дисплее промелькнула серия кадров: тело Рассела, согнутое через стул в нелепой, уродливой позе — лицом в пол, ноги задраны, — точно, как описывал Морган. Видеть человека на телефоне, лишенного всякого достоинства, было иначе, чем просто слышать об этом рассказ.

— Это мои снимки, — сказал Словак. — У штатного фотографа — их намного больше, с других ракурсов и есть видео. Могу выслать, если вы… — его прервал звонок. Он ответил. Разговор занял меньше минуты.

— Шеф Морган. Просит, чтобы я допросил трех садовников — видели ли они что‑то и прочее. Переводчиком возьму Фредди Мартинеса — у нас он единственный, кто говорит по‑испански. А вы оставайтесь, изучайте. Шеф через несколько минут к вам присоединится.

Когда Словак ушел, внимание Гурни вернулось к окровавленной зоне у двери в ванную — только теперь перед глазами всплывали мерзкие кадры с телефона, прочно сплетаясь с мысленной реконструкцией нападения.

За годы он привык относиться к этим жгучим переживаниям как к неизбежной части ремесла, связанного с насильственной смертью. Но ни ужас, ни отвращение, ни даже болезненная брезгливость к деталям жестокого преступления, не приближали развязку. Некоторым детективам казалось, что подобные эмоции подстегивают — добавляют мотивации, заставляют пройти пару лишних километров. Гурни никогда не страдал от дефицита мотивации. Его собственный импульс — докопаться до сути, разоблачить ложь, отыскать правду — происходил из холодного угла души. Это рождалось из желания знать и понимать.

Он вообразил, как пытается объяснить это Мадлен. И как она, слегка наклонив голову, с ее привычным скепсисом, спросила бы, что же, собственно, заставило его в то утро сесть в машину и поехать в Ларчфилд:

— Не связано ли это, случайно, с тем, как отец обошелся с Майком Морганом? И с тем, что ты жив благодаря тому, что он сделал в том коридоре Южного Бронкса?

Он представлял, как ответит: да, чувства повлияли на решение приехать. Но они не станут топливом его стремления к истине. Если уж соблазн принять участие в расследовании и загорится всерьез — то по другой причине.

Он почти видел ее вероятный ответ — терпеливую улыбку.

Зазвонил телефон.

Он был слишком рационален, чтобы верить в невидимые силы, управляющие совпадениями, но при виде имени «Мадлен» на экране, по спине у него пробежал холодок.

— Хотела лишь сообщить, — сказала она, — наш ужин переносится на завтрашний вечер.

Он не сразу понял, о чем она.

— С Винклерами, — добавила. — Может, поставишь напоминание в телефон? — Пауза. — Как у тебя дела в Ларчфилде?

— Пока трудно сказать. Здесь есть кое‑что странное… — Он умолк, услышав шаги, поднимающиеся по лестнице.

Мгновение спустя Морган отодвинул полиэтиленовую завесу и вошел, лицо напряженнее обычного.

— Прости, Мэдди, мне нужно идти. «Позже поговорим», —быстро сказал Гурни и отключился.

— Черт побери! — выдохнул Морган. — Как будто самой ситуации мало — теперь еще Асперн на шее. Это он звонил. Выражает «озабоченность» ходом расследования, прессой, репутационными рисками для Ларчфилда… — Он вскинул взгляд к потолку, будто ища там спасительный люк.

— И что именно его тревожит в расследовании?

— Что мой департамент может не потянуть. Или, что важнее, не потянет достаточно быстро, чтобы репутация города не пострадала.

— Репутации, в которую он вложился всерьез?

— Не просто всерьез — целиком. Кроме долгосрочной аренды Харроу‑Хилл, доставшейся ему от отца, он скупил большинство старых ферм поблизости, нарезал их на участки по 4 гектара и продает под вывеской «Уединенные загородные усадьбы вокруг сказочного городка». Знаешь, перерезанное горло среди ночи — не та картинка, которую Асперн хочет продавать.

Гурни бросил взгляд на отвратительное пятно на полу:

— Неприятные факты остаются фактами. Чего он ждет от тебя?

— Да одному Богу ведомо. Чтобы к полудню мы назвали убийцу? К вечеру — арестовали? Или чтобы я, чародей, не пустил эту историю в новости?

— Если Асперн сомневается в вашем департаменте, почему не передать дело полиции штата? Для этого ведь и существует их БУР – «Бюро уголовных расследований».

Морган зашагал по комнате, издавая тихие, мучительные звуки, словно проглатывал нерешительность. Наконец остановился и покачал головой:

— Не могу. Это было бы слишком быстрой сдачей. — В тоне прозвучала мольба. — Если мы справимся сами — идеально. Не справимся — значит, нет. Но сдаться, едва начав… — Он снова дернул головой, будто от холода.

— Полицейские отделы маленьких городов сдаются регулярно, — заметил Гурни спокойно. — Занимаются наркоторговцами, кражами со взломом, грабежами, а убийства передают в БУР. Это вопрос ресурсов.

— Ресурсы у нас есть. Есть соглашение с судебно‑медицинским отделом колледжа — доступ к их современной лаборатории. Мы получаем результаты быстрее, чем БУР в Олбани. Признаю, опыта крупных дел у наших немного — за исключением Киры Барстоу, — но ребята не глупые. Им просто нужно яснее понимать, что делать.

Упрямый огонек в глазах Моргана дал понять: уговаривать передать дело — пустое занятие.

— Значит, твоим ключевым исполнителем будет Брэд Словак? — уточнил Гурни.

— Думаешь, это ошибка?

— Трудно судить, не видя все варианты.

Морган отвернулся к окну, вздохнул:

— Брэд нормальный. Конечно, не твоего уровня — это ясно. Но Кира дает сильную техподдержку. В общем, это лучшее, что у нас сейчас есть.

Гурни неприятно передернуло от явной просьбы о помощи, прозвучавшей в словах Моргана. Он перевел взгляд к окну и сменил тему:

— Остальные строения на участке проверили?

— Разумеется. Стандартная процедура на месте преступления. — Он на секунду задумался. — В каретном сарае — целый автосалон: «Мерседес» Ангуса, «Порше» его жены, большой внедорожник, тоже «Мерседес» и три винтажных «Бугатти». Общая цена — под миллион долларов. На втором этаже — две квартиры: домработницы и садовника.

— Кто‑то из них что‑то видел? Слышал?

— Ничего. Узнали массу бытовых деталей: какие передачи смотрели, когда легли. Но полезного — ноль. Про недавних гостей, ссоры, проблемы — тоже ничего конкретного. Ничего, чего бы мы не знали и так: врагов у Ангуса хватало, а жена — ледяная эгоцентричная стерва. Этих бесед было немного; продолжим опрашивать.

— Словак их вел?

— Да. И показания у миссис Рассел тоже он брал.

— Пока ты был у меня дома?

— Верно.

Гурни не обрадовало, что Морган в критические часы покинул сцену ради встречи с ним.

— Кроме главного дома, оранжереи и каретного сарая, что еще на территории?

— Технический сарай, подсобный гараж для пикапа и пары малолитражек, садовый сарай и «студия медитации» миссис Рассел. Там с ней и встретимся. Только уточню, что она готова.

Он взглянул на телефон и набрал номер — ответ последовал мгновенно.

— Привет, Гленда… Как она? …Сначала зайдем к ней, Хелен Стоун — будет второй… Скажи, как выйдет из душа, что мы будем в 11:15… Хорошо… Нет, Брэд с «тремя садовниками» … Я приведу другого детектива… Не нужно ей пока говорить… Если что — сразу мне… Да.

Он убрал телефон в карман:

— Общий план уловил?

— Да, — кивнул Гурни. — Но план пока без цели.

— Цель — дополнить ее вчерашние слова деталями, которые могли не прийти ей в голову сразу.

— Полагаю, вчера она была не в лучшей форме?

— Ей понадобилось несколько часов, чтобы выйти из первичного шока. Потом она собралась. Ее врач диагностировал острую посттравматическую реакцию на вид крови: быстрое начало, быстрое восстановление.

— Врач был здесь?

— Был. Он в программе медицинского обслуживания «Суперэлита», которую Расселы придумали: вызовы на дом в любое время, по любому поводу. Стартовый взнос — семьдесят пять тысяч в год. В любом случае, оставаться в главном доме она отказалась — нас это устроило — и перебралась в коттедж. Там Брэд и взял первичные показания. Потом врач дал ей таблетку, она уснула. Последние сутки с ней дежурила женщина‑офицер.