И на пороге — Арина. Её появление — удивляет, хотя возможно это мой шанс. Отомстить. За ее предательство и желание забрать моего ребенка.

— Все предсказуемо, — её голос — спокойный, но в нём слышится угроза. Она приближается.

Что-то щелкает внутри меня. Я превращаюсь, теряю контроль. Инстинкт берет верх. Набрасываюсь, мои зубы впиваются в её плечо… металлический вкус крови… удовлетворение.

Арина истерит, её крики — отчаяние, ужас. Но моя волчица — холодна, беспощадна. Её тело — под моими лапами, беспомощное, бессильное.

— Я убью тебя! — её крик — отчаяние, бессилие.

Отскакиваю, замечая блеск стали. Нож… она пытается меня поразить.

Арина сдается, рухнув на пол. Я — над ней, моя жажда мести на грани удовлетворения. Вкус крови на языке… но в сердце — внезапная боль. Я замираю, колеблюсь.

И вдруг — пронзительный свист, острая боль, словно раскаленный железный стержень, пронзает моё ребро.

На дрожащих лапах я поднимаюсь, мой взгляд устремлен на Арсена — врага. Его фигура — олицетворение смерти.

Я рычу, боль — фоновый шум. Моя ярость — неукротимая.

— Мой сын погиб, — его хриплый голос — ледяной, беспощадный. — Теперь я заберу то, что дороже всего Аязу.

Он подходит, мир — расплывчатый, тело — отказывает. Каждый шаг — ад.

Арсен сжимает мою холку, его взгляд — холодный, удовлетворенный. Он вытаскивает нож, взгляд на Арину… жестокая наслаждение.

— Убью обоих, — его оскал — мстительный, неизбежный.

Он отпускает меня. Я захлебываясь кровью, легкие — горят. Арсен проводит по горлу… резкое движение, скрип ножа, и Арина — мертва.

— А теперь ты, — Арсен наступает,. — Взгляд такой же как у твое матери, когда она просила не убивать тебя.

Упоминание о матери… огонь мести. Я бросаюсь, все мои силы — в этом рывке. Мои зубы вонзаются в его шею… хребет хрустит… конец.

Боль — всепоглощающая, расплывается по телу ядом. Шум снизу… Аяз… но уже поздно. Веки тяжелеют… тьма.

— Амир… скорую… — голоса — далекие, призрачные.

Тишина… невесомость… пустота. Звуки… голоса… расплывчато. Боль… ползет по венам… сжигает.

Не хочу… здесь так спокойно, тепло. Я не хочу уходить.

Писк медицинских приборов — назойливый, пронзительный. Белая палатный комната — расплывчатая, бесформенная.

Моя рука — в его ладонях, большие пальцы нежно сжимают мои. Его голова — на краю кушетки, волосы — растрепаны. Яркий свет — резкий, болезненный. Запах медицинских препаратов — едкий, навязчивый. Капельница… тяжелое напоминание. Я шиплю, делая резкое движение.

Аяз просыпается мгновенно, его глаза — темные, уставшие.

— Кира, — его голос — хриплый, слабый, но в нём — неописуемая радость, облегчение. Улыбка — уставшая, но искренняя, теплая. Темные круги под глазами — след бессонных ночей, проведенных в ожидании. Он держит мою руку, его глаза — полны любви, нежности.

— Сколько мы тут? — мой голос — хриплый, как карканье вороны.

— Три дня, — шепчет Аяз, его голос — тихий, бережный. — Тебя едва стабилизировали.

— Ребенок? — я замираю, ожидая худшего.

— Все хорошо, — Аяз кладет руку на мой живот, его движения — мягкие, нежные. — Но теперь только полный покой. Он серьезно, его взгляд — полный любви, тревоги.

— С таким альфой вариантов больше нет, — я улыбаюсь, хотя улыбка — слабая, искусственная.

— Зачем ты ввязалась в драку? — он хмурится, его взгляд — пронзительный, упрекающий.

— Инстинкты, — я пожимаю плечами, стараясь придать своему голосу легкость.

— Ты могла погибнуть, — он садится рядом, его взгляд — испуганный, сердитый, он всматривается в меня, ища подтверждение своих страхов.

Медсестра нарушает наше единение. Она меняет капельницу, рассказывает о режиме дня — скучный, однообразный: перевязки, постельный режим, витамины, больничная еда. Я вздыхаю, Аяз тихо улыбается, его взгляд — нежный, заботливый. Его присутствие — островок тепла в этом холодном, бесчувственном месте.

Как только мы остаемся одни, он обнимает меня, его тепло — жизненно необходимо.

— Все не так страшно, — его голос — тихий, успокаивающий. Он целует меня в макушку.

— Ты просто больничную еду не ел, — я ворчу, вспоминая безвкусную пищу.

— Могу лично привозить еду, — шепчет он, его голос — низкий, соблазнительный.

Врач появляется в назначенный час. Его рассказ о моей операции — поток медицинских терминов, которые сливаются в неразборчивый шум. Что-то про разрывы связок, про поврежденные ребра, про необходимость длительной реабилитации… Я внимательно слушаю, но мои мысли — с Аязом. Я чувствую его руку, его тепло, его заботу. Его присутствие — гораздо важнее всех медицинских деталей. Врач замечает мой отстраненный взгляд и подводит итог:

— В целом, все прошло удачно. Теперь важно соблюдать режим и пройти полный курс реабилитации.

Семь дней — семь кругов ада. Безвкусная еда, болезненные перевязки, уколы, и только Аяз рядом, делающий эти дни выносимыми.

Выписка… долгожданное освобождение. Даже предписание о недельном постельном режиме не кажется таким ужасным. Главное — домой.

Амир — на пороге, с цветами, его улыбка — радостная, теплый. Он обнимает меня легко, его прикосновения — нежные, заботливые.

— Ну что, героиня, готовы к домашнему присмотру? — Амир хихикает, его голос — веселый, теплый. Он знает о моих жалобах на больничную еду и на все остальное. За неделю он наслушался моего ворчания. Сейчас же он — источник тепла и радости.

— Ага, выбора нет, — я взглядываю на Аяза. Его улыбка — довольная, удовлетворенная. Он нашел, на чем отыграться за мои жалобы на больничную еду. Наслаждается моим беспомощным состоянием.

— Я тебя предупреждал, что поблажек не будет, — Аяз легко шлепает меня по попе, подталкивая к лестнице. — Бегом в постель.

Амир забирает сумки с продуктами, которые Аяз успел накупить, и исчезает на кухне. Мой волк догоняет меня на лестнице, поднимает на руки — его движения — нежные, заботливые, хотя и настойчивые.

Первую половину дня я наслаждаюсь покоем. Дом — оазис спокойствия, в отличие от прошлой недели в больнице. Запах медицинских препаратов — далекое эхо. Аяз установил плазму на стене, чтобы мне было менее скучно. Его забота — нежная, чуткая. Он сделал все, чтобы я чувствовала себя комфортно.

— А кто будет готовить кушать? — спрашиваю я, расслабившись на кровати.

— Я как-то решал этот вопрос, пока тебя не было в моей жизни, — Аяз ложится рядом, его голос — мягкий, вкрадчивый. Он показывает на плазму: «Выбери что-нибудь посмотреть?».

— Я надеюсь, это не Амир, — говорю я, представляя его кулинарные шедевры.

— Не Амир, — Аяз целует меня в лоб. — Я нанял одну из волчиц, которая работала с моей семьей. Она отличная кухарка. — Он встает и уходит на кухню.

Через несколько минут Аяз приносит куринный бульон с лапшой. Аромат — волшебный, мой желудок сразу отзывается на этот вкусный запах громким урчанием.

— Как же вкусно! — бульон исчезает в минуты. Я наслаждаюсь каждым глотком.

— Рада, что вам понравилось, — в дверном проеме — женщина средних лет, её взгляд — добрый, спокойный.

— Кира, это Оливия, — представляет меня Аяз. — Она будет за тобой ухаживать, пока у тебя постельный режим.

Вся эта забота — смущает. Так много внимания.

— Все вроде не так плохо, — говорю я, смущенно улыбаясь.

— Не переживайте, — Оливия говорит мягким, успокаивающим голосом. — Я не буду делать того, что вы сами можете сделать.

— Спасибо, — говорю я, чувствуя себя немного неловко.

Оливия уходит. Мы остаемся наедине. Аяз смотрит на меня с нежностью, с любовью.

— К сожалению, мне нужно работать, — говорит, поправляя подушки. Его движения — мягкие, заботливые.

— Знаю, — говорю, понимающе пожимая плечами. Его уход — неизбежен.

— А что с документами? — спрашиваю я, вспоминая о бумагах, которые подписала с Муратом.