— А куда именно мы движемся?

Он прижимает свои губы к моим в мягком, трепетном поцелуе. — В будущее, детка. Больше никаких шагов назад, Шона. Я хочу жить с тобой — отмечать праздники с моей семьёй, видеть тебя в зале, когда я играю, кататься верхом по ранчо. Как я и говорил, нам нужно наверстать многое.

— Я понимаю, о чём ты, но я бы не променяла то время врозь, если благодаря ему мы оказались бы здесь, Форрест.

— Почему?

— Потому что, когда теряешь любовь, а потом находишь её снова — начинаешь ценить её вдвойне.

Он улыбается краешком губ. — Тоже точка зрения.

— Именно так я и хочу на это смотреть. Через пару недель мы сядем и обсудим всё по пунктам, но я с тобой — нам просто нужно пережить эту неделю.

— Я горжусь тобой, детка, — говорит он, прижимая меня к себе. — Это мероприятие станет главным событием в городе.

— Надеюсь. Это была тяжёлая работа, но, наверное, самое осмысленное, что я делала за последнее время. — Я заглядываю в его глаза. — Мне этого не хватало, Форрест.

— Чего именно?

— Цели, — тихо отвечаю.

— Да, мне тоже её не хватало.

— Нашёл её?

— Да. Она сейчас стоит у меня в объятиях.

Форрест

— Убедись, что калитка закрыта. Если мне снова придётся гоняться за северными оленями по ранчо, я их точно застрелю нахрен, — говорю я, наблюдая, как Гэри закрепляет засов вольера, а затем сам перепроверяю замок.

— Всё в порядке, босс.

— Спасибо. Теперь, пожалуйста, заправь тракторы.

Смотрю, как Гэри уходит, потом поправляю шапку. Сегодня четвёртый день мероприятия Зимняя страна чудес, и часть меня искренне рада, что всё это скоро закончится.

Другая часть, правда, не в восторге от предстоящей поездки, но у нас хотя бы будет два дня отдыха и семейных праздников перед ней.

Хотя до этого осталось ещё три вечера, и мне кажется, мой костюм эльфа не доживёт до финала.

Жаль.

Каждый вечер на этой неделе, с четырёх до девяти, семьи со всего города приезжали на мероприятие, которое организовали Шона и моя мама. Отец в восторге от своей роли Санты — фотографируется с детьми, контактный зоопарк с оленями пользуется бешеной популярностью, а поездки на повозках мимо световых инсталляций держат нас на ногах до самого закрытия. Торговцы довольны — у них хороший доход перед праздниками, а атмосфера на ранчо просто волшебная: огни, искусственный снег, двенадцатифутовые ёлки и повсюду искусственные пуансеттии.

И всё это благодаря Шоне.

Я направляюсь к главному входу, чтобы проверить, доставили ли новые карты. Пришлось с утра ехать в типографию за свежей партией — вчера всё раскупили подчистую. Даже мама с Шоной не ожидали такого ажиотажа. До открытия чуть меньше часа, и я хочу убедиться, что мы готовы. Думаю, в оставшиеся три дня будет самый большой наплыв: у детей каникулы, у взрослых — отпуска. Отличный повод окунуться в рождественское настроение.

Встречаю Барретта — старшеклассника, который помогает на воротах. Убеждаюсь, что он надёжно закрепил карты, чтобы их не сдуло ветром, и возвращаюсь к главному дому — мне срочно нужна ещё кружка кофе. Холод просто жуткий, а лишний кофеин сейчас жизненно необходим.

Из-за работы и подготовки к празднику мы с Шоной почти не видимся. Она каждый вечер возвращается со мной домой, но засыпает, как только голова касается подушки. Думаю, вся предшествующая напряжённая подготовка начинает давать о себе знать, и после фестиваля ей точно нужен будет отдых. А как только всё закончится, я перевезу её ко мне насовсем.

Этот дом всегда был нашим, но пора сделать это официально.

— Ещё кофе? — спрашивает отец, когда я встречаю его на кухне. Подхожу к кофейнику и открываю термос.

— Угу. Слушай, мама знала, что после этой недели мы будем молиться впасть в кому?

Отец смеётся:

— Форрест, даже если и знала — ты же в курсе, она живёт тем, чтобы делать людей счастливыми. Видел её на этой неделе? С такой отдачей играет миссис Клаус, будто на «Оскар» претендует.

Я фыркаю: — Да, ты прав.

— Как Шона?

— Уставшая, но очень довольна тем, как всё получилось.

— И правильно. — Он разворачивается ко мне, пока я закручиваю крышку термоса. — А вы двое как?

Я не могу сдержать улыбку. — Отлично, пап. Просто охрененно.

— Значит, она остаётся?

— Думаю, да.

Он одобрительно кивает. — Это значит, ты всё-таки подумываешь взять на себя ранчо когда-нибудь? Помню, вы об этом говорили ещё тогда, в молодости.

Острая волна тревоги проносится в груди, но я тут же её отталкиваю:

— Если честно, пока не знаю. Мы не успели обсудить это. Решили подождать, пока фестиваль закончится, а потом уже думать, что дальше. Но перед этим нам нужно поехать в Вегас, кое-что там уладить из прошлого. А потом я не хочу больше терять время. Я хочу сделать ей предложение. Думаю, тогда и обсудим будущее.

— Правильно. — Он закатывает рукав своей фланелевой рубашки и показывает мне часы. — Тогда и ты получишь такие.

— Что? — Я приглядываюсь к тем самым часам, которые видел на его запястье почти каждый день жизни.

— Мне их подарил мой отец в день свадьбы. И я вручил по паре твоим братьям, когда они женились. Хотя Уокер с Эвелин поженились втихаря, так что у них это было чуть позже.

Хм. Никогда не знал.

— Я не особо фанат часов, пап, — говорю осторожно, чтобы не обидеть его, ведь часы могут пролежать в коробке годами.

— Знаю. Но это традиция. И ты так долго к этому шёл. Когда ты тогда травмировался, мы думали, ты уже не выберешься из той ямы, в которую себя закопал.

Я потираю затылок.

Он упомянул мою травму. Мою фальшивую травму.

Что ж... сейчас или никогда, верно?

— Эм… насчёт этого…

— Что такое, сын?

— Я… Я на самом деле не получал никакой травмы во время игры, пап.

Его губы растягиваются в медленной ухмылке — такой медленной, что я на секунду подумал, что он уснул с открытыми глазами. Но потом он говорит:

— Долго же ты собирался с признанием.

У меня отвисает челюсть. — То есть… ты…

— Форрест. Ты серьёзно думаешь, что твоя мать и я — идиоты?

— Н-нет… — тяну я, чувствуя себя пятилетним.

— Тогда в следующий раз, когда решишь симулировать травму, постарайся хотя бы сделать это убедительно, а? Ради всего святого, ты даже повязку на колено не надел, когда вернулся домой. Единственное, что у тебя тогда болело — это чёртово сердце, но ты не мог в этом признаться, поэтому сказал, что это колено. И что ж, мы просто подыграли — потому что, в конце концов, были счастливы снова видеть тебя дома. — Он качает головой, посмеиваясь.

Я опускаю плечи. — Чёрт. Прости, пап.

— Тебе не за что извиняться. Ты сделал то, что тебе было нужно, чтобы дать себе разрешение побороться за ту девушку. Просто твоя гордость пострадала, когда всё пошло не по плану.

Это, пожалуй, самое точное объяснение. — Как вы узнали?

— Шона позвонила нам через пару недель, чтобы узнать, как ты. Попросила ничего тебе не говорить, и мы молчали. Но, в общем-то, сложили два и два.

Я сдвигаю шапку назад и провожу рукой по волосам. — Ну и дела…

— Эта женщина всегда любила тебя, Форрест. Просто тогда было не время. А сейчас — самое оно.

— Я знаю. Больше не отпущу её, пап.

Отец с гордостью улыбается.

— Вот и хорошо. — Он берёт с кресла пальто и надевает его. — А теперь пора снова войти в образ, — объявляет он, надевая красную шапку Санты.

— Ты отлично выглядишь, пап.

— Я в курсе. И хотя всё это шоу — фальшивое, любовь настоящая, Форрест. Никогда не забывай этого.

— Хватит играться со своими яйцами, Форрест, — говорит Шона, заглядывая мне за спину, пока я в тысячный раз поправляю проклятый костюм эльфа.