Он сделал паузу, глядя прямо в меня, и угол его губ дрогнул, едва заметно, как у хищника, что играет с добычей.

— А во-вторых, вы не вернетесь в ту квартиру.

Я не поверила ни одному его слову про «не трахал». Ну конечно. Вряд ли к нему подбежала незнакомка, оставила поцелуй на шее и убежала, как дурочка из сказки. Это бред. А вот то, что он перекрыл мне дорогу к старой жизни — это слишком в его духе.

— Это еще почему? — резко бросила я, голос срывался на крик.

Он чуть склонил голову, усмехнулся дерзко, так, что у меня по спине пробежал холодок.

— Не встал на нее. Представляешь? — сказал он тихо, ехидно, и в голосе прозвенел циничный смех.

Я застыла, щеки запылали так, что хотелось провалиться сквозь землю. Сначала я даже не поняла, о чем он. Думала про квартиру, а он — про ту бабу. И когда смысл дошел до меня, кровь ударила в лицо, я сжала кулаки, будто он меня ударил.

— Почему мы не вернемся в ту квартиру? — спросила я снова, уже четко, подчеркнуто.

Он чуть качнул подбородком, уголок губ снова дрогнул.

— Цена на нее стала выше, — сказал он коротко.

Я нахмурилась, сердце забилось быстрее.

— Ты… Это твоих рук дело, да? Ты что пообещал хозяйке? Что-то такое, чтобы она нас вышвырнула? — слова сорвались резко, как выстрел.

— Пообещал? — он хмыкнул, губы скривились, голос стал ниже и холоднее. — Боюсь, это не подходящее слово.

Я почувствовала, как скулы свело, как челюсть сжалась до боли. Два шага — и я уже перед ним, в упор, грудь вздымается, дыхание сбито.

— Ты угрожал ей, чтобы она выселила нас! — процедила я сквозь зубы, и глаза горели от злости так, что я сама себя боялась.

Мы стояли так близко, что мне казалось — еще чуть-чуть, и его дыхание прожжет мою кожу. Его взгляд был тяжелый, стальной, тот самый, от которого у других людей ноги подкашивались. Но он блуждал по моему лицу, скользил по губам, задерживался там так долго, что у меня самой начинали дрожать пальцы. В этом взгляде было все: злость, боль, желание.

— Да, Кать, — хрипло сказал он, голосом, от которого у меня по спине прошел холод. — Вот такая вот я сволочь.

— И чего ты добивался?! — выпалила я, сама не понимая, то ли хочу услышать правду, то ли только еще сильнее ударить себя этими словами.

Он скривил губы, прищурился, и в его глазах сверкнула та ледяная решимость, которую я знала.

— В первую очередь я добивался вернуть сына, — ответил он медленно, с нажимом, будто каждое слово забивал в меня, как гвоздь в крышку гроба. — Сына, о котором ты даже не собиралась мне рассказывать.

Внутри все сжалось, сердце пронзило, как ножом. Этот взгляд, обвинение, эта боль, что плескалась в его словах — я не выдерживала. Горло перехватило, дыхание стало тяжелым, рваным, я будто задыхалась от собственного стыда.

— Это было подло, Катя, — процедил он, и я услышала в голосе то, что ранит сильнее крика. — И хотя бы за это стоит ненавидеть тебя.

Я закрыла глаза, чтобы не разреветься, и все же улыбнулась. Грустно, обреченно, так, словно признала поражение.

— Ты хорошо с этим справляешься, — тихо сказала, не поднимая взгляда, потому что боялась утонуть в его глазах окончательно.

И в следующую секунду он рванул меня к себе. Руки сжали предплечья так, что я почувствовала, как кожа горит под его пальцами. Он дернул резко, почти больно, и наши лица оказались в опасной близости.

— Справляюсь?! — почти зарычал он. — Ты так думаешь? Мне почему-то так не кажется. Потому что я, блядь, каждый день хочу ненавидеть тебя, но не могу! Понимаешь?!

У меня сердце выпрыгивало из груди, дыхание сбивалось, слова застревали в горле. Я смотрела в его глаза и видела там все то, чего сама боялась признать.

— Я бы отдал все, чтобы ненавидеть тебя, — хрипло выдохнул он. — Абсолютно все. Но не могу. Потому что слишком сильно люблю, понимаешь?

Эти слова ударили в меня сильнее, чем любые оскорбления. Я будто провалилась в пустоту: с одной стороны — желание поверить, с другой — боль от того, что я сама все разрушила. Горло свело, и я еле сдержала крик, потому что сердце рвалось наружу.

Мне хотелось закричать, что он лжет, что не может любить после всего. Но еще больше хотелось — верить.

— Нет… не… — я не успела договорить, слова застряли в горле, потому что в следующее мгновение он действовал резко, без предупреждения, будто я и правда ничего не решала здесь. Его руки сомкнулись вокруг меня, и я взвизгнула, когда он перекинул меня через плечо, словно мешок. Воздух вырвался из легких, волосы упали мне на лицо, я судорожно вцепилась пальцами в ткань его футболки сзади, ногти скребли по ее швам, сердце колотилось так, что в висках шумело.

Катя

Я не понимала, что происходит. У меня в голове мелькнула самая дикая мысль — может, он и правда выкинет меня куда-то в грязный мусорный бак, чтобы заткнуть навсегда? Его шаги были тяжелые, уверенные, а я только сильнее сжимала ткань, пытаясь ухватиться хоть за что-то, чтобы не потеряться.

Он остановился, и раздался глухой металлический щелчок — дверца машины. Меня резко сдернули с плеча и закинули внутрь, как игрушку, которой надоел ребенок. Я упала на колени, ладони больно ударились о коврики, и чтобы не грохнуться лицом вниз, вцепилась одной рукой за спинку сиденья, другой — в подлокотник. Дыхание сбилось, сердце колотилось где-то в горле, а сама я замерла, пытаясь сообразить — что дальше, какого черта он задумал и чем все это кончится.

Рывком задрал мою юбку, ткань со звуком скользнула вверх и задралась на талию. Я вцепилась в спинку сиденья и подлокотник, пальцы свело, колени дрожали на кожаной обивке. В ту же секунду он вжал меня бедрами в сиденье. Через тонкие трусики я почувствовала его член — твердый, горячий, давящий так сильно, что у меня перехватило дыхание.

Его ладонь поднялась вверх и резко сомкнулась на моем горле. Сжал так, чтобы воздух проходил тяжело. Большой палец уперся под челюсть, заставив приподнять голову. Я задыхалась, глаза расширились, но тело застыло в его хватке.

— Вот так, — выдохнул он хрипло у самого уха, его щетина колола кожу. — Тихо и близко, редкость для нас.

Его другая рука пошла вниз. Сначала грубо прошла по бедру, потом остановилась на резинке трусиков. Он подцепил ее пальцами и резко дернул вверх. Ткань впилась в кожу, прошлась по складкам так, что я судорожно втянула воздух. Он услышал это и тихо усмехнулся.

— Чувствуешь? — сказал он сипло, с жаром, без нежности. — Я могу так хоть всю ночь.

Он отпустил резинку, и та щелкнула, вернувшись на место. Но через секунду снова ухватил ее и снова потянул вверх, еще сильнее, еще жестче, так, что я дернулась и выдохнула хрипло, вцепившись ногтями в сиденье. Он задержал, держал ее натянутой, и только потом отпустил.

Только после этого он зацепил резинку сбоку и резко отодвинул ее в сторону, открывая доступ.

Воздух хлестнул по оголенной коже, и в следующую секунду его палец лег туда, где я была уже мокрой. Он не торопился. Сначала провел кончиком вдоль складок, медленно, будто нарочно издевался. Потом повторил — сильнее, плотнее, дольше задерживаясь на каждой точке.

Я застонала, коротко, хрипло, и уткнулась лбом в сиденье, пытаясь подавить звук. Его пальцы продолжали играть, медленно, пока я задыхалась.

— Ты представляла, как я трахал другую? — неожиданно спросил он низко, прямо у уха.

Я зажмурилась, челюсти стиснулись, внутри все вскипело от ярости. В этот момент он чуть ослабил хватку на шее, дал мне вдохнуть глубже — и тут же сжал клитор между пальцами. Резко, безжалостно. Я задохнулась, тело выгнулось, стон сорвался прежде, чем я смогла его остановить.

— Когда увидела помаду, что подумала? — его голос стал тише, опаснее. — О чем в первую очередь?

— Ни о чем… не трогай меня, — процедила я, но тяжелое дыхание выдало меня с головой.

Он ухмыльнулся — я услышала, как у него вырвался короткий смешок, хриплый. И в следующую секунду резко вошел в меня двумя пальцами. Я громко всхлипнула, тело выгнулось дугой, руки дрожали на сиденье. Он опустил мою голову еще ниже, заставив прогнуться, и встретился со мной взглядом сбоку.