— Если ты точно уверен... — в голосе Шоны слышна неуверенность, но у меня в голове словно туман — всё закружилось от происходящего.

— Конечно.

Заметка: Надрать Уокеру зад за то, что он, блять, предатель.

— Хорошо. Но я всё равно заплачу. Не хочу, чтобы это было как подачка.

— Это не подачка, Шона. Ты почти что семья, — отвечает Уокер, и эти слова моментально возвращают меня в реальность. Мне срочно нужно уйти отсюда.

— Иисус, — пробормотал я, резко развернувшись на пятках и направляясь к задней двери.

Мне нужно уйти отсюда нахрен.

— Форрест? — зовёт отец, но я уже у выхода.

Не оборачиваясь, говорю:

— Я буду на улице. — И выхожу на заднее крыльцо, быстро спускаясь по ступенькам и направляясь прямиком к амбару.

Чёрт.

Шона здесь.

Моя мать её наняла.

Она будет жить в старом доме моего брата.

И, мать её, она выглядит слишком хорошо.

— Я что, в прошлой жизни натворил грёбаную кучу чего-то настолько плохого, чтобы заслужить такую пытку? — ворчу, глядя в небо. Клянусь, Бог издевается надо мной, и я вообще не вижу в этом ни юмора, ни морали.

Зайдя в амбар, я сажусь на тюк сена, опираюсь руками о колени и несколько раз глубоко вдыхаю. Надо собраться с мыслями, но, чёрт подери, это почти невозможно, когда их слишком много и все одновременно.

К счастью — или, скорее, к несчастью — я не успеваю даже начать разбираться, как появляется та, кого я меньше всего хочу сейчас видеть.

— Форрест, — зовёт Шона, входя в амбар. Я поднимаю голову, и наши глаза встречаются. Я скользнул взглядом по ней с ног до головы.

Тёмные джинсы, чёрные ботинки и красная блузка с узором «пейсли», мягкие рукава, волосы волнами падают на плечи — точно так же, как тогда в Вегасе.

Она выглядит, как та самая девочка, в которую я влюбился в шестнадцать. Она выглядит так, будто принадлежит этому месту.

Но она не принадлежит. Она замужем.

И тут я опускаю взгляд на её левую руку — и замечаю, что кольца нет.

Да ну нахер. Только не снова.

Я резко встаю и иду к ней, намереваясь раз и навсегда прояснить, какого чёрта она здесь. Я не знаю, что у неё на уме, почему она решила, что хорошая идея — работать у моих родителей после того, что случилось шесть недель назад, но пусть она даже не думает, что это что-то значит. Что мы теперь будем здороваться и вежливо общаться.

Я не могу это вынести. Не с ней.

Ей надо уехать.

Когда мы останавливаемся посреди сарая, между нами всего несколько сантиметров, мы застываем в пристальном взгляде — я возвышаюсь над ней, она смотрит на меня с осторожностью в глазах, но уверенностью в позе.

— Что ты здесь делаешь, Шона? — наконец рычу я, снова глядя на её левую руку. Беру её ладонь и поднимаю перед её лицом. — Без кольца? Что, руки мыла и забыла надеть обратно?

Но её ответ вышибает у меня почву из-под ног. Она вырывает свою руку из моей и говорит:

— Я... я не вышла за Брока, Форрест. Я вернулась сюда… ради тебя.

Шона

Форрест смотрит на меня так, будто я только что попросила его запустить ракету на Луну. — Что?

— Я не вышла замуж, Форрест. Я не смогла это сделать.

Его брови сдвигаются, глаза метаются между моими, пока он обдумывает, что сказать. — И ты ждала шесть недель, чтобы рассказать мне об этом?

Я качаю головой и с дрожащим вдохом говорю: — Я не могла просто сорваться и помчаться за тобой, Форрест. Я устроила бардак в своей жизни в Вегасе, и мне нужно было всё разгрести.

Прошло несколько недель после того, как я бросила Брока у алтаря. Я до сих пор не уладила все хвосты. Но когда я уволилась из фирмы, в которой работала, и начала общаться с рекрутером, ища другую работу в гораздо меньшем масштабе, я никогда не забуду то, что она мне сказала, что мне нужно было услышать — хотя мое сердце и так это знало.

— Что-то новое появилось? — спросила я у Саши, рекрутера, к которому обратилась, когда поняла, что мне нужно что-то менять. Я уже разорвала помолвку, оставила жениха у алтаря — новая работа после всего этого казалась сущей мелочью.

— Есть одна вакансия, но работа будет идти медленнее, чем ты привыкла.

— Может, это и к лучшему. Меньше давления. Где это?

— Маленький городок в Техасе — Ньюберри-Спрингс. Работа координатором мероприятий в семейном пансионе.

Вот он, мой знак.

— Так почему ты здесь? И работаешь у моей мамы? Это твой извращённый способ втереться обратно в мою жизнь? — говорит Форрест, и в его голосе — злость и растерянность.

Я, признаться, ожидала другой реакции. Но если он собирается злиться, то и я имею право. Он ведь тоже не невиновен в том, что произошло. — В твою жизнь? Ты имеешь в виду ту, частью которой ты умолял меня снова стать шесть недель назад?

Он фыркает, проводит рукой по волосам. — Это другое. Тогда ты ещё не прошла мимо меня по проходу к другому мужчине, заставив меня выглядеть идиотом.

У меня сжимается желудок. — Ты был там? Я не смогла тебя найти после того, как ушла.

— Я вышел, как только проповедник начал говорить. Ушёл через боковую дверь.

— Почему ты не остался?

— Потому что подумал, что ты выбрала его, Шона! Я не мог стоять и смотреть, как ты выходишь за него! — кричит он. Лошади в соседних стойлах фыркают, недовольно реагируя на шум.

Так этот хлопок двери — это он? Он не видел, как я ушла, оставив Брока перед всеми?

Неудивительно, что он зол.

— Но я... я ушла от него, Форрест. Прямо у алтаря. Это ужасный поступок, но ты был прав. Я не любила его так, как любила тебя. Так, как я хотела бы снова тебя любить.

Он качает головой, опуская взгляд. — Это слишком. Ты появилась в том доме несколько минут назад и просто сбила меня с ног, Шона, — он указывает в сторону фермерского дома, где мы провели столько лет. — И хотя всё моё существо хочет поцеловать тебя и снова назвать своей... Я не могу.

— Почему?

Ты правда думала, что всё будет так просто, Шона? Что он бросится к тебе в объятия, и вы заживёте долго и счастливо? Похоже, я гораздо наивнее, чем думала.

— Потому что произошло слишком много всего, Шона. — Его брови так сильно сдвинуты, что я боюсь, они такими и останутся. Но в его словах правда, даже если мне тяжело это принять.

— Ты прав. Многое произошло. Но я здесь. Я никуда не уезжаю.

— Пока не закончится Зимний фестиваль, да?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что единственная причина, по которой моя мать тебя наняла — это чтобы ты взяла на себя это мероприятие, верно?

Стоит ли сказать ему, что она предложила мне постоянную работу? Сказать ему, что я еще не решила, приму ли я это предложение, в зависимости от того, как пойдут дела между нами? Я была очень оптимистична и думала, что все будет просто, но этот разговор еще раз доказал мне, что я недооценила упрямство этого человека.

Как бы ни было больно быть вдали от него всё это время, видеть его каждый день и ощущать, что он не отвечает взаимностью — будет хуже.

Но я должна попробовать, правда? Я здесь именно за этим — чтобы понять, есть ли между нами ещё что-то.

Шесть недель назад он ясно дал понять, что для него — есть.

Сейчас я не знаю, где мы стоим, но его отношение к моему возвращению точно не внушает надежд. Хотя... кто знает? Шести недель может хватить, чтобы заслужить прощение. Чтобы показать ему, что, несмотря на всё, он — тот самый человек, с которым я хочу прожить всю жизнь.

Он всегда им был. Даже если я потеряла это из виду на какое-то время.

И если я не попробую — я об этом пожалею. А я устала жалеть. Я уже жалела об этом в восемнадцать. Потом — в девятнадцать. И не хочу снова — в тридцать четыре.

— Да. Я здесь, чтобы организовать мероприятие для неё, — отвечаю, не раскрывая все карты.