— Я тоже. — Он кивает в сторону, где сидит Форрест. — Ты счастлива?

Я кладу руку на живот, где растёт наш малыш — частичка меня и Форреста. — Да. Я счастлива.

— Тогда я рад за тебя, — говорит он с лёгкой улыбкой. Может, она и маленькая, но мне достаточно. Мне легче дышать.

— Спасибо. И ещё раз… прости, что причинила тебе боль, Брок.

— Что ж, разбитое сердце — это хороший способ понять, чего ты хочешь от жизни. Я пытаюсь сейчас разобраться с этим.

— Это здорово. Надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь.

Брок встаёт из-за стола и тяжело вздыхает. — Удачи тебе, Шона.

— И тебе, Брок.

Я смотрю, как он выходит из кофейни, и дверь за ним закрывается — символично, будто глава моей жизни завершена.

И тогда слёзы подступают к глазам.

— Ты в порядке? — спрашивает Форрест, подходя ко мне и кладя руку на плечо.

Я всхлипываю, стараясь держать себя в руках. — Да. Всё хорошо.

— Что случилось? Он грубил тебе? — спрашивает он, услышав дрожь в моём голосе.

Я качаю головой. — Нет, как раз наоборот. Похоже, мы оба наконец поняли, что нам не суждено быть вместе.

Форрест обходит стол и садится на место, которое только что освободил Брок. — Ну это очевидно. Тебе суждено быть моей, Шона.

Я наклоняюсь вперёд и прижимаюсь губами к его губам. — Я знаю. И я полностью готова ко всему, что нас ждёт.

Шона

— Ты точно уверен в этом? — спрашиваю я Форреста, ставя детсткое печенье в центр духовки. Я испекла его сама у нас дома и захватила несколько с собой, вдруг пригодятся.

— Говорю тебе, мама с ума сойдёт.

— Я терпеть не могу доводить твою маму до слёз, — говорю я, отступая от духовки, чтобы не выглядеть подозрительно.

— Поверь, слёзы гарантированы. Но сказать ей, что она снова станет бабушкой? Тут без шансов, — он усмехается.

Мы вернулись из Вегаса прошлой ночью, и мама Форреста — Мамочка Гиб — настояла, чтобы мы все пришли к ней на завтрак, ведь семья не собиралась вместе с Рождества. Форрест был уверен, что мы должны рассказать его семье о малыше. Сначала я хотела подождать — вдруг что-то пойдёт не так — но он не хотел держать это в секрете.

Наш малыш — это настоящее чудо, результат нашей любви. И он хочет поделиться этой радостью с близкими.

Как я могла отказать ему в этом?

— А вот и вы! — восклицает Мамочка Гиб, заходя на кухню. — Как прошла поездка?

— Интересно, — отвечаю я, перехватывая её объятия.

— Интересно? Что-то случилось?

— Нет, просто всё было как на американских горках — эмоции туда-сюда.

— Ну, это ожидаемо. А с Броком всё нормально прошло? — спрашивает она, всё ещё держа меня за руку.

— Да, и мне стало гораздо легче.

Она сжимает мою руку и улыбается той самой материнской, тёплой улыбкой. — Хорошо. Время двигаться вперёд, да?

— Однозначно, — говорит Форрест, подходя и целуя меня в висок, пока его мама идёт дальше на кухню.

С заднего двора в дом входят Уокер, Уайатт и мистер Гибсон. За ними — Келси, Эвелин и малышка Кайденс, счастливо сидящая у мамы на бедре.

О, Боже. Такой буду и я — меньше чем через восемь месяцев.

— Вы вернулись! — восклицает Келси, обнимая меня.

— Да, мы прибыли прошлой ночью.

— Как всё прошло?

— Было гораздо теплее, чем здесь, — говорит Форрест, и все смеются.

— Да, мы выходили с Кайденс к лошадям, но сейчас слишком холодно, — говорит Эвелин.

— Тогда давайте всех согреем завтраком. Сейчас я закину бекон в духовку и поджарю яйца, — Мамочка Гиб направляется к духовке, и я чувствую, как Форрест напрягается рядом со мной.

Или, может, это я напрягаюсь.

Она включает духовку, и мы с Форрестом одновременно осознаём — сейчас всё начнётся.

— Эм, ты не хочешь проверить духовку, прежде чем включить её? — спрашивает Форрест.

Она оборачивается к нам и смотрит, как будто он спятил. — Зачем мне проверять духовку перед тем, как её включить, Форрест? Знаешь, сколько лет я готовлю на этой кухне? Я никогда ничего там не оставляю.

— Ну… я думала, это как мера безопасности, — вставляю я, и теперь её непонимание направлено уже на меня.

— Вы в Вегасе мозги растеряли? — качает головой Мамочка Гиб и направляется к раковине, игнорируя духовку, которая уже начала нагреваться.

— Мам, серьёзно, проверь духовку, — настаивает Форрест, сжимая мою талию.

Она раздражённо вытирает руки полотенцем и швыряет его на стол. — Вот вырастишь детей, а они потом считают, что могут командовать… — Она открывает духовку и замирает, увидев, что там внутри. Надевает прихватку, аккуратно вытаскивает тарелку с печеньем и ставит её на стол. — Это ещё что такое?

Форрест с трудом сдерживает смех, и я слышу, как с другой стороны острова Уокер говорит: — О, чёрт. — Он смотрит на нас. — Серьёзно?

Мы с Форрестом киваем.

— Что — серьёзно? — спрашивает Мамочка, беря печенье. — Ну ладно. Кто из вас, девочки, пытался повторить мой рецепт и облажался? Стыдно должно быть. Вы же знаете — размер имеет значение. Ну серьёзно.

Уокер начинает смеяться. — Господи, мам. Оно и должно быть таким маленьким. Это же детское печенье.

Келси ахает: — И оно было в духовке!

Эвелин визжит. — О, Боже мой!

— Что?! — восклицает Мамочка и снова смотрит на нас с Форрестом. И я вижу тот самый момент, когда до неё доходит. — О, Господи… — Её нижняя губа начинает дрожать, глаза наполняются слезами. Это запускает и мои. — Это… это детское печенье в моей духовке?

— Ну, технически оно в духовке Шоны, — поправляет Форрест, — но да, мам. Именно так.

— Чтоб меня, — бормочет мистер Гибсон.

— Я снова стану бабушкой? — Мамочка Гиб всхлипывает.

— Да, — говорю я, бросаясь к ней навстречу, как и она ко мне. Мы крепко обнимаем друг друга.

— Чёрт возьми! Поздравляю, братишка! — Уокер бросается к Форресту, заключая его в объятия, в то время как вся семья празднует — ещё один малыш Гибсонов появится на свет.

— Это было не смешно, — укоряет мама Гиб, вытирая слёзы из-под глаз, когда мы отстраняемся. — Я думала, у меня инфаркт будет.

— Это была идея Форреста, — говорю я.

— По-моему, гениально, — пожимает он плечами.

— Абсолютно, — соглашается Уайатт.

Следующие полчаса мы отвечаем на вопросы: как узнали, как долго я беременна и что теперь будет.

Позже, после завтрака, Форрест выводит меня на улицу и ведёт к конюшне, где уже оседланы Фарби и Карма.

— Залезай.

— Ты хочешь прокатиться сейчас? — указываю на дом, где осталась вся семья. — Но мне вроде бы пока нельзя кататься.

— В первом триместре — можно, если ехать медленно, — подмигивает он. — Так что никаких скачек. Но я хочу тебе кое-что показать, и верхом доберёмся быстрее.

— Ладно… — я прищуриваюсь, подозревая, что он что-то затеял. Я забираюсь в седло, он — на своего коня. — Не могу поверить, что мне теперь нельзя гнать.

— Иногда медленный темп — это недооценённое удовольствие.

И когда я смотрю на просторы ранчо и вдыхаю запах земли, я понимаю. — Наверное, ты прав.

Маленькое здание появляется впереди — словно коробка, в которой заперты воспоминания. И так и есть, как и всё, что хранит для меня это ранчо.

— Зачем мы здесь? — спрашиваю я, когда наши лошади подходят к стойке.

— Просто доверься мне, ладно?

Я закатываю глаза, но он помогает мне спуститься, и мы привязываем лошадей. Он достаёт ключ.

— Там же холодно, Форрест, — говорю я, стоя позади него и дожидаясь, пока он откроет дверь.

Он возится с замком и открывает дверь, которая скрипит.

— Думаю, мы справимся.

Я захожу внутрь — и у меня отвисает челюсть. Задыхаясь, я оборачиваюсь кругом, разглядывая все изменения и обновления в этой маленькой хижине. Мгновенно к глазам подступают слёзы. Я даже не узнаю это место.