Его легкая усмешка — ухмылка, полная жестокой иронии. Его поцелуи — лавина, шторм, обрушивающийся на мое тело. Жгучие, нежные, грубые — плечи, ключица, грудь… Его пальцы — то ласкающие, то сжимающие, зубами прикусывает. Я извиваюсь, выгибаюсь, тону в этом океане удовольствия.

— И на сколько же ты готова? — его пальцы, словно жалящие иглы, легко касаются, дразнят, ползут по краю белья, медленно сближаясь с моим лоном.

Я задыхаюсь, хватаю воздух, не в силах вымолвить и слова. Его пальцы проникают, впиваются, истязают, ласкают, вызывая волны наслаждения. Я выгибаюсь, извиваюсь, тону в этом вихре ощущений.

— Аяз! — мой крик — признак полного подчинения.

Его взгляд — холодный, беспощадный, полный удовольствия. Его усмешка — знак его торжества.

— Пожалуйста… — я стону, молю, полностью подчиняясь его воле.

Его пальцы превращаются в огненные угли, пронизывающие, обжигая. Я впиваюсь в его плечи, вцепившись в него с нечеловеческой силой. Наше дыхание — сбивчивое, сдавленное. Мы — единое целое, слившиеся в экстазе. Границы растворяются, остается только чувство, только наслаждение, только он. Я выгибаюсь, извиваюсь, теряя контроль над своим телом. Каждый его вдох — отражение моего собственного дыхания, каждое его движение — ответ на мои собственные порывы.

Наслаждение накрывает, погружает в невесомость. Я распадаюсь, осыпаюсь, словно песок, а затем медленно, мучительно собираюсь заново. Ощущения — испепеляющие, невыразимые.

— Отдыхай, — его поцелуй — легкий, нежный, прощальный. Он высвобождается, поднимается, исчезает за дверью ванной комнаты.

Шум воды… Я вздрагиваю, поднимаюсь, плетусь к душевой, как во сне. Его тело под струями воды — мощное, красивое. Едва заметные раны — следы его борьбы за жизнь. Сжимаю губы, сдерживая слезы. Распахиваю дверцу душевой. Теплая вода — объятие. Я прижимаюсь к нему, чувствуя каждый мускул его тела. Он разворачивается, наши руки переплетаются, прижимаюсь, наклоняюсь к нему. После чего опускаюсь на колени.

Аяз замирает, наблюдая за мной с нескрываемым желанием. Я провожу языком по его коже.

Его пальцы впиваются, направляют, диктуют. Мы сливаемся, теряем границы, остается только чувство. Его стон — экстаз, удовольствие, боль. Я доводжу его до пика, чувствуя наше единство.

Он поднимает меня, его поцелуй — нежный, страстный. Я намыливаю его тело, он — моё.

Оба укутанные в махровые халаты, мы подходим к столу. Аяз ухаживает, играет, скармливает мне кусочки панкейков и фруктов, его улыбка — легкая, насмешливая.

— Аяз, мне придется снова мыться, — я жалуюсь, пытаясь вытереть липкий джем.

— Это все ты виновата, — он отвечает, его улыбка становится более широкой, более ироничной.

— Слишком вкусная. — Он зализывает джем с своего подбородка, задерживая взгляд на моих губах. — Может, я тебе помогу?

Наша игра прерывается. Звонок мобильного Аяза — резкий, неприятный. Один взгляд на экран — достаточно. Аяз меняется. Маска спокойствия сменяется маской злости, собранности, холодной решительности. Его тон — безжалостный, ледяной.

— Что тебе нужно? — он цедит в трубку, голос — стальной, непроницаемый. Я прислушиваюсь, улавливаю знакомый голос Арсена. Они знают. Они знают, что Аяз жив. Воздух сгущается, наполняется напряжением, опасностью.

Паника — сдавливающий грудь. Мысли — ледяные, резкие, беспощадные. Напряжение — осязаемое, душащее. Я вслушиваюсь, в каждое слово Аяза, словно в последние слова перед смертью.

Разговор завершился, и тут же раздались звонки Сайласу и Оливеру. Следующий час прошел под знаком холодного расчета, отдавая приказы с железной точностью.

Я уединяюсь в гардеробной, стараясь найти что-то для себя. Надеюсь, с последнего визита сюда что-то Аяз припрятал. Джинсы, свитер, волосы в хвост. Смотрю на свое отражение. Блеск в глазах, еще розовые щеки.

Аяз появляется, натягивая рубашку, его движения — решительные, быстрые.

— Я иду с тобой, — я заявляю, касаясь его плеча.

Он останавливается, его взгляд — ледяной, непроницаемый. Его мышцы — напряженные, стальные.

— Исключено, — он рычит, его голос — приговор. — Ты беременна.

— Я не отпущу тебя, — противостою, мой голос — твердый, но дрожащий. — Я почти тебя потеряла.

Его взгляд опускается на мой живот, а затем снова в глаза.

— Это не игра, Кира, — он цедит сквозь зубы, голос — спокойный, но в нём бурлит сталь. Его взгляд — ледяной, непроницаемый.

— Ты уже один раз отправил меня с Амиром, — мой удар — точный, болезненный. Я вижу, как он сжимается, как его истязает вина. Но я не допущу повторения ошибки.

Он замирает, его взгляд — бездна, полная боли. Кулаки — сжатые, напряженные.

— Я не останусь тут одна, — каждое слово — четко. Голос — спокойный, но с оттенком стали.

Он сдаётся, его голос — сдавленный, тяжелый.

— Ты будешь слушаться, без разговоров.

— Слушаюсь, — я улыбаюсь.

— Это первый и последний раз, — он рычит, подталкивая меня к выходу. — Больше я не буду делать поблажек.

Джип на выходе, Оливер за рулем. Аяз усаживает меня, садится рядом. Тишина — давящая, удушающая. Билет в один конец… смертный приговор. Ставки — невыносимо высоки. Мой взгляд прикован к дороге, горло сжимается. Стая… чем ближе, тем быстрее колотится сердце. Я вцепляюсь в его руку. Он медленно, нежно гладит мои пальцы.

— Запомни, — его шепот ледяной, спокойный, — ты делаешь, что я скажу.

Глубокий вдох… ледяной, отчаянный. Мы выходим, ветер бьёт по лицу. Я делаю шаг вперёд. Аяз прикрывает меня собой, его тело — щит.

— А ты умна, Кира, — голос Марата — холодный, властный. Его взгляд — собственнический, пронзительный.

— Ты приехал не к ней, — Аяз обрывает его, его голос — сталь.

— Я здесь, чтобы поговорить с ней, — взгляд Марата нервно метнулся в сторону леса, выдав его беспокойство. Что-то было не так.

«Подстава!» — мысль — удар. Я разворачиваюсь, вижу — шелест травы, хруст ветки.

— На землю! — мой крик — инстинкт самосохранения. Я толкаю Аяза, сама падаю, чувствуя свист пули рядом с ухом. Звук — оглушительный.

Оливер и Сайлас реагирует, выпрыгивая из машины, заслоняя собой.

Выстрелы — адский огонь, заливают нас. Аяз — моя единственная защита, его тепло — последний островок надежды. Сердцебиение — безудержное, мощное. Выстрелы ближе… ужас, безысходность.

Марат — зло, воплощенная смерть, медленно подступает. Его оскал — мерзкое предвкушение. Аяз реагирует, его движения — быстрые, решительные. И вот — два волка, дикие, неукротимые. Рычание, вой, скрежет когтей — ужасающий симфония. Кровь брызгает… ужас. Оливер тащит меня, но я не могу оторвать взгляд. Я парализована, застыла, наблюдая за их безумной, смертельной дракой. Ужас застыл в моей душе.

Ловушка сжимается. Нам грозит гибель. Внезапно — резкий визг тормозов, дикий вой волков, выстрел — ужас. Сайлас прикрывает меня.

А потом — Амир. Он прорывается сквозь линию врагов.

— Ты жив⁈ — не верится.

— Конечно, — он кивает Оливеру и Сайласу, резко уводя меня от драки.

— Как ты тут вообще оказалась? — Амир злится, его голос — напряженный, решительный.

— Что, подраться не терпится? — мой ответ — уверенный, спокойный.

— Они мне задолжали, — он тащит меня к краю леса, его взгляд — холодный, сосредоточенный.

Вой — душащий, невыносимый. Резкий разворот… волк Марата падает… смерть. Сердце пропускает удар… ужас. Встречаюсь взглядом с волком Аяза — блеск, сила, победа.

— Идем, — голос Амира — спокойный, но в нём слышится напряжение. Чем дальше, тем тише звуки драки. Оборачиваемся волками, бежим к территории стаи.

Дом… охрана… безопасность, но не покой. Амир исчезает, убегая к Аязу. Я остаюсь одна, в тишине и неопределенности. Мысли — острые, болезненные. Я брожу по комнате, вглядываясь в темноту, ожидая. Час… два… никто не приходит. Беспокойство, страх. В моей душе — только ожидание.

Дремлю, вздрагиваю от шорохов. Запах крови — тяжелый, дурманящий. Тьма сгущается. Я прислушиваюсь, напрягаюсь, чувствуя близость опасности.