Глаза Уиллоу устремляются ко мне, как будто спрашивают: и что теперь? Но я не отвечаю. У меня даже нет слов.

Наверное, так и выглядит шок.

Мама берёт мой букет, поправляет розы и вручает его мне: — Пошли, сделаем тебя миссис Брок Робертсон, малышка.

Натягивая улыбку, я беру букет и цепляюсь за её руку, хотя нутро вопит, что всё идёт не так.

Я скучаю по папе. Хотела бы, чтобы он был здесь, чтобы проводить меня к алтарю.

Но часть меня чувствует, что мужчина, к которому я иду, тоже не подходит.

Уиллоу расправляет шлейф моего платья, пока Эрин приоткрывает дверь так, чтобы я могла пройти.

— Ты выглядишь потрясающе, Шона, — говорит Эрин. Я улыбаюсь как могу.

— Спасибо, — шепчу, стараясь не открывать рот слишком широко, чтобы не вырвало.

Я до сих пор не могу поверить, что Форрест приехал, чтобы сказать мне всё это. Хотя… это ведь не в первый раз, да? Я не должна быть так удивлена.

Ты сама просила знак, Шона. И, похоже, ты его получила.

Я иду за мамой к дверям в церковь, а пульс громыхает у меня в ушах.

— Мам? — шепчу я, пытаясь привлечь её внимание, но она внимательно слушает указания Эрин, не замечая меня.

Начинается свадебный марш, и массивные двери распахиваются. Море лиц. Я не успеваю даже взглянуть — остался ли Форрест — потому что мама делает шаг вперёд, и я иду за ней по инерции.

Сотни людей улыбаются и кивают мне, но я не уверена, что вообще улыбаюсь в ответ. Моё тело дрожит от напряжения, в горле застрял огромный ком, и когда я наконец поднимаю глаза и вижу Брока в конце прохода, взгляд, которым он смотрит на меня, подтверждает то, что моё сердце уже знало.

Я не могу это сделать.

Он не заслуживает женщину, которая хоть немного сомневается. А я сомневаюсь. Очень сильно.

К сожалению, мы слишком быстро подходим к алтарю, и я беру его за руку, пока мама «передаёт» меня. Я не знаю, что сказать, что делать. А священник уже начинает говорить:

— Мы собрались здесь сегодня, чтобы соединить этих двоих узами священного брака…

И в этот момент со стороны боковой двери раздаётся звук — кто-то вышел. Все поворачиваются туда, включая меня. Но там никого нет. Тот, кто вышел, сделал это быстро.

По залу проносятся перешёптывания, но священник вновь возвращает внимание гостей к нам:

— Итак, на чём мы остановились? Ах да. — Он смотрит в книгу перед собой, а у меня живот скручивает в тугой узел. И потом он произносит слова, от которых я замираю, будто всё это происходит не со мной, а я просто наблюдаю, как в фильме:

— Брак — это не обет, который стоит принимать легкомысленно. Но с любовью и поддержкой эти двое смогут преодолеть всё. Однако, если кто-либо здесь считает, что у него есть причина возразить против этого союза, говори сейчас или молчи вечно.

И я не знала тогда, что тот самый голос, который заговорит… будет моим.

Форрест

Шесть недель спустя

— Не могу поверить, что уже ноябрь, — говорит Келси, двигаясь по кухне вокруг мамы. Они с ней движутся, как хорошо отлаженный механизм, а я сижу по другую сторону стойки и смотрю на них, желая, чтобы в кофе был виски.

— Ага. А Кэйденс исполнится год в следующем месяце, — добавляет Эвелин, качая дочку на руках и стоя справа от меня.

— Ты будешь устраивать вечеринку? — спрашивает мама, и я тут же стону. Детский день рождения? Вот прям именно этим я и хочу заняться сейчас в жизни.

Хотя это лучше, чем то, чем я занимался последние полтора месяца… а именно — унынием.

Эвелин берёт булочку из корзины на стойке и начинает отщипывать по кусочку, чтобы кормить дочку.

— Пока не уверена.

Они втроём начинают переговариваться, и я уже слышу их как учительницу из мультика про Чарли Брауна, пока пытаюсь не забывать, почему я вообще такой отстранённый от жизни.

Вернуться из Вегаса с пустыми руками шесть недель назад — это и была моя точка дна. Я правда думал, что, появившись на свадьбе Шоны, смогу убедить её, что всё, что я чувствовал в ту ночь два месяца назад, — не выдумка. Что она всё ещё любит меня так же, как я люблю её.

Но, видимо, такое случается только в фильмах и книжках, да? Где парень врывается в самый последний момент, умоляет девушку дать ему последний шанс, и она убегает с ним, и они живут долго и счастливо…

Чёрт. Не слишком ли рано пить?

С учётом того, что сейчас девять утра воскресенья, скажем — да. Хотя, если судить по моей жизни в последнее время, Бог, возможно, поймёт и сделает мне поблажку.

— Ты обязана устроить ей праздник, — продолжает Келси. — У бедняжки день рождения почти на Рождество, и ей придётся жить с этим всю жизнь. Ей нужен свой день.

— Ей один год, — бурчу я, но мама это слышит.

— Это неважно. У моей первой внучки день рождения, и мы его отпразднуем. — Она сверлит меня взглядом через стойку и пододвигает ко мне корзину с тёплыми булочками. — Судя по всему, ты с утра не ел. Возьми одну.

— Я не голоден.

— Возьми булочку, Форрест. Может, еда хоть немного преобразит твое унылое лицо, — говорит она сквозь стиснутые зубы, с той южной интонацией, которая делает её слова слаще, чем она их на самом деле имеет в виду.

А поскольку я уважаю маму, как и её булочки, я подчиняюсь и откусываю здоровенный кусок.

— Вот так лучше. — Она подмигивает мне и возвращается к кастрюле с вареньем, пока Келси расставляет на столе банки.

Каждую неделю они делают партии домашнего варенья, чтобы продавать их на фермерском рынке — вместе со специями и соусами, сваренными прямо на этой кухне. Это часть бренда «Ранчо Гибсон», и каждую неделю наше участие в ярмарке укрепляет репутацию ранчо в округе и привлекает новых клиентов.

— Теперь о праздниках. День благодарения и Рождество уже на носу. Вы ведь знаете, как я хотела устроить Зимний фестиваль в этом году? — говорит мама, поднимая кастрюлю, чтобы разливать варенье по банкам. Келси держит воронку, и они работают, как одна команда.

— А как же Шейла? Я думала, она уволилась, — спрашивает Эвелин, наблюдая за ними. Шейла была координатором мероприятий последние десять лет, но недавно переехала во Флориду, чтобы быть ближе к матери, у которой ухудшилось здоровье.

Я продолжаю жевать булочки и слушаю, не вмешиваясь. Просто тяну время, пока не придётся выходить на улицу и выполнять свои воскресные обязанности на земле. Мои братья и я каждую неделю помогаем на ранчо. И с годами я стал воспринимать это всё с горечью. Это ведь должно было быть моё — но без Шоны рядом идея уже не кажется такой заманчивой.

Шона.

Чёрт. Думаю, на этот раз я продержался целых пять минут, не думая о ней.

Скорее всего, она сейчас погружена в супружеское счастье, смеётся, вспоминая, как её бывший из старшей школы думал, что может сорвать её свадьбу.

— Угх. — Я шлёпаю себя по лбу, и все три женщины поворачиваются ко мне.

— Всё нормально? — спрашивает Келси.

— Ага. Просто устал, — вру я, вставая со стула, но не раньше, чем хватаю ещё одну булочку с подноса.

Келси улыбается мне — жалостливо, как мне кажется. Ничего не говорит, но я уверен, что она и Эвелин в курсе, что со мной творится — братья явно не удержались и разболтали. Они ведь не отставали от меня, когда я вернулся из Вегаса, допытываясь, как всё прошло с Шоной.

Эй. На этот раз прошло всего тридцать секунд. Становится все хуже.

— Ну, так вот. Я наняла нового координатора, — продолжает мама, привлекая всеобщее внимание обратно к себе.

— Что? — переспрашиваю я, потому что, честно говоря, уже почти выпал из разговора.

— Я же говорю — фестиваль всё равно состоится, просто я не могу всё тянуть одна. И я нашла идеального человека, чтобы всё организовать.

— Мы могли бы тебе помочь, Мамочка Гиб, — говорит Келси. Эвелин кивает.