Сердце ёкает, пытаясь ухватиться за эту версию, разжечь в себе жалкость к нему. Может, он сейчас мучается так же? Лежит без сна рядом с женой и думает обо мне? Может, он завтра позвонит и скажет, что всё объяснит, что готов уйти, что я — его настоящая любовь?

Представляю его лицо, такое родное, такое любимое. Усталые глаза. И вдруг — резкий, холодный поворот мысли: а его жена. Она ведь не абстрактная «жена», не злодейка из мелодрамы. Она — живой человек. Какая она? Знает ли? Догадывается? Может, она верит ему, как верила я? Ждёт его дома, готовит ужин, переживает, если он задерживается на «работе». Какой у неё голос? Она любит его?

И в душе поднимается новая буря. Внутри борются два человека.

Одна я — одинокая, израненная, отчаянно жаждущая любви и счастья, — хочу верить в красивую сказку про несчастного принца. Я готова принять любое его объяснение, простить, ждать, бороться за эту иллюзию. Ведь так хорошо же нам было! Это не могло быть ложью!

Но вторая я, та, что воспитанная на книгах и историях о чести и достоинстве, та, что смотрю в зеркало на заплаканное лицо и вижу в нем не обманутую любовницу, а сильную женщину, — эта часть души кричит: «Нет!».

Нельзя быть причиной чужого горя. Нельзя строить своё счастье на руинах чужой семьи. Неважно, счастлив он там или нет.

Я все еще прекрасно помню тот разговор с мамой. Он врезался в память навсегда, будто выжжен раскаленным железом. И сейчас, когда мои собственные чувства и принципы сошлись в жестоком противостоянии, я мысленно возвращаюсь к нему снова и снова, ища ответа, силы и опоры.

Тогда, найдя ту злосчастную квитанцию, я и подумать не могла, что одно мгновение способно обрушить весь твой мир. Потребовались месяцы, чтобы хоть как-то разложить в голове по полочкам обломки прежних представлений о жизни, о любви, о семье. Я поняла, что она устроена гораздо сложнее, чем кажется со стороны, в ней нет черно-белых красок, лишь бесконечные оттенки серого, через которые приходится продираться, чтобы остаться человеком.

А я так хотела, чтобы моя будущая семья была точной копией нашей. Где папа — нерушимая опора, мама — его главная поддержка и советчик, а дом наполнен смехом детей. Я искренне верила в этот идеал. Мои родители, простые люди: отец Сергей Иванович – водитель, мама Ольга Николаевна – воспитатель детского сада – были для меня живым воплощением любви. Они всегда ладили. Я не припомню ни одного раза, чтобы отец повысил на маму голос, не то что что-то серьезнее. Вечерами они были заняты общим делом, все решения принимали сообща, спокойно и с уважением друг к другу. Для меня это и была норма.

И вот в один день мама, видя мою растерянность и боль от находки, села со мной и тихо, без истерик, рассказала правду. Да, был в их жизни тяжелый период. Да, папа уходил. Ненадолго, всего на несколько месяцев, но уходил к другой женщине. Мир перевернулся с ног на голову. Мой идеальный, прочный, надежный папа… оказался обычным, слабым, способным на ошибку человеком.

Но дальше было самое главное, то, что сейчас стало для меня мерилом всех поступков. Мама рассказала не о своей боли — хотя, я знаю, ей было невыносимо больно, — а о том, что заставило ее простить. Она говорила о любви, которая оказалась сильнее обиды. О том, что они оба проделали огромную работу, чтобы собрать нашу семью заново. Она не оправдывала его поступок, нет. Она объясняла мне жизнь. Со всеми ее сложностями, падениями и, главное, — с мужеством подняться, посмотреть в глаза друг другу и дать второй шанс. Они боролись за него вместе.

И они спасли нашу семью. Спасли наши поездки на море к тете Розе, наши смешные драки из-за игрушек, которые потом ради мира между сестрами покупались в двойном экземпляре, и вкуснейшие семейные ужины... Они подарили мне и Машке счастливое, безоблачное детство, оградив нас от своей взрослой боли. Это был их выбор. Их мужество. Их любовь.

И именно этот пример, эта исповедь мамы сейчас выносят мне приговор. Я смотрю на Ростислава – Александра – и понимаю: наша ситуация не имеет ничего общего с той историей. Там двое людей боролись за свой общий дом. Здесь же мне предлагают стать оружием для разрушения чужого.

Я не могу. У меня не хватит на это души. Не потому, что я не чувствую ничего к нему — чувствую, и это сводит с ума. А потому, что я помню лицо мамы, ее спокойный, полный достоинства голос, когда она говорила о прощении. Я представляю себе другую женщину, его жену, которая, возможно, так же верит в своего мужа, как моя мама верила в отца. Я представляю ее боль, ее унижение, ее мир, рушащийся в одночасье из-за его мимолетного увлечения.

Мама простила отца, потому что они были своими друг для друга. Они были одной командой, переживающей кризис. Я же для него — чужая. И он для меня — чужой, потому что его жизнь, его дом, его клятвы принадлежат другой.

Я не могу разрушить чужую жизнь. Не могу встречаться с женатым мужчиной. Это недопустимо. Это предательство самой себя, предательство тех уроков любви и прощения, которые мне подарила мама. Она простила ради семьи. А я что сделаю? Ради чего? Ради сомнительного счастья быть тайной, источником горя для другой женщины, соучастницей лжи?

Нет. Моей маме стоило огромного мужества простить и сохранить нашу семью. Теперь мне требуется свое мужество — чтобы сказать «нет» и отойти в сторону. Чтобы не начать то, что заведомо обречено на чью-то боль. Чтобы однажды, когда-нибудь, я могла с чистым сердцем построить свою семью, такую же крепкую и честную, какую, несмотря ни на что, в итоге построили мои родители. И я буду знать, что поступила правильно.

Следующим утром за завтраком Света с чувством предлагает мне на выбор планы мести.

— Я обдумала ситуацию. — говорит она. — Месть — это блюдо, которое подают холодным. Любая твоя прямая агрессия даст ему возможность сделать из себя жертву.

— Что ты предлагаешь? Я просто хочу, чтобы он понял, что так нельзя.

— Слушай мой план. Первое: находим его жену в соцсетях. Второе: делаем красивый скриншот его нежных переписочек с тобой и скидываем ей на все доступные аккаунты! Анонимно или нет — как захочешь. Пусть у него дома война начнется!

— Нет. Я не хочу ввязываться в драму с его женой, она, возможно, ни в чем не виновата.

— Ладно, проехали. — и продолжает чуть помедлив. — Нужно действовать точечно. Его главная ценность в этой ситуации — его комфорт и ложь, которую он выстроил. Вот план: ты ничего не взрываешь. Ты просто исчезаешь.

— И все?

— Пишешь ему одно-единственное сообщение, сухое и точное: «Я все знаю!». И после отправки немедленно блокируешь его везде. Ты не устраиваешь истерик, не угрожаешь, не выносишь сор из избы. Ты просто демонстрируешь, что ты все знаешь и что он для тебя — просто ничтожество, не достойное даже эмоций.

— Света, я хочу, чтобы он понял, какую боль причинил.

— Тогда самый лучший способ ему это показать — это стать настолько счастливой и яркой, чтобы твоя жизнь стала ему недоступна. Давай сделаем вот что: ты пишешь ему одно финальное сообщение. Не для того, чтобы он ответил, а для того, чтобы закрыть дверь. «Твоя ложь раскрыта. Мне жаль тебя». И блокируешь его. А потом мы с тобой идем и делаем то, о чем ты всегда мечтала — новая стрижка, поездка на выходные, курс танцев. Выкладываешь в интернет самые яркие фото. Твоя прекрасная жизнь — это самое страшное наказание для такого человека. Он поймет, что был лишь жалким эпизодом в твоей грандиозной истории. Это ли не месть?

— Ты права... Лучшая месть — это вообще его забыть и жить дальше.

Подруга неспешно берет в руки свой телефон, смотрит на время.

— Ой, Марьяш, мне уже нужно идти. — произносит Света мягко, с сожалением в голосе.

Она медленно поднимается, подходит к раковине, чтобы помыть свою чашку. И, как бы подытоживая разговор, произносит:

— Ты справишься. Я точно знаю. А если будет трудно — звони сразу, в любое время, я всегда на связи.