И уже стоя у порога и собираясь выходить, Света снова пытается меня вразумить:

— Марьяна, ты же понимаешь, что ты — это увлечение и баловство, а жена и дети – это те, кого он никогда не бросит.

— Света, а ты помнишь, как мы с Ростиком, то есть Александром, познакомились? Ведь я думала, что он — моя судьба! — мечтательно говорю я, пока кручу прядь своих волос указательным пальцем.

— Да, но только никто не представлял, что он окажется женатым. Марьяна, не похож он на твоего суженого, не он твоя судьба!

С этими словами Света уходит, как бы поставив точку. Она уходит, оставляя мне свои советы, уверенность в моих силах и знание, что она рядом.

Я остаюсь одна. Мысли не дают покоя, и каждая из них накладывает на меня дополнительный груз. Я пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом, но эмоции, которые накрывают меня волной, не оставляют шанса на спокойствие.

Я брожу по дому, словно тень, не в состоянии сосредоточиться ни на чем. Ищу утешение в чем-то знакомом, в том, что могло бы отвлечь меня от этих тяжелых мыслей, но все равно чувствую себя одинокой и растерянной.

Каждый звук кажется слишком громким, а тишина — давящей.

Я пытаюсь заняться привычными делами: почитать книгу или посмотреть сериал, но ни одно из этих занятий не приносит мне удовольствия. В голове вертятся слова, которые он произносил, и я снова и снова прокручиваю их, пытаясь найти в них смысл.

Я понимаю, что мне нужно время, чтобы переварить все, что произошло, и разобраться в своих чувствах. Но сейчас это кажется невозможным.

Я так и не ответила на сообщение Александра. Я не знаю, как быть. Разорваться на части? Забиться в угол и плакать? Забыть его номер? Стереть все фото? Нет, начать жизнь с чистого листа. Проще сказать, чем сделать.

К вечеру я чувствую, как накапливается напряжение. Я не могу избавиться от чувства опустошенности и неопределенности. Мне одиноко в своей квартире.

Выхожу на маленький балкон, наблюдаю как струйки дождя стекают по стеклу. Внизу неспешно течет жизнь: прохожие идут по своим делам. Видны только разноцветные круги — зонты. Один зонтик неторопливо двигается в сторону моей любимой булочной. Мир вокруг продолжает жить своей жизнью, а я остаюсь в плену собственных переживаний.

Спустя время улица практически пустеет, но два человека, гуляющие без зонтика, захватывают мое внимание. Надо же… им совершенно не важно, что под ногами у них грязь и слякоть, что они полностью промокли. Они как бы в шутку бегают друг за другом, и в конце концов целуются. Понятное окончание таких игр под дождем, но от всего этого мне становится не по себе.

Я не замечаю, как мои мысли снова возвращаются к нему… «Чем он занят сейчас?» В моей голове родятся и другие, не менее волнующие меня вопросы: «Исчезнуть из его жизни? Пропасть?»

«Нет.» Тихий, но твердый внутренний голос, заглушая хаос, шепчет самое главное. «Нет, бежать и прятаться — не выход. Обязательно нужно встретиться. Взглянуть ему в глаза — уже не Ростику, а Александру — и спросить. Услышать правду из его уст. Не для того, чтобы простить. А для того, чтобы… чтобы самой понять. Чтобы закрыть эту тему. Чтобы больше никогда не возвращаться к этому в мыслях.

Решено. Впереди — тяжелый, неприятный, но необходимый разговор. И только после него, я чувствую, начнется настоящая жизнь. Та, где нет места лживым Ростиславам-Александрам.

Быстро, пока не передумала, беру телефон. Пишу.

Сообщение ушло. «Доставлено». Теперь пути назад нет. Я смотрю на экран телефона, на эти два роковых слова: «Можем встретиться?» — это не просьба, а ловушка, которую я ставлю нам обоим. Я жду ответа, сердце колотится где-то в горле, предательски сжимая его каждый раз, когда телефон мерцает уведомлением. Но тишина затягивается. Час. Два. Каждая секунда - пытка, каждая минута — подтверждение его лжи. Он занят. С ней.

И вот, когда я уже почти теряю надежду и решаю, что он просто струсил и сбежит, телефон наконец вибрирует.

«Да, конечно, давай завтра, любовь моя».

«Любовь моя». Эти слова обжигают меня, как раскаленное железо. Сколько раз он их писал? Сколько раз произносил с тем самым обаятельным, чуть усталым взглядом, от которого таял лед внутри? Теперь я знаю их истинную цену. Они - фальшивая монета, которую он щедро тратил на наивную дуру, коей я и оказалась. Александр. Семьянин. Обольститель. Лжец.

***

И вот я уже сижу на скамейке в городском парке, погружённая в раздумья, которые разрывают меня изнутри. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, рисуют причудливые узоры на асфальте, но для меня мир потерял все краски, став черно-белым и предательским. Его образ не дает мне покоя: этот обаятельный взгляд, эти уверенные манеры, мягкий голос, говоривший то, что я так отчаянно хотела услышать. Каждое воспоминание теперь отравлено. Его смех над моими шутками — расчетливая игра? Его комплименты — отточенная техника соблазнения? Всё это не искренний порыв, а хорошо разыгранный спектакль, где я исполняла роль простушки, поверившей в сказку.

Я увидела его первая. Он идет по аллее, и сердце мое не колотится от радости, а ныряет куда-то в пятки, холодное и тяжелое. Он еще не знает. Не знает, что я знаю. И в этом моя жалкая сила.

Он подходит, и его глаза светятся привычной нежностью, но теперь я различаю в их глубине те самые тайны, которые раньше отказывалась видеть. Тень усталости, может, например, от вчерашнего скандала? Или от искусно сплетенной паутины лжи?

— Марьяна, — он произносит мое имя, как молитву, и садится рядом, его рука тянется к моей. Я не отдергиваю свою. Мне нужно сыграть свою роль до конца.

— Я так соскучился. Ты не представляешь, как тяжело жить без тебя.

Горький комок подкатывает к горлу. «Целует ли он ее с такими же словами?» — пронеслось в голове.

— Мне тоже, — выдавливаю я, глядя куда-то мимо него, на играющих вдалеке детей.

Он что-то говорит о работе, о какой-то встрече, и я молчу, копя силы для главного. И вдруг он замолкает, берет меня за подбородок и мягко поворачивает мое лицо к себе.

— Что-то случилось? Ты какая-то не такая.

В его глазах читается искренняя тревога. Великий актер.

— Со мной все в порядке, Александр, — я делаю ударение на его имени.

Он замирает. Маска на его лице дрогнула, в глазах мелькает смятение, быстрый, почти молниеносный расчет. Он понимает.

— Марьяна, я… — он пытается снова взять мою руку, но я наконец убираю ее.

— Зачем? — спрашиваю я тихо, и мой голос, к моему удивлению, не дрожит. — Почему ты солгал мне с самого начала?

Он не стал отнекиваться, не стал придумывать неуклюжих оправданий. Он просто смотрит на меня, и в его взгляде такая мука, такая отчаянная боль, что на мгновение мне хочется все забыть, поверить, что он — жертва обстоятельств.

— Я боялся, — его голос срывается. — Боялся спугнуть тебя, этот… этот свет, что исходит от тебя. Я встретил тебя и перестал дышать. И мое имя, моя жизнь… все это показалось таким чужим, таким ненужным. Я хотел быть для тебя кем-то другим. Лучшим. Свободным.

— Ты свободен? — шепчу я.

— Нет. Но я буду. Марьяна, я полюбил тебя. Сильнее, чем кого-либо и когда-либо. Ты должна мне верить. Я все решу. Я поговорю с ней. Я все объясню. Просто дай мне немного времени. Обещай, что подождешь. Обещай, что подумаешь.

Его слова льются как целительный яд, проникая в самую душу. Он говорит так убедительно, с такой горькой страстью, что стена недоверия внутри меня дает трещину. Я так хочу верить. Так хочу, чтобы эта сказка оказалась правдой, пусть и с таким трудным началом.

Он смотрит на меня, и в его глазах я вижу не лжеца, а измученного, запутавшегося человека. И я, как дура, как последняя простушка, киваю.

— Хорошо, — выдыхаю я, сама не веря в свое малодушие. — Я подожду. Я подумаю.

Его лицо озаряет такая бесконечная благодарность и облегчение, что он кажется мне мальчишкой, получившим прощение. Он снова берет мою руку, и на этот раз я не сопротивляюсь. Он что-то шепчет, говорит о нашем будущем, о том, как все будет прекрасно, стоит только набраться терпения.