Этот мужчина любит меня — в этом я не сомневаюсь ни на секунду. Но я также не знаю, кто я без него, и это пугает.

Вот ещё одна причина, по которой, я думаю, расстояние пойдёт нам на пользу — даст возможность понять, кто мы такие по отдельности, и шанс по-настоящему решить, чего мы хотим от жизни.

Я знаю, что Форрест считает, будто у него уже всё распланировано, но у меня ещё остались сомнения, вопросы и желание немного исследовать этот мир, прежде чем мы осядем и построим совместную жизнь.

А ещё у меня есть отец, с которым я давно потеряла связь — и которого я отчаянно хочу узнать.

— Черт, Шона. — Его губы скользят по моей шее, пробуждая каждое нервное окончание на моей коже. — Я хочу тебя, детка.

Я позволяю своему телу взять верх и тянусь к пуговице его джинсов, зная, что ничто не может сравниться с сексом с ним. И теперь, когда мы здесь, я знаю, что это именно то, что мне нужно. Это поможет мне успокоиться и напомнит, как мы идеально подходим друг другу и что мы можем преодолеть любые препятствия.

— Займись со мной любовью, Форрест, — приказываю я, расстегивая пуговицу и молнию, лаская его эрекцию через джинсы.

— Тогда разденься. — Он отступает назад и тянется за спину, снимая рубашку через голову и обнажая мускулистую грудь и плечи. Игра в футбол пошла на пользу телу этого мужчины, и он заслужил стипендию в Техасском университете A&M. Форрест не хочет играть профессионально, но я думаю, что он мог бы, если бы передумал. Но это помешало бы его желанию в конечном итоге перенять родительское ранчо, и я уважаю это. Его семья значит для него все, и я знаю, что где бы он ни оказался, он будет успешен.

Я любуюсь полоской тёмных волос, начинающейся от его пупка и исчезающей под поясом джинсов, его выступающими тазовыми костями, обрамляющими пресс, который я обожаю ласкать языком, и щетиной на подбородке. Форрест — воплощение образа «высокий, тёмный и красавчик» с его густыми каштановыми волосами и тёмными глазами, и прямо сейчас он смотрит на меня так, будто я — центр его вселенной.

Девушка не может жаловаться на такое.

Поэтому я тоже срываю с себя рубашку, расстегиваю застежку на лифчике за спиной и позволяю ему упасть на пол, желая, чтобы он поглотил меня.

— Черт, ты идеальна, — заявляет Форрест, сокращая расстояние между нами, берет меня за подбородок одной рукой, а другой — за правую грудь и отчаянно целует, прежде чем отступить к надувному матрасу в углу. К счастью, он все еще держит воздух с тех пор, как мы были здесь в последний раз несколько дней назад, поэтому мы осторожно забираемся на него, сняв джинсы и нижнее белье.

Форрест трется своим членом о мою киску, дразня меня, когда его головка касается клитора. — Я никогда не перестану тебя желать, детка, но я просто предупреждаю тебя: это может быть быстро, потому что одно только прикосновение к тебе заставляет меня хотеть кончить.

— Это будет не первый раз, когда ты кончишь быстро, — дразню я его.

Он щипает меня за ребра, и я визжу. — Это не моя вина, что ты такая сексуальная. К тому же, выносливость требует времени, Шона. Но я думаю, я доказал, что могу продержаться, когда это важно.

— О, Боже, Форрест, — шепчу я, когда его головка снова и снова идеально касается моего клитора. — Да, доказал. — Желание берет верх, и я царапаю ему спину, пока он дразнит меня.

— Я люблю тебя, Шона, — шепчет он мне на ухо, прежде чем наклониться и взять мой сосок в рот.

— А я люблю тебя. А теперь возьми презерватив... пожалуйста.

Хихикая, он тянется к своим джинсам, достает презерватив из кошелька и надевает его в рекордно короткие сроки. Я приподнимаюсь и снова захватываю его губы, кусая его нижнюю губу, что, как я знаю, он любит.

Форрест издает низкий рык, а затем смотрит вниз, пристраиваясь ко мне. Когда он входит в меня, мы оба задыхаемся от соединения.

— Боже, как в тебе хорошо, — шипит Форрест, входя до конца, и останавливается, позволяя мне привыкнуть к нему. У него огромный член, и мне все еще нужна минута, чтобы расслабиться, когда мы занимаемся сексом, но потом, когда я расслабляюсь, ощущения просто невероятные. — Каждый раз становится все лучше и лучше.

Вцепившись в его плечи, я делаю дрожащий вдох. — Двигайся, Форрест. Пожалуйста.

— Чёрт, — шепчет он, двигаясь вперед и назад, скользя во мне, как гладкий бархат. — Так хорошо.

Наши тела скользят, пока Форрест находит свой ритм, поднимая нас все выше и выше к экстазу. Он сосет мои соски, крепко сжимает мои бедра и ускоряет темп, когда я начинаю сжиматься вокруг него. Я просовываю руку между нами, чтобы приблизить собственный оргазм, стимулируя клитор. Форрест любит, когда я так делаю, что становится очевидным, когда его глаза опускаются на это зрелище и загораются.

— Я кончаю, — шепчу я, когда мой оргазм начинает расцветать.

— Я с тобой, детка. Блять, — выдыхает он, когда я взрываюсь, и он следует за мной за грань.

С головой, уткнувшейся в мою шею, он говорит: — Боже, я тебя люблю. Ты же знаешь это, да?

Слезы наворачиваются на глаза. — Знаю. Я тоже тебя люблю.

Когда мы, наконец, отдышались, я положила голову ему на грудь, и мы остались лежать обнажёнными. Лето в Техасе в самом разгаре, жара и влажность делают нас липкими от пота, но это время вместе слишком ценно, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

— Я хочу радужное щербетное мороженое, — бормочу я, всё ещё не отпустив мысль о внезапном желании.

Форрест смеётся: — Ну, ничего нового. Ты же знаешь, что это дерьмо вообще не мороженое?

Я приподнимаю голову и кладу подбородок на его грудь. — Это кто сказал? Оно же в отделе с мороженым стоит, верно?

— Потому что отдела «щербет» не существует. Я вообще не понимаю, как ты это ешь. — Он передёргивается, но мы эту тему уже обсуждали не раз. В первый раз, когда мы пошли на свидание за мороженым, он подкалывал меня за мой выбор, и с тех пор не унимается.

— Ну у него хоть есть изюминка, в отличие от обычного шоколада. Это ж самый скучный вкус, какой только можно выбрать.

Он фыркает. — Шоколад не скучный. Это классика.

— Классика — это для стариков.

Он начинает щекотать мне рёбра, и я вскрикиваю. — Забери свои слова назад!

— Я встречаюсь со стариком! — воплю я, когда он продолжает щекотать меня до истерики. — Ладно, ладно! Ты победил!

— Скажи, что шоколад — лучший вкус, — приказывает он.

— Радужный щербет — самый вкусный, — вместо этого отвечаю я.

Он щиплет меня за попу, и я снова вскрикиваю, а потом он укладывает меня обратно себе на грудь. — Упрямая задница.

— Ты же это обожаешь, — вздыхаю я, снова устраиваясь у него в объятиях.

— Обожаю. — Он целует меня в макушку. — Не могу дождаться, когда мы с тобой будем старичками, Шона. Я построю нам фермерский дом, как у моих родителей, — большой, чтобы мы могли наполнить его кучей детей.

— С белыми стенами и синими ставнями? — дразню его, цитируя Дневник памяти. Форрест уверяет, что романтические фильмы — фигня, но я-то знаю, что он всё прекрасно запоминает.

— Конечно, детка. Всё, что пожелаешь.

— Тогда я хочу качели на веранде. Такие, чтобы сидеть вдвоём и обниматься, глядя, как садится солнце.

— Значит, обязательно повешу.

— И свадьбу маленькую. Только семья и несколько друзей. Свадьбы — пустая трата денег.

— Принято.

Я вздыхаю, утопая в картине будущей жизни с Форрестом — в доме, таком красивом, что его можно в журнал помещать. Мы оба замолкаем, наслаждаясь тишиной и близостью. Но тут я вспоминаю, зачем вообще пришла сюда. О чём нужно было поговорить. О том, что может разрушить весь этот идеальный образ. Что может разрушить всё.

— Насчёт того, о чём я хотела поговорить…

— Угу, — бормочет он с закрытыми глазами, а я смотрю на него снизу вверх.

Пора срывать пластырь. — Думаю, я всё-таки поеду в UNLV.

Он резко вскакивает с надувного матраса, сбрасывая меня с себя. — Что? Почему? — Его глаза полны ужаса, он смотрит на меня так, будто я предала его.