– Так и вы это делали регулярно.

– Я тащу не для того, чтобы укрыть. Не от жадности так поступаю. Я вложить здесь не могу. Даже неофициально.

– Почему?

– Растащат всё до последнего колышка, а отстреливать головы своему народу – не хочу.

– Этот бич ещё никто не победил.

– Нет, я вкладываю. Выборочно.

– Вы по Сергееву не ответили.

– Помню я о нём. Оттягиваю время. Сможете ли вы понять?!

– Так сильно запутано?

– А вы знаете, кто он был?

– Он держал за яйца всех. Даже нас в какой-то степени.

– Вот я ему и предложил сделать в стране реформу.

– Сталинский вариант?!!

– Ну, а какой ещё можно порядок на уши и руки навесить властвующему сословию? Вон они разгулялись во всю ширь российскую, что творят не ведают, а к ответственности их не дозовёшься. Убивать, убивать, убивать. Только так. Страшно?

– Честно говоря, да!

– И он не согласился. Смерть выбрал сам. Он умный был мужик. Понимал, что после меня к нему придут другие с тем же предложением, всё счёл и застрелился.

– Сколько вы намечали убрать?

– Тридцать тысяч.

– А не покатилось бы дальше?

– Тридцать – это тридцать. Лучше тридцать тогда, чем полмиллиона теперь. Разницу чувствуете?

– Как вам ответить?! Тоже ведь человеки.

– Ваши предшественники так не считали.

– Не давите на мозоль. Вы конечно правы.

– Только Сергеев отказался от участия не по причине большой крови.

– А почему?

– Не смог он себя перебороть. Честь и совесть превыше всего. Он не хотел становиться в глазах своих соратников предателем.

– Ясно. Вы не боитесь, что всю Россию разворуют?

– Вот этого я боюсь меньше всего. У нас столько есть, что не утащить. Особенно под землёй и в мозгах. Это главный капитал. Всё остальное гавно. Заводы, что ныне делят, лязгая зубами – гавно, собственность в центре Москвы – гавно, "Газпром" – гавно, "Автоваз" – гавно. Всё в этой стране – гавно. Ибо нет ни одного рентабельного предприятия. Заводики можно поставить быстро, опыт имеется в мире огромный. Но ставить надо на гибкое производство, под конкурентоспособную продукцию. Пусть воруют. Потом они все в собственной крови утонут. Народ не умеет у нас прощать. Он всё припомнит по случаю.

– У вас отличные прогнозы. Что будет в стране, можете нам поведать?

– Изберут двухпалатный парламент. Он будет не лучше прежнего. Люди там останутся те же, что и были. В нижней появятся новые морды. Организуется несколько фракций, каждая от себя в довольстве, а законов умных принимать снова не будут. Кто станет присутствовать в верхней палате, сами знаете. Но теперь они уже не карманные. Конституция сырая и по ней у всех ветвей власти ноль полномочий. Так и поплывем, ни шатко – ни валко. Субъекты потащат одеяло к себе, центр проявит желание оставить у себя. К выборам в 1996 году всё будет совсем плохо. Популярность президента маленькая уже теперь, но, думаю, что на второй срок он пролезет. А вот кто будет за ним следующим – это вопрос. Из серьёзных претендентов пока на горизонте только один. Зюганов. То, что теряет Ельцин, подберёт он. Если президент во второй срок правления не проявит зрелости и не разгонит дармоедов из Кабинета Министров, тогда следующим президентом будет на все сто процентов Зюганов.

– Считаете, что промышленность не поднять?

– Под рыночную модель – нет. Это невозможно. Основ нет для нормального развития.

– Вы за рынок земли?

– Обязательно и в первую очередь. Ну, какая без земли приватизация?!! Пустой звук. Но и землю приватизировать без инвестиций нельзя.

– Это намёк на замкнутую систему!!

– На закрытую. Со своим, пусть на первых порах дико перекошенным, но ценообразованием. Кстати, в развитых рынок перекошен значительно не только по отдельным товарам, но и по целым отраслям. И именно ценообразованием. Хвалёное сельское хозяйство США – умелое использование цены и дотаций.

– Получается, что вы во всём вините Горбачёва. Так?

– И вас. Это вы его снабжали дерьмовой информацией. Вместо того, чтобы расстреливать гадов, он с вашей подачи попёрся на Запад за кредитами, а тут организовал съезд. Да в нашей стране вообще нельзя никаких съездов собирать. Тысячу лет вперёд забудьте. Только желание развалить страну, может толкнуть человека на такой шаг. Все съезды – гавно.

– А двадцатый?!

– Самое большое гавно и вонючее.

– А Хрущёвская оттепель? Шестидесятники?

– Арнольд Вениаминович! Мы с вами не на курсах в просветучилище, и я не лектор. Не надо путать свои морально-идеологические желания с желанием всех народов этой, переставшей существовать, страны. Разные это вещи. Ну, какое дело крестьянке до шестидесятников, если при Хрущёве её дети в колхозе получили паспорта и свободу ехать на все четыре стороны, что позволило большинству бежать с этой проклятой каторги!! Но до шестидесятников колхозникам и рабочим нет никакого дела. Это интеллигенты и прямые участники того движения раздули капельный процесс до мировых масштабов. Таланты в нашей стране от времени и условий не зависят. Я уважаю поэзию Роберта Рождественского, чтобы о нём не писали. Его включили в шестидесятники. Именно потому, что он талант и талант до сих пор не понятый, время не приспело. Его свои коллеги по перу подписали под шестидесятниками, чтобы возвеличить себя. Ну, кто такой Евтушенко? Кто есть Вознесенский? Ахмадулина? В упор не вижу. Мелочёвка. Никакого движения не было. Это они теперь хотят заставить страну верить в свою не существовавшую борьбу. Их потуги обернулись при Брежневе репрессиями. Элитарные интеллигенты поигрались, потом подмазались к власти, мозахисты-дрочисты, отсиделись на дачах в Переделкино, а крест понесли другие. Так закрой рот и молча сиди, не лезь на сцену, не бей себя в грудь. Не ты Христос, не ты распят.

– Вам рассуждать хорошо, над вами всё это не висит, не довлеет. Я же в эту поэзию влюблён.

– Я вам разве запрещаю? Да и кто вам сказал, что надо мной не довлеет?

– Так вы говорите, что вас наше не интересует.

– Культурный вопрос! Не хочу вас обидеть, но любого сидевшего в этой системе я знаю как облупленного. Вам много говорить не даю, потому что чего вы не коснитесь, придётся оправдываться. Оправдания унижают достоинство.

– Спасибо. Вы тонкий психолог. Мы посовещались и пришли к выводу, что тому, кто нас объегорил, мы можем доверить свой капитал. Остатки. Если вы согласитесь, конечно.

– Я не хотел бы этого делать.

– Мы не настаиваем, но ситуация такова, что сохранить его, мы теперь не в состоянии.

– Это плохо. Нет, я могу вам помочь его распихать по надёжным банкам, тут проблем нет, но в свои не могу.

– Нас это устроит.

– Тогда вываливайте всё, что имеете, и поедем расписывать.

– Всего у нас девять миллиардов. Пять – чистые, ну, их надо прогнать по счетам для гарантий.

– Сделаем.

– Два в наличности и два в материалах.

– Про наличность потом. Что в массе?

– Сто тонн золота. Семь платины. Рутения – тонна. Родия – две. Палладий – три. Осмий – две. Иридий – 0.7 тонны. Технеций – три кило.

– А этот вам зачем?

– Ну, мало ли!

– Не мало. Надеюсь упакован?

– В капсулах по двадцать грамм.

– Радиоактивные ещё есть?

– Полоний и стронций.

– Кто чем запасался!!- воскликнул Сашка.

– По поводу чего вы?

– Стронций образуется только при ядерном распаде плутония. Где вы его собирали?

– Я не выяснял. Его всего-то семь грамм.

– Ничего себе!! Всего-то!!! Весь мир можно убить десять раз этим количеством.

– Извините. Миллиграмм.

– Тогда половину мира. Что ещё?

– Индий, галлий, таллий, теллур, скандий, иттирий, лантан. От десятка до сотен кило.

– Полоний по весу не назван.

– Ах, да! Выпустил. Сто девять кило.

– Этот нужен сильно.

– Для продажи?

– Хочу поставить себе зубы из полония.

– Не успеете покушать.

– Спутники на орбите оснащены энергетикой на его основе.