Выцветшая, местами облупившаяся краска… но моя старая качель всё ещё здесь. Смотрю на неё, и сердце сжимается в ледяной комок. Если сяду сейчас… эти тонкие, изрядно поизносившиеся канаты оборвутся, и…

Замираю, вглядываясь в потрескавшуюся древесину. Воспоминания о детстве нахлынули волнами. Осторожно, мягкой поступью подхожу к двери старого дома. Вслушиваюсь в окружающую тишину… и чувствую неладное.

Ощущение, словно за мной наблюдают. Холодный ручей пробегает по спине. Озираюсь — никого. Только Аяз стоит рядом, молчаливо наблюдая. Сделав глубокий вздох, сбрасываю с себя накопленное напряжение. Меняю ипостась.

Нахожу ключ там, где сказала мама. Дверь скрипит в протесте, поддаваясь с трудом. Распахиваю её, и темнота внутри поглощает меня.

Запах старой пыли резкий и навязчивый. Делаю шаг вперед, осматриваюсь. Всё на своих местах. Словно мы уехали всего на несколько дней. Но если присмотреться…

Ступени скрипят под ногами, словно вот-вот сломаются. Добираюсь до своей спальни. Всё то же самое: игрушки, пыльные и помятые, раскиданы по полу; маленькая кроватка; даже какая-то старая одежда в уголке. Улыбка застывает на моих губах — горькая и невыразимая.

В груди боль, стискивает, дышать тяжело. Аяз продолжает держаться в стороне. Я благодарна ему за это молчаливое понимание. Прикасаюсь к игрушкам, провожу пальцами по их потрепанным поверхностям. Нахлынули воспоминания… одна за другой. Солнечный луч пробивается сквозь окно, освещая и оживляя старые вещи. Аяз подходит ближе, кладет руку мне на плечо.

В его темных глазах я вижу заботу и глубокую привязанность, готовность разделить со мной все — и радость, и боль… И я понимаю, что я не одна.

— Мы можем уйти, если тебе тяжело,— его голос вкрадчивый, словно шепот.

— Мама велела забрать спрятанное,— отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя внутри всё ещё дрожит от переживаний.

Осматриваюсь, ищу предмет, о котором говорила мама. Нахожу старую, потемневшую музыкальную шкатулку. Детская. Открываю — тихий, тоскливый писк вместо мелодии. Поддеваю дно — маленький, смятый листок. Разворачиваю. Формулы, странные символы… папин почерк. Непонятные записи, заставляющие сердце стискивать в тревоге.

Убираю листок, и мгновенно ощущение присутствия кого-то еще сжимает меня в ледяной хватке. Аяз тоже меняется —, черты острее, взгляд — испепеляющий, словно молнии.

Он резко срывается с места, я бегу за ним, стараясь не отставать, сердце колотится в груди. Инстинкт подсказывает: здесь были. И они знали, что мы приедем. Значит, это не совпадение.

Выбегаем в лес, и в этот момент я решаю — пора освободить волчицу. Запах, настолько знакомый, что он не просто обжигает ноздри. Этот запах где-то был… я его точно знаю, но где? Память притупляется, подменяясь инстинктом выживания, беспощадным и требовательным.

Деревья сгущаются вокруг, звуки леса наполняют пространство, глуша все остальные звуки. Даже моё собственное дыхание приглушается под натиском этого густого, живого мира. Страх отступает, уступая место холодной, целеустремлённой смелости. Время действовать. Я должна выяснить, кто нас преследует и зачем.

Аяз останавливается, и я прижимаюсь к его мощному телу, ощущая тепло мускулов и силу ауры. Волк недовольно фыркает, оценивая ситуацию. Тот, кто был здесь, убежал, оставив привкус опасности и неизбежности. Нам нужно быть осторожнее, чем до сегодня.

Пространство уносилось вдаль на быстром автомобиле. Аяз, сосредоточенный и злой, молчал, крепко держа руль. Я же искала знакомый аромат, всплывший из глубины воспоминаний.

— Знаешь, что это? — спросил, отвлекаясь от дороги.

— Записи отца — прошептала я, чувствуя тоску. — Он из-за них погиб.

— Плохо, — прорычал Аяз, сильнее сжимая руль.

Вместо встречи со стаей мы поехали в город.

— Нужно узнать, что это, прежде чем начнутся проблемы, — отрезал он.

Перед нами возвышалась стеклянная высотка, словно ледяная крепость. Машина припарковалась, Аяз помог мне выйти. Шикарный холл ослеплял блеском, мужчины смотрели на нас уважительно, понимая значимость Аяза.

Лифт поднял нас на пятнадцатый этаж, где нас окружила атмосфера с деревянной отделкой, серебром и золотом. В воздухе висела напряженная тишина, а секретарша, в безупречном костюме и макияже, излучала холод. В тот раз я ее не заметила, слишком поглощенная страхом перед Аязом.

— Рита, все дела потом, меня сегодня тут нет, — отрезал Аяз, глядя на нее холодно.

— Хорошо, Аяз Нурумович, — ответила она, не смея противоречить.

Аяз устроился в кресле, быстро работая на компьютере и телефоне. Я притихла на диване, чувствуя себя маленькой и беззащитной.

— Если я не ошибаюсь, у нас серьезный противник, — голос спокойный, но без утешения. Тень напряжения легла на лицо, делая его еще более мрачным и непроницаемым.

— Кто он? — мой вопрос был в воздухе, каждое моё движение было направлено на то, чтобы не упустить ни одной детали.

— Недавно ты виделась с его сыном, — в голосе Аяза звучала затаённая ярость.

— С Маратом? — догадка ударила с силой молота. Ужас сжался в груди ледяным кольцом. Папа доверял его отцу… Но что произошло? Что стоило папе жизни?

— Да, Арсен — непростой человек, — подтвердил Аяз.

— Что нам делать? — вопрос вырвался с жалобным стоном отчаяния. Страх сжимал меня в железные объятия.

— Тебе нечего бояться, — Аяз сел рядом, окружив меня своим теплом. — Я никому не позволю тебя тронуть.

В этот момент прозвучал стук в дверь.

— Войди, — его голос был спокоен, полн власти и уверенности. Голос защитника, моего волка.

— Аяз, — в кабинет вошёл мужчина в строгом костюме, немного старше Аяза. Я его помнила — ему я отдавала папку.

— Ты вовремя, Мурат, — Аяз пожал ему руку, жест был тверд и уверен. — Познакомься, Кира, — он указал на меня.

Неловкое представление. Воздух сгустился от напряжения.

— Очень приятно, — прошептала, волнение накрыло с головой.

— Помню вас, Кира, — ответил Мурат, его взгляд холодный и проницательный.

— Кира, дай мне то, что ты нашла, — попросил Аяз, протягивая ладонь. Я медленно достала смятый листок.

— Узнай всё в кратчайшие сроки, — поручил Аяз Мурату. Тот молча кивнул и ушёл.

— Люди Марата были в лесу? — прошептала я.

— Не исключено, — ответил Аяз. — Всё, теперь домой. — Он вывел меня из кабинета.

Мы едем по городу, Аяз держит мою руку, вызывая противоречивые чувства. Остановившись у ресторана, он предлагает:

— Пообедаем? — его взгляд хищный, а голос вибрирует, заставляя меня сжиматься.

— Я не думаю, что… — не успеваю договорить, как он уже открывает дверцы машины.

— Доверься мне, — хрипит Аяз, посылая импульс по спине.

Я не могу противиться и выхожу из машины.

Администратор с улыбкой ведет нас к столику, и я теряюсь в меню. Аяз уверенно заказывает, ожидая моего выбора. Я останавливаюсь на стейке и картошке фри — простом, но привычном варианте.

— Ты такая растерянная, — поддевает Аяз, когда мы остаемся одни.

— Не привыкла к таким местам, — честно признаюсь. В глаза его смотрю.

— Привыкай, — отвечает, рассматривая меня так, будто хочет понять каждую мою мысль.

Еда перестала быть важной, внутри сжалась пружина. Я жажду его силы, уверенности, страсти. Улыбка Аяза говорит о понимании, что и радует, и пугает. Его внимание обжигает, словно я — всё, что есть в его мире.

Официант приносит блюда, и я с удовольствием уминаю стейк.

— Я рад, что тебе понравилось, — Аяз улыбается, наблюдая за моим аппетитом.

— Не думала, что так голодна, — смущаюсь, скрывая голод.

— Главное, что я это знал, — продолжает улыбаться.

— Домой? — перевожу тему.

— Можно, а ты хочешь? — он накрывает мою ладонь.

— А есть другие варианты? — бровь выгибается с игривой улыбкой.

Счёт был оплачен, и мы вышли на залитую огнями улицу. Ночной город пульсировал энергией, это чувство переливалось и во мне, смешиваясь с остаточным волнением.